Резкие высказывания людей подобны острому лезвию самого искусного ножа. Они медленно и болезненно ранят человеческое сердце, оставляя на нём кровоточащие раны и рубцы, из которых просачивается свежая кровь.

Ким Намджуну нравится ранить людей таким способом. Ему доставляет удовольствие причинять окружающим боль, но он ненавидит, когда люди пытаются сделать то же самое ему.

Джун слишком нетерпелив и резок, ему ничего не стоит даже убить человека, и послужить этому может любая мелочь, каким-то образом не понравившаяся парню. И ведь Намджун мог бы себе позволить такой безрассудный шаг, если бы не одно «но»...

Всякий раз, когда подобное случается, он растворяется в зимнем воздухе невидимыми испаринами горячего дыхания Ким Тэхёна, поэтому скрывается во тьме заснеженных улочек Сеула. Скрипя зубами, сжимая ладони в кулаки, он просто смотрит на таких отвратительных по его мнению людишек, то и дело одаривая каждого заметившего его тёмный силуэт взглядом изощрённого безумца.

Сегодня кому-то не повезло: он задел Намджуна сначала осуждающим взглядом, а потом своими омерзительными словами.

— Что за урод стоит на территории нашей улицы? Тебе, что-ли, жить надоело? — глядя надменным взглядом на лицо Джуна, произнёс неизвестный.

— Урод сейчас стоит передо мной! Неужели мама не научила с незнакомыми людьми вежливо обращаться? Сволочь, хватит пялиться на меня! Даю тебе десять секунд исчезнуть из моего поля зрения! Раз, два, три, — Ким наклонил голову влево, потом вправо, размял обомлевшие от холода руки и выплюнул куда-то в белоснежную пучину снега свой последний чупа-чупс. Удар, второй, третий, и незнакомец, который сам нашёл свою беду, лежал весь в крови, фонтанировавшей из его носа и смешавшейся со скрипящим снегом.

— Игра окончена, сосунок! — прозвучало тихим шёпотом в обжигающем зимнем воздухе последнее изрекание Намджуна.

Киму претит мысль о том, что Тэхён снова будет ходить по проспектам и улочкам Сеула, одаривая прохожих своей непосредственно детской улыбкой и бесконечно пылкими добрыми поступками. Но иногда, от долгой «голодовки» по свежей человеческой крови и из-за косых взглядов в его сторону, он не в состоянии себя контролировать.

Намджун далеко не урод, у него приятные черты лица: искрящиеся тёплым светом ямочки на щеках, довольно красивые медового цвета глаза, пухлые бледно-розовые губы, но есть в его натуре что-то... что вызывает омерзение у людей. Какая-то таинственная скверность, неискренность, мерзость и гнилость.

Вот только это не самая страшная проблема в жизни Ким Намджуна, ведь, по сути, он всего лишь злая шутка какого-то зазнавшегося гения. Всего лишь проекция. Одна из самых сокровенных частей натуры, живущих в Ким Тэхёне, но одновременно ему не принадлежащая.

Тэ лежит рядом с обмякшим телом избитого Джуном парня, зачерпывая ладонями комки грязно-алого снега. Он понимает, что бокал его сердца уже наполовину пуст, что личность Намджуна скоро выпьет его целиком. Понимает, что когда-нибудь, возможно, очень скоро, он не сможет ничего сделать.

Ким Тэхён лежит на снегу, жадно хватая ртом холодный февральский воздух. Сейчас ему плевать на слабое здоровье и на тонкую куртку, которая почти не согревает. Плевать на то, что не щадящий мороз пробирает до костей. Плевать на непонятные вопли парня, попавшего под раздачу Намджуна.

У Тэ слишком сильно ноет сердце, ведь на нём бесчисленное множество ран и обид.

— Зачем так жить? Если у меня нет должного тепла, нет любимого человека, и всё, о чём я так мечтаю — это избавиться от второго «я»? — он продолжал лежать на снегу на всё той же тёмной улочке, а по лицу медленно, будто улитка, катится солёная слеза, замерзающая под влиянием зимнего воздуха.

— «Всё достало», — прошмыгнуло в голове парня, и его тёмно-карие глаза, смотревшие на ночное небо, тихонько закрылись.

Зияющая пустота в сердце Ким Тэхёна уже давно покрылась расписными узорами паутины. Его изнурила излишняя опека родителей и достала напряжённая суетливость будней. И даже довольствуясь чем-либо, он не чувствует должного наслаждения.

Излюбленная работа уже не приносит прежнего счастья, не заполняет сердце и душу теплом как когда-то раньше. К тому же в сердце Тэхёна нет места для любви. И, возможно, именно поэтому иногда от него веет туманной прохладой с привкусом мяты.

Ким хочет покончить с этим раз и навсегда, окунуться с головой в бездну и исчезнуть, ведь он всё равно стоит на краю пропасти, которая вот-вот его поглотит, не оставив после этого ни намёка на его существование.

Тэ не может поступить по другому, ведь он безумно устал от этих игр подсознания, от постоянных перевоплощений в совершенно другого человека, от ежедневной дозы ужасающей боли в груди.

«Мне очень хочется быть живым, наслаждаться природой, дышать полной грудью, любить и быть любимым, получать удовольствие от своей жизни. Но боюсь, что моя судьба меня сломала...»

Продрогший до кончиков пальцев Тэхён приказал себе подняться, заставил себя идти вперёд. Сегодня он не будет колебаться, он решил, что разобьётся об лёд. Он хочет погибнуть красиво, сохранив своё обворожительное лицо, свою добрую натуру, сохранив самого себя. И пусть, возможно, он разобьётся как фарфор, разлетаясь на сотни кусочков, но зато он себя спасёт, доведёт свой рассказ до заключительной точки.

Тэхён подошёл к мосту. Сейчас он полетит, как птица, расправив сломанные крылья без права возродиться подобно фениксу из потухшего огня своей израненной души.

Ким уже стоит на краю пропасти, сжимающей свои огромные руки где-то на шее парня. Тэ готов сделать последние шаги и юркнуть вниз...

Он запускает свои длинные, изящные, но уже посиневшие от холода пальцы в волосы, медленно взъерошивая их. Делает последний шаг и, отстраняя руки от головы, летит плавно размахивая тонкими аристократичными руками-крыльями. Перед глазами кинолентой старого чёрно-белого кино проносится его не особо длинная жизнь, начиная от первой юношеской любви, заканчивая его мучительной жизнью на двоих.

— Я рад, что сумел написать ей письмо, что успел его отправить. Я надеюсь, что она простит, и боль в сердце её оставит... Прости меня, моя первая и последняя в жизни любовь.

«Ёнджи, прости. Прости, что бросил тебя тогда, но это было слишком невыносимо для меня. Я не хотел, чтобы бабочки в моём животе достались кому-то другому. Я был слишком жадным.

А ещё, знаешь, мне было очень страшно, что секрет моего существования раскроется. И было слишком сложно принять тот факт, что у меня раздвоение личности, что во мне живут две сущности, два совершенно разных человека, и что, узнай ты про Намджуна, ты бы оборвала нашу с тобой связь.

Поэтому я первым поставил точку в наших отношениях, первым погасил очаг нашей с тобой любви. Мне пришлось многое вытерпеть, потому что я смотрел на тебя издали каждый день, отчётливо понимая свою глупость, ведь эти бабочки в моём животе зарождались вновь и вновь, раз за разом поражая моё сердце в самые глубины, заставляя любить тебя ещё сильнее. И чем больше была моя любовь к тебе, тем слабее и уязвимей я становился для Намджуна.

А потом... Потом я уехал с острова Чеджу, заперев свои чувства на замок и спрятав их в самый отдалённый уголок своего сердца. Тут, в Сеуле, я пытался найти утешение в других девушках и работе. И, знаешь, казалось, что это помогало. Вот только так лишь казалось. Я постоянно думал о тебе, о нас, и о том, как бы всё было, если бы не моё проклятье — Намджун. А Джун нагло пользовался моей слабостью, добродушием и мягкостью. Он делал вещи, за которые становилось стыдно, и от которых было страшно.

Я решил написать тебе это письмо, чтобы ты, наконец, узнала. Узнала, что я любил тебя. Любил тебя всем сердцем, всей душой. Любил так, как никто другой.

Ёнджи, прости меня за ту боль, которую я причинил тебе! И пусть это будет дикой наглостью, но не забывай меня. А я не забуду тебя.

Твой маленький вишнёвый мальчик...»

Не позволю.

Тэхён убивает бабочек внутри себя одну за одной. Душит ещё в утробе, ломает в коконе, так и не позволив расправить им свои бархатные крылья. Он пытается искоренить их из своего сердца, но тщетно, ведь они заполняют его зияющую пустоту вновь и вновь.

Эти мёртвые бабочки в мёртвом теле заполняют пустоту сердца. Тэхён мёртв, и от этих бабочек ему больше никуда не деться. Желание делить этих бабочек с кем-то не вызывало у него особой радости, ведь Тэ так тщательно скрывал их от всех, особенно от Намджуна. Но теперь их безжизненные тела переполняют Тэхёна.

Очень скоро небо откроет персиковую палитру красок рассвета. Бабочки внутри Кима вновь обретут жизнь и, расправив свои нежные крылья, сотканные из любви и сожалений, полетят к той, ради которой были рождены. Они навечно станут частью её души, оберегая и согревая последними осколками чувств Тэхёна.