После того случая прошла неделя. День сменяла ночь, с каждым принятием сиропа температура становилась все меньше, и, в конечном итоге, Марк выздоровел. С одной стороны нужно радоваться, ведь такой парень, как он, ненавидит прогуливать учебу, а из-за своей болезни Ли пропустил целую неделю, и теперь ему явно придется работать напропалую, но его это вовсе не пугало. Намного больше студента напрягало то, что за всю неделю с того случая его ни разу не коснулся сонный паралич, словно никогда его и не было, и Ли ему вовсе не подвержен.
Соответственно, Донхёк (так он назвался в прошлый раз) не появлялся тоже.

Вся эта ситуация не нравилась Марку и вводила в некое заблуждение, потому что он ведь не глупый, понимает, что демон не стал бы писать свое имя на зеркале, если бы не захотел возвращаться вновь. Только вот, какой у него мотив? Зачем он постоянно приходит к брюнету, если, как выяснилось, даже не пытается убить? Чего хочет этот рыжий чертенок?

Друзья прекрасно видели, что с этим парнем творится что-то неладное, потому что Ли никогда не ходил таким задумчивым, еще никогда его так что-то не тревожило. А тревожили Марка именно свои мысли. Потому что он не понимал, почему эта ситуация так беспокоит его сердце, почему он словно раздосадован тем, что Донхёк к нему не приходит. Так глупо, ведь все, что ты видишь в сонном параличе, все, что тебя окружает – все фальшивое, ненастоящее, то, что ты придумал в своей голове, ночной кошмар, иллюзии, значит, и этот демон тоже сплошная иллюзия.
Самая настоящая иллюзия в его серой студенческой жизни.

«Иллюзии...» – вслух произнес юноша, сидя у себя дома и делая домашнюю работу. Марк ерзает на стуле, засовывая в рот пластмассовый наконечник шариковой ручки, все время отрывается от конспектов и озирается по сторонам, как пугливая школьница, опасаясь, что кто-то наблюдает за ним из темного угла, прячась в большой расщелине между стеной и огромным книжным шкафом. Хотя, правда ли он этого опасался, или, скорее, хотел, чтобы это оказалось правдой?

Парень с угольно-черной макушкой все не мог сосредоточиться, игрался со своими короткими прядями, отвлекаясь на малейшие шорохи. Любые звуки он принимал за что-то потустороннее, пока в один момент не понял, что это его кот играет с когтеточкой, и, решив, что если продолжит в таком духе и не возьмёт себя в руки, тогда так точно станет психом, а позволить какому-то выдуманному демону взять над собой верх и благодаря нему загреметь в психушку Марк не позволит.

Когда веки уже начали тяжелеть, Ли дописал последнюю строчку конспекта и выключил компьютер, потирая покрасневшие глаза от яркости экрана. Взор уже становился мутным из-за перенапряжения, и тогда парень безжизненно плюхнулся на кровать, чувствуя те самые кайфовые ощущения облегчения, когда целый день куда-то ходил, чем-то занимался, а потом, под конец дня, наконец-таки, вытягиваешь ноги.

Он не помнит, сколько прошло времени с того самого момента, как юноша сомкнул веки, возможно, часа два или три, но отчетливо помнит, как вновь проснулся (как ему показалось) от того, что его звали.

Марк... Марк... Марк...

Сначала шепот был слишком тихим, чтобы распознать чей он и о чем вообще говорит, он словно эхом отскакивал от стенок, растворяясь своим тонким и чистым, как колокольчик, звучанием в этих четырех стенах, но потом становился все ближе и привычней, до тех пор, пока Марку не составило труда угадать обладателя этого голоса.

Весь пиздец с ним всегда начинается с того, что он слышит чей-то голос, и совсем не важно чей, все равно потом случается пиздец, и, как оказалось, к этому даже можно привыкнуть, но не к Донхёку. Каждый его визит для Ли словно первый, и то ли все дело в этой атмосфере, сливающейся воедино с необычными ощущениями в его теле, то ли в этом голосе, который абсолютно точно обладает демонической силой, иначе нельзя объяснить притягательность, сексуальность демона-развратника в этом дьявольском шепоте и невинную чистоту тонкого по звучанию колокольчика одновременно. Адское месиво, пред которым даже Марку (отличающемуся своей отрешимостью) не устоять.

Донхёк приходит, в прочем, как и всегда, негаданно и нежданно, но не перестает удивлять брюнета своим эпичным уходом, и это вызывало в подростке интерес, мол, что же он выкинет на сей раз?

Необъятный, как раньше казалось, страх потихоньку, медленно, скрипя педелями, перерастал в азартную игру, заставляя онемевшее тело биться в невидимых конвульсиях души уже не от страха, съедающего по крупицам, а от нетерпения, которое поглощало с каждым появлением демона все больше и больше, подобно захлёстывающему цунами.

Донхёк, словно услышав мысли парня, усмехнулся вслух, и, развернувшись, как и в прошлый раз, вновь пошел рассматривать комнату. В этот раз тут было не так аккуратно убрано, потому что студент был слишком сонный, чтобы разгребать свой хлам на столе из кучи скомканных листов бумаги и пары жестяных баночек из-под энергетиков, решив оставить все на завтрашний день.

«И чего он опять шастает туда-сюда? – подумал про себя Марк. – Что, в прошлый раз не насмотрелся?».

Сегодня для студента все обошлось намного спокойнее, чем могло бы быть, нервы уже не так сдавали, хоть на душе все по-прежнему волнительно и можно было ощутить, как еле дрожит сердце, как колышутся его невидимые струны души, ведь, черт, кажется, брюнет все-таки его ждал.

Наблюдать отсюда, со стороны, было тоже не так уж и плохо, потому что, если приглядеться, то можно рассмотреть примочки, присущие только этому демону. Эта развязная, такая неторопливая походка явно давала понять, что Донхёк непоколебимый, и если ему что-то не понравится, то тебе лучше поберечься и бежать, куда глаза глядят, иначе он за себя не ручается.
Или это просто у Марка свой образ типичного демона в голове, возникший по мотивам дорам и сказок, что ему мама рассказывала в детстве перед сном, чтобы пощекотать нервишки.

А потом вся мебель кончилась, и единственное, что осталось Донхёком нерассмотренным, это неподвижное тело Марка. Дыхание у второго тут же участилось, потому что этот, казалось бы, такой невинный взгляд не предвещал ничего хорошего, потому что с таким же невинным видом демон вновь залезает на кровать, медленно подползая к его ногам, нахально и без разрешения устраиваясь на чужих бедрах, как и в прошлый раз. Зато с самым невозмутимым видом.

Ли шумно сглатывает от волнения и такой вольности со стороны демона, и еще от осознания того, что он обездвижен, черт возьми, и Донхёк может сделать с ним абсолютно все, что придет в его дьявольскую рыжую головку, а Марк ни возразить, ни даже пальцем дрогнуть не сможет, потому что в плену сонного паралича и явно магического существа, иначе не растолковать это дикое влечение к тому, кто только что так бесстыдно оседлал его бедра.

И снова всё тихо, без слов. Но, кажется, им и не нужны слова, чтобы понять друг друга. А Марку рядом с ним даже молчать приятно, хоть и грудную клетку переполняют непонятные противоречивые чувства, готовые вырваться из рёбер вольной птицей.

Парень, на чьей голове выглядывали маленькие рожки, молча наклонился корпусом тела ближе к старшему, и вновь на его лицо упал тот самый луч лунного света, что и в прошлый раз. Марк впервые в жизни так обрадовался, что забыл закрыть шторы, ведь он просто ненавидел, когда в комнату пробивалась хоть одна полоска света, тем самым мешая заснуть, но, именно в этот раз, та самая полоска помогла рассмотреть эту смуглую кожу, будто тот не вылезал из солярия (интересно, а у демонов вообще есть солярии?), все те же прекрасные тёмные гипнотизирующие глаза, такие же мягкие манящие черты лица, которые, если честно, все никак не выходили у Марка из головы.

Внезапно демон потянул руки к горлу брюнета, как и в прошлый раз, но Ли уже было не страшно, наоборот, он с замиранием души, боясь даже своим лишним вздохом спугнуть Донхёка (хотя, кто кого тут должен бояться, это еще большой вопрос), ждал дальнейших действий от него. Руки становились все ближе, как и лицо рыжего, пока тот не остановился, а его ладони резко не поднялись к лицу лежащего. Аккуратно, точно обращаясь с антиквариатом, с опаской, мягкая подушечка указательного пальца дотронулась до виска, плавно спускаясь по ярко-выраженной скуле.

Брюнет не понимал, зачем этот парень это делает, но потом до него дошло.

Так вот, что ты тогда хотел сделать. Ты не хотел меня душить, ты просто хотел прикоснуться...

Марк в безмолвной тишине наблюдал за телодвижениями демона, как тот очерчивал рукой его острый подбородок о который, казалось, только при одном взгляде можно было порезаться, как он так невинно положил свою холодную обескровленную ладошку, как даже показалось студенту, с какой-то нежностью в движениях, на его теплую щёку.

Их лица были в достаточно близком расстоянии, поэтому брюнет воспользовался этой возможностью сполна, и, в то время как Донхёк увлеченно исследовал внешность человека, опираясь на свои тактильные ощущения, Марк делал то же самое с демоном, только визуально. Он старался запечатлеть в своей памяти каждую неровность, каждую родинку на его совершенном лице, но все покатилось к чертям в тот самый момент, когда Ли ненароком заглянул к нему глаза. Его осенило. То самое ночное беззвездное небо, что он обычно видит, когда возвращается поздно домой после факультативов в колледже, оно, на самом деле, вовсе не пурпурное, не сапфировое, и даже не иссиня-черное, оно цвета глаз Донхёка.

Парень готов поклясться, что они настолько блестят, что он видит в них своё отражение, и просто уверен, что со стороны это все выглядит очень извращенно. Или, просто, это Марк такой. С очень богатой фантазией.

Внезапно демон отнимает свои руки от лица Ли, его ладони приземляются на мягкое покрывало по обе стороны от головы брюнета, у которого сперло дыхание от неожиданности и резкости действий, в результате чего Донхёк поднимается с чужих бедер и ловко повисает над обездвиженным парнем, замирая у самого лица Марка, в пяти ничтожных сантиметрах от уст старшего, словно издевательски не сводя с него непроницаемого взгляда. Будто прокручивая что-то в голове, он наклоняется к уху парня, и, опалив обжигающим шёпотом, чуть касаясь губами мочки уха, спросил: «хён, хочешь, изнасилую?».