Марк целый день сторонился друзей и ходил зашуганным по колледжу. Другие студенты, безусловно, заметили это, но решили не лезть в личную жизнь парня, и если он захочет, то сам расскажет, в чем дело.

Ли елозил по деревянной сидушке стула, от нервов все чесалось, а вместо требовательного тона преподавательницы он слышал лишь блядский шепот Дохёка и это его «хён, хочешь, изнасилую?». В голову предательски лезли неприличные навязчивые мысли. Брюнет представлял, как демон, по привычке, вновь залезает на него сверху, одаривает его кожу поцелуями своих пухлых и наверняка пьяняще-сладких губ, в то время как будет медленно снимать футболку со старшего, которую, в конечном счете, отбросит очень далеко и потом навряд ли найдёт.

Как-то на паре он вообще потерял ту самую грань между фантазией и реальностью, случайно ступив на вторую, и прям вслух, на всю аудиторию прокричав: «хватит!». Марк, горя со стыда, судорожно собирает трясущимися руками тетради, пихая все в свой рюкзак, наспех комкая всё внутри, без разрешения вылетает из кабинета. Он бежит, на ходу закидывая рюкзак на правое плечо, бежит без оглядки, не жалея сил, останавливаясь лишь на самом углу красного кирпичного здания. Ли облокачивается спиной на стену, по коже проходятся еле ощутимые мурашки от соприкосновения с холодным кирпичом, и тот крючится, ладонями опираясь на коленки, чтобы перевести дыхание.

Придя домой, парень в психе откидывает свой рюкзак на пол прямо в прихожей, заворачивая в свою комнату. Он падает на корточки, усаживаясь на мягком ковре молочного цвета, чувствуя спиной кровать, подбирает колени, обнимая их обоими руками, и прячет в них своё лицо.

Ну почему, почему же ты так жесток ко мне? Почему упрямо не вылезаешь из моей головы, продолжая пленять своим нежным шёпотом?

Отрицание непонятных чувств подступает к горлу, выплескиваясь солеными и редкими слезами наружу, что стекают по его остро-очерченному подбородку вниз. Марк их быстро вытирает, словно боится, что кто-то может их увидеть, а ему этого очень не хотелось, потому что для него слезы – слабость, а когда человек показывает свои слабости, он становится жалким. А жалость – самое отвратительное чувство.

«Прочь. Из моей. Головы! – членораздельно, громко, так, что, наверное, эти слова услышали даже соседи, произнес Марк, выкрикивая это куда-то в пустую комнату, зарываясь длинными пальцами в прядях цвета жидкой нефти, пытаясь спрятаться от ни на минуту не покидающих мыслей о демоне, и прошипел в колени. – Специально, назло тебе, рыжему чертёнку, целую ночь не буду спать. Выпью несколько банок энергетиков, оббегу весь ночной Инчхон, но не сомкну глаз, клянусь!». А Ли привык всегда держать своё слово.

Застегивая свою спортивную кофту, брюнет выбегает из квартиры и так по-детски съезжает по выкрашенным перилам, ловко приземляясь на ноги. Улица поприветствовала холодным ветром, но Марку с детства больше нравился холодный климат, а еще это сочетание с шелестом густой кроны деревьев над головой – просто безумное сочетание, позволяющее забыться и выкинуть из головы даже самые беспокойные мысли. Он пробежал мимо низенького дерева с тонким стволом и бледно-розовыми лепестками и улыбнулся – совсем скоро настанет время цветения вишни, а это воистину прекрасное явление, которое должен увидеть каждый человек на земле. Потому что ради него стоит жить.

Вернулся Ли лишь через час, но вместо того, чтобы лечь спать, он выпил чашку кофе и пошел принимать душ, после чего лег на кровать и стал читать любимую книгу, до которой в последнее время все никак не доходили руки.

То ли времени уже было так много, то ли эта дикая усталость в теле делала своё дело, но именно в этот раз словно сама судьба посмеялась над бедным студентом – кофе не помогал, а душ, вместо того, чтобы освежить, лишь разморил его, в результате чего парень, что так старался держаться бодрячком, к четырём часам утра не выдержал, заснув прямо с книжкой на груди.

Но он это зря сделал. Потому что, как оказалось, сны становятся в тысячу раз реалистичнее, когда идёшь наперекор своему режиму. А ещё когда всю ночь старался выбросить из головы одного демона с копной густых рыжих волос, но, вместо того, чтобы искоренить эти мысли, стал думать о нём ещё больше.

Марк уже настолько свихнулся, что буквально чувствует на себе эти пухлые уста, что с такими пошлыми причмокиваниями терзают его онемевшие губы.
Стоп.
Онемевшие?

Когда глаза цвета горького шоколада открылись, в нескольких сантиметрах от своего лица он увидел того самого парня с рыжей макушкой, на чьих губах красовалась уж больно хитрая улыбка.
Марк попытался шевельнуться, но все было тщетно. Всё-таки не приснилось.

— Вот мы и снова встретились, хён, — он шёпотом смеётся, щекоча своим тёплым дыханием ухо старшего, но тот даже пошевелиться не смог. — Ты ведь ждал меня, да?

Чёрт. Марк в дерьме.

Студент уже давным давно потерял ту самую тонкую грань между сном и реальностью, поэтому даже не понимает, это всё чары сонного паралича или же ночной кошмар. Хотя... можно ли это назвать «ночным кошмаром», если, сам того не понимая, ему хотелось скорее пропасть в этом самом кошмаре? Хотелось вновь ощутить чье-то тело поверх своего, увидеть этот невинно-соблазняющий взгляд, ощутить его прикосновение..?

Казалось, в этой тишине можно было услышать их сбитое к чертям сердцебиение, и любой звук, произведённый в этой комнате, отражался от стенок, оглушая слух.

Демон становился все нахальней и вольней, и поэтому без какого-либо согласия оставлял влажные поцелуи в хаотичном порядке по лицу Ли, аккуратно прикасаясь губами, шепча, что очень по нему соскучился, что боялся, что они сегодня не встретятся. А Марк лишь смотрел на него и чувствовал, как его мир делится напополам. Чувствовал, как внутри в области сердца что-то распускается, и этому чему-то хочется петь. Тихую и грустную песнь. Грустную, потому что всё это иллюзии его воспалённого ума. Тихую, потому что об этом не хочется кричать, не хочется, чтобы кто-то узнал (даже сам демон), что в эту самую минуту Марку хочется точно так же прикоснуться к щеке Хёка, ощутить его тепло на своей ладони, поцеловать в ответ.

Когда именно этот несуществующий демон сумел подчинить себе его неприступное сердце?

Донхёк отводит свой чарующий взгляд, исследуя чужое тело и ловя себя на мысли, что на нём слишком много одежды и было бы неплохо от неё избавиться.

Но ведь нужно разрешение хёна...

— Ты сильно испугался прошлой ночью и резко проснулся, так и не ответив на мой вопрос... — Донхёк прошептал эти слова с мягкой улыбкой на лице, поглаживая большим пальцем правой руки щеку лежащего. — Что скажешь?

Глаза цвета тёмного шоколада распахнулись от удивления, они и так были большими, а теперь стали ещё больше, в них отчётливо можно было прочитать явное и словно кричащее «нет».

Нет, Донхёк, пожалуйста, не надо.

Потому что им обоим известен исход.

Потому что Ли не может двигаться, и этот рыжий черт может воплотить с ним все, что заблагорассудится, а тот даже пошевельнуться или отказать не сможет.

— Да что ты говоришь? — демон саркастично усмехнулся. — А вот твой маленький друг твердит об обратном...

Парень мгновенно нащупал выпуклость на одежде и, надавив рукой, сжал в ладони вставший член, чувствуя еле-ощутимую пульсацию сквозь одежду. В глазах Марка потемнело, он мгновенно зажмурился, чувствуя, как крючится душой, а тело продолжало лежать неподвижно. С его губ чуть не слетел полустон, но брюнет вовремя сдержался, быстро смекнув, чего тот хочет этим добиться. Не дождётся.

Точно дитя адово. Потому что только там могут такими способам выманиваться то, чего так хотят.

А впрочем... кому нужны эти разрешения?

Явно довольный своими действиями (это стало понятно по его ехидной улыбке), Донхёк пощадил своего хёна и отпустил руку, забираясь ею под вязаный свитер Ли, считая линии на его тренированном торсе, в то время как тот мерился со своей участью.

Нет, он не хочет этого. Он не хочет Донхёка.

— Ты врешь! — словно прочитав его мысли, прошипел ему в ухо демон, тут же прекративший свои действия и явно разозлившийся внутренним голосом парня.

Глупый Марк. Разве тебя не учили в детстве, что не буди лихо пока оно тихо..?

Рыжий мгновенно, и так остервенело садится на бёдра старшего, после чего мертвенной хваткой вцепляется в горловину свитера, и находит в темноте чужие губы. Донхёку очень это всё не нравится, не нравится, что Марк пытается строить из себя правильного мальчика, что пытается выкинуть его из своей головы, делает все, чтобы не заснуть, сдерживает свои звуки, будто ему не хорошо... А Донхёк не хочет, чтобы это продолжалось, не хочет, чтобы Марк сдерживался, ему, блять, хочется, чтобы он стонал под ним, во все горло, срывая голосовые связки.

И он сделает все, чтобы услышать стон своего хёна.
Именно поэтому с силой начинает елозить прямо по паховой области, ловя губами эти едва слышимые звуки.

Но ему хочется громче...

— Ты всё врешь, — словно мантру шепчет Хёк, отрываясь от уст старшего, спускаясь пухлыми губами все ниже и ниже, покрывая короткими поцелуями шею, в то время как Марк невольно закатывает глаза от внутреннего трепета. — Потому что я слышу твоё сбитое сердцебиение, — он языком проходит по яремным ямочкам, не забыв оставить на одной нехилую алую отметину, больше похожую на дождевую лужицу крови на бледном асфальте кожи, от чего Марк щурится от непривычных ощущений. — Потому что я слышу твои мысли, я слышу, что ты хочешь меня, Марк. Хочешь, чтобы я отымел тебя на всех плоскостях этой гребаной комнаты. Хочешь так, как никого другого...

Демон потихоньку и очень гибко отползал назад, плавно спускаясь поцелуями к животу, подушечкой пальца очерчивая линии кубиков и усмехаясь про себя, что этот парень один из тех, кто в одежде выглядят дрыщом, а на деле заставят тебя локти кусать от зависти и захлебнуться слюнями предвкушения. Так коварно с его стороны.

Марк в свою очередь лежит и пытается подавить в себе эти томные вздохи и выдохи, но у него очень плохо получается. Ведь Донхёк делает абсолютно все, выбивая своим блядским языком и этими непозволительно-пухлыми губами из него всё приличие и сдержанность.

Он наблюдает за действиями рыжего, который явно желает ни одного места оставить нецелованным, прикасаясь устами к каждой клеточке тела, опаляя своим горячим дыханием и прогоняя накрывающую океаническую волну мурашек с ног до головы.

Нет, это все не может быть правдой. Демоны должны душить, отбирать жизни, а он, вместо этого, душит парня не руками, а своими поцелуями.

— Ты ведь думал обо мне, да, хён? — в тот момент голос демона был полон надежды, и тот с неким трепетом и нежностью положил руку на щёку брюнета, переходя на шёпот, а его руки поползли по всему телу, очерчивая розоватые ореолы под свитером. — Ты думал о том, что я буду тебя трогать?

Марк был готов сейчас провалиться сквозь землю, ему казалось, что его всегда бледные впалые щеки сейчас краснее спелых помидоров. Хотелось спрятаться туда, где его бы не нашёл этот засранец, который так бесстыдно его смущает.
Потому что он, черт бы его побрал, прав.

— Ну, где и как? — казалось, что это все игра, явно очень заводящая Донхёка и будоражащая его несуществующую кровь, ведь иначе голос этого чертика не был бы таким спокойным и нерасторопным.

Но Марк не спешит с ответом. Он и не может говорить, зато Хёк читает каждую его мысль, поэтому от него ничего не скрыть, и Ли ничего не остаётся делать, кроме как бить себя в душе по лицу за всю эту глупую и очень смущающую ситуацию.

Демон руками закатывает свитер, поднимая его выше, и проводит по линии живота языком, спускаясь все ниже и ниже, доходя до плотной резинки и вслух усмехаясь: «ты представлял, как я тебя трогаю здесь?».

Решительный и уж больно хитрый взгляд Донхёка пугает юношу, а этот вопрос вводит в непонятный ступор, ещё пуще прежнего вгоняя в краску, но тот и среагировать не успевает, когда чувствует что-то влажноватое — тот проводит языком по всей длине вставшего члена прямо поверх ткани боксёров, при этом ехидно улыбаясь и тайно наслаждаясь стонами, что в конечном итоге предательски слетели с губ Марка.

«Пропади всё пропадом!» — подумал про себя Ли, желая прикусить губу до крови, настолько ему сейчас было неудобно за свою, пускай и естественную, реакцию.
А ведь хотелось большего.

Его действия, поцелуи, такие бережные и заботливые поглаживания под футболкой, по бедрам — все это словно пьянило. Или сводило с ума.

Марку хотелось точно так же к нему прикоснуться, хотелось, чтобы Донхёк не останавливался, заходя всё дальше и дальше, стирая все грани дозволенного, хотелось стать дождевой каплей, чтобы упасть и раствориться в бескрайнем темном океане его глаз цвета беззвездного ночного неба.

Если все люди испытывают подобное под воздействием сонного паралича, если все это сон, тогда Марк не хочет просыпаться.

* * *

Утром этого же дня парня с волосами цвета жидкой нефти обнаружили мёртвым. Удушье.

Никаких отпечатков. Никаких признаков пребывания посторонних людей, кто мог бы задушить жертву. Лишь покраснения по всему телу, больше похожие на засосы. И алое пятно на шее, со стороны напоминающее бабочку.

❀❀❀ К О Н Е Ц ❀❀❀