Я просыпаюсь от ужасного холода, омывающего мою кожу и даже кости. Вчера, когда я зашла в свою комнату, мне было ужасно жарко, как-то даже болезненно жарко, поэтому я открыла скрипучее окно и забыла о нем, провалившись в глубокий сон.

Я только проснулась и уже могу детально вспомнить то чувство, которое не покидало меня вчера и, видимо, еще долго меня не оставит. Это чувство на вкус как тот момент, когда вспоминаешь какой-то свой постыдный поступок и пытаешься выкинуть его из головы. Это то, от чего хочется избавиться и больше с этим не сталкиваться.

Я знаю что чувствовала, но я не могла прочитать эмоции принца Чонгука. Он никогда не был для меня открытой книгой, в отличии от меня для него. Вчера, когда он зашел в покои брата, он явно не ожидал увидеть там меня. Я вспоминаю его взгляд, в котором увидела лишь безразличие вперемешку с непониманием. Принц прервал себя на полуслове наверное от неожиданности, которую испытал. Верно, ведь я ни коим образом не должна была сидеть на кровати его брата - первого сына короля и королевы. И я не забуду с каким отвращением он сказал: - Это кто?

Словно не я проводила с ним некоторые холодные ночи под теплым бордовым покрывалом с аккуратными узорами, и словно не я носила купленные им одеяния. Словно не мою свечу нашел король.

Именно тогда мне в голову, а после и во всё тело ударил жар. Ударил большим сильным кулаком с выпирающими костяшками. Я не понимала мое сердце остановилось, или же наоборот, - забилось чаще. Я лишь сказав совсем тихое, еле уловимое "спасибо", поклонилась принцу Хосоку и пройдя к двери на ватных ногах поклонилась и господину Чонгуку.

А сейчас, смотря на обмотанную чистой белой тканью рану, я могу отвлечь себя лишь добротой принца Хосока. Я часто слышала, что он добрый от других, но сама с этим до вчерашнего вечера не сталкивалась.

Переключив внимание с раны на все ещё открытое окно, из которого пробрался в комнату новый поток прохладного осеннего воздуха, я пошла его закрывать. А увидев вдалеке зелёный большой лес невольно улыбнулась. Я хочу снова туда пойти, я была заворожена красотой и запахом, заключивших меня в объятия меня там.

Пытаясь прислушаться к тишине, часы напомнили мне о себе. Мне пора спускаться и готовиться к завтраку для королевской семьи. И тут я понимаю, что мне страшно. Страшно иди туда, к массивному широкому столу из красного дерева, где я встречу двух принцев, в глаза которых не решусь заглянуть. Но, спустившись вниз я заметила лишь спину господина Хосока.
- Твой сын не может даже проснуться, а ты спрашиваешь почему я не хочу чтобы он стоял во главе королевства? - с поднятыми густыми бровями и с вилкой и ножом в разных руках обратился король к жене через весь стол.

Видимо не только я заметила отсутствие принца. - Чонгук не мой сын, а наш, - тихо произнесла королева после минуты молчания и грустного взгляда куда-то вниз.

Госпожа Чон любила сыновей совершенно одинаково и это было всем видно. Точно так же, как было видно, что король относится к младшему сыну очень грубо. Нельзя сказать, что король не любил принца, ведь он как-никак его родная кровь, но он ее никогда не проявлял.

Я только появилась в достаточно широком дверном проеме, когда господин Чон направил на меня свой грозный взгляд, который вызвал у меня неприятную дрожь в теле. - Разбуди его, - обратился он ко мне.
Разбудить? Но... но я никогда не будила принца, ведь это обязанности других служанок. Я даже не знаю как это надо делать. Не потрясу же я его за плечи и не буду кричать, чтобы он открыл глаза и быстро взбодрился. Но раз мне приказал король, то это надо сделать.

Пока я шла к покоям принца, в которых чувствовала себя очень смущенно, я думала над словами господина Чона и сделала для себя вывод, что он абсолютно не прав. Ведь какое отношение имеет ранний подъем к главе государства. Безусловно, глава должен быть серьезным и правильным человеком, но разве он не может просыпаться на несколько ничтожных секунд позже, чем ему полагается? Да и разве не он сам решает что и когда ему полагается?

Дойдя до массивных дверей я невольно (или вольно) вспоминаю нашу последнюю ночь. Вспоминаю с каким трепетом, с какой осторожностью я открывала эти же самые двери, и точно так же клала белую свечку с блюдцем на пол. Совсем беззвучно. Когда я была заворожена огромной луной, я не могла думать ни о чем. Но после, принц стал подходить ко мне словно лев за добычей, и я в следующую же секунду затряслась в его крепких венистых руках, что удерживали меня от падения из-за слабости в ногах. Господин Чонгук убирал прядки волос с моего оголенного из-за легкого халата плеча так, будто они белое перышко, взявшееся из ниоткуда и заслонившее важное слово на страничке книги, тем самым мешая прочитать его. Но чтобы прочитать меня целиком и полностью принцу не мешало ничего. Не мешала я. Потому что не хотела.

Но вместе с этим, крутя в голове вопрос "Это кто?", я рассыпаюсь на крохотные и острые куски стекла. Даже на более мелкие, чем были на полу после падения хрупкого бокала. Но мне было больно за себя даже не из-за этих слов, а из-за того, что делая из меня маленькие куски стекла так неосторожно, принц составляет из них часть себя, но на него это никак не влияет.

На секунду прикоснувшись ладонью к сердцу, которое благодаря воспоминаниям бешено билось, я переместила ее на ручку двери и набравшись решительности дернула ее, отодвигая дверь от себя.

В уши и в глаза бросается боль. Чистая девственная боль.

Я знала, что не являюсь для него никем особенным, но во мне жила надежда. А надежда это неплохо. Надежда это невинно.

Я знала, что не являюсь единственной кто чувствует его руки на себе, кто чувствует на груди его поцелуи, кто вслушивается в его тихое сопение.

Да и скорее всего эти дорогие одеяния, которые я задеваю взглядом каждый раз, когда вхожу в свою комнату, он подарил не мне одной.

Просто... Одно дело знать, что он проводит ночи с другими, но другое увидеть это по-настоящему. Своими широко распахнутыми глазами.

Принц лежал на кровати полусидя, пока какая-то девушка с прикрытым покрывалом телом до поясницы почти что прыгала на нем. Хоть и мой разум и мои глаза были растеряны и запутаны в первые секунду, но уши заставили взять над собой контроль и не продолжать там стоять как глиняная статуя. Вернее услышанные мною стоны, которые так неаккуратно резали слух заставили меня прийти в себя.

Слышать и видеть это конечно разные вещи, и это так глупо, что для меня не секрет, что господин Чонгук принадлежит не мне, и никогда не будет принадлежать мне.

А еще, я не забуду его взгляд в момент, когда я увидела их. Я пару секунд стояла на месте, но он лишь посмотрел мне в глаза и прикусил свою нижнюю сухую губу. А та девушка и вовсе не заметила мое присутствие, ведь звук скрипучей открывающейся двери она полностью заглушала стонами. Да и впрочем и он не дал ей знать, что они здесь не одни.
В итоге, когда я с трясущимися руками и с затуманенным из-за резкого потока слез глазами шла в комнату, я могла чувствовать лишь больное сталкивание сердца со стенками в грудной клетке, и могла крутить в голове вопрос: «Могут ли его сухие бледные губы означать то, что он не целовал ее?»

Проведя небольшое время наедине с собой, в очередной раз разглядывая дорогие туфли, я смогла немного прийти в себя. Я должна продолжить свою работу. Мне сказали разбудить принца, а сама исчезла. Конечно он может и не спал, но... Я то должна была вернуться.

Когда я встала с кровати, поняла, что все силы потратила на слезы. Время очень раннее, а по мне можно было уже сказать, что выгляжу так, словно проработала два дня без намека на отдых.

Я действительно устала. И самое ужасное то, что устала от себя самой. Разве я для себя похожа на женщину с древнейшей профессией, которых в наше время полным полно? Сейчас я отвечу нет. Но ведь на деле... Но... Я не продаю себя за деньги кому попало! Я отдаюсь только лишь ему... Потому что я влюблена словно маленькая девочка. Я не скажу об этом вслух, и даже буду стараться не думать об этом. Но голова, которой думают и рот, которым говорят это не сердце, которым чувствуют. И от этого не убежать.

- С каких пор люди заходят в мои покои без предупреждения? - услышала я, попав в длинный коридор, немного освещаемый керосиновыми лампами, висящими на стенах. Конечно я сразу узнала его голос и сразу вникла в суть вопроса. Но что отвечать на него?

Мне казалось, что мои глаза очень ослабли и они готовятся к новому потоку слез, но ведь так нельзя. Нельзя так пускать слезы перед Его Величеством. Я всего лишь служанка.

- Извините, Ваше Величество. Такое больше не повторится, - еле как сказал я, ощущая его приближение спиной. Я ведь до сих пор не поклонилась и даже не повернулась. Я обратилась к принцу стоя к нему спиной. И я поняла это уже поздно.
- Не привык к тому, чтобы разговаривать со спинами людей, знаешь ли.

Да, господин Чонгук тоже заметил мое неправильное поведение по отношению к нему.

- Я... Извините меня, - почему мой голос был таким слабым и тихим? Особенно по сравнению с голосом принца.

Я наконец-таки повернулась и поняла насколько близко находился господин Чон. Он буквально дышал в мои волосы, впрочем, находился бы он дальше - не услышал бы мои невнятные говоры под нос. - Извините меня, Ваше Высочество,- сказал принц мне прямо в правое ухо немного наклонившись ко мне. Мне кажется я могла услышать его сердцебиение... Или оно принадлежало мне?
- Ч-что? - чувствуя как господин убирает своим указательным пальцем прядку моих волос спросила я, ведь совсем не поняла его слова. Мой разум был целиком и полностью затуманен его длинными пальцами, строгим голосом и дыханием, которое ощущала всем телом
- Ты должна была сказать «Извините меня, Ваше Высочество»,
- уже отдаляя свое лицо от моего произнес он, кладя руки на мою талию. Я заметно вздрогнула. Ведь я в его руках. Принц держит меня сильными руками не подозревая о том, что если отпустит я упаду. Упаду не только на пол, упаду в бездну, где живет только грусть, отчаяние, боль, печаль, мучение. В бездну, где я не найду его.
- Я люблю, когда ты называешь меня «Ваше Высочество». Пожалуйста, не играйтесь со мной. Я лишь смотрю ему в глаза, показывая растерянность, и господин Чонгук делал то же самое, только вот совсем безэмоционально.
- Зайди ко мне сегодня вечером,
- произнес он после того как провел по моей линии подбородка большим пальцем. Я не знала что ответить и следует ли вообще что-то отвечать. А он ушел, оставляя меня один на один со своими мыслями.

Как бы сильно я не любила его, и как бы сильно я не хотела почувствовать его губы на своих... Он пах женщиной. Он пах для меня до жжения в груди неправильно и обидно. Это было не чем-то конкретным, но это просто было. И этот шлейф от запаха другой заставлял меня у себя же в голове ответить: «Извините, я сегодня должна поработать до ночи...». «... Ваше Величество»