Неизвестно, сколько Марьяна с Артёмом просидели на улице, они не засекали. Сгустились сумерки уже, автоматически зажглось уличное освещение. Периодически ребята выкуривали по одной сигарете на двоих. Не нужно было никаких разговоров даже. Когда оба увидели настоящий кошмар, дикий финал их отношений, который можно приравнять к смерти. И первое, что сказал Артём за долгое время, хоть и тихо, но очень чётко прозвучало:

- Я не допущу. Только не так.

- Я знаю. – Марьяна положила голову ему на плечо.

- Это пиздец. Я до сих пор вижу перед собой твои стеклянные глаза. Что в гробу тогда, что тут... блять. Пиздец. Не могу. Это... блять, это пиздец.

- Когда я осознала, сколько в моей жизни всякой хуйни, я много плакала. – Марьяна вытащила у него сигарету изо рта и закурила. – Вика, конечно, та ещё стерва. Я ужасно боялась остаться одной, брошенной, никому не нужной... и она оставила меня одну. Именно так.

- Вот и мне подобного говна с горочкой насыпала, сука.

- Да, Тёма. Она дала тебе такой же хуйни – пожрать своего страха большой ложкой. Не обляпался, надеюсь? Пока уминал за обе щёки?

- Не только обляпался. А ещё на всё рыло размазал, блять. «Тебя – удержу». Помнишь? – Он обречённо улыбнулся.

- Да. Ещё б не помнить. «Ты моя, только моя, ни с кем не поделюсь, всё себе оставлю». Когда я как-то заикнулась про то, кем работать. Ты ещё «тебе незачем работать, я тебе всё дам». Что же... получается, мечты сбываются. Только нам это нихуя не понравится. Я – твоя. Сижу такая... фифа блядская замужем за богатым халалем. Всё как и хотела. Ну а вот реал, а чё потом... титры? Конец? Блять, прежняя я – это просто сборник говна. Как ты меня тогда терпел?

- Марьянка, я люблю тебя настоящую. Вот как раз такой, какая ты за этой всей хуйнёй. И в то же время так слегонца ёбнутая.

- Ну какой ты бываешь пидорас, сама удивляюсь, как мы вообще сошлись.

Из дома кто-то вышел, вскоре рядом с Марьяной на крыльце села Ангелина.

- Надеюсь, вы не против?

Артём махнул рукой, будто сказал «садись». Настя тоже подтянулась и не спрашивая села уже рядом с парнем, но на некотором расстоянии. Что ему было бы неприятно сидеть близко, что ей.

- Чё, Тёма, обвыкся уже с двумя наборами воспоминаний?

- С этой хуйнёй невозможно обвыкнуться.

- Наверное, просто ещё время надо. – Она достала свои сигареты и протянула пачку всем желающим. Каждый взял себе по одной. – У меня, по сути... ща посчитаю... четыре набора воспоминаний.

- Чё бля? – Артём даже удивился, хотя, казалось бы, в этот день уже некуда удивляться.

- Это не первая Вика. До неё было ещё четыре. И вот на четвёртой мы с Гелей впервые и познакомились. В тех событиях, которых не стало. Ну такая же ситуация, как у тебя. – Настя не материлась. Даже не перешла на сленг, как обычно делала. Потому что сейчас она говорила о чём-то очень важном и личном. – Сколько там всего было...

Геля подхватила эту тему.

- Там было охуеть как много всего. Моё детство, полное сексуального насилия, например. – Она поймала сочувствующий взгляд Марьяны. – Там... я не могу об этом говорить. Это слишком пиздец. Ну, знаете, ребят, Вика и меня через всякое протащила. Но не так, как у вас, нет. У вас прям жирно.

Артём скинул очередной окурок под ноги и растёр его подошвой кроссовки.

- Откуда эта хуйня вообще взялась?

Настя усмехнулась.

- Бля, если я тебе скажу причину, то ты мне ответишь, что это хуйня подзалупная.

- И какая?

- Потому что это прикольно. И вот весь тот пиздец, который она с вами творит, это потому, что ей прикольно. И сама она существует по этой же причине. Ей нравится. Типа всё. – Настя развела руками.

- Какая больная на голову поебота, это просто пиздец. И да, это хуйня подзалупная.

- Ну ты её сам видел, блять, серая летающая жуткая срань с горящими глазами, которая может творить ёбаное всё.

Марьяна немного подумала над этим.

- Но если бы нас не протащили через личный пиздец, то ничё бы не вышло. Слушать бы я кого-то стала, ага, трижды. Все советчики нахуй путешествуют обычно.

Артём в этом её поддержал.

- Та же херня, я бы просто поржал. Наверное, Вике надо сказать «спасибо», но, честно, я хочу харкнуть ей в ебало.

Какое-то время так вместе и просидели, вроде, говорили ни о чём и обо всём сразу. Потом Геля принесла гитару, а Настя – пиво, плюс она решила разжечь мангал, ребята захотели поесть, а она не могла оставить их голодными. Тем более, что мясо она ещё вчера замариновала. Как главный специалист по шашлыкам, не выпуская из рук пиво, а изо рта – сигарету, Настя следила за огнём, вовремя переворачивала шампуры, проверяла, когда мясо будет готово. Ангелина в это время либо просто играла что-нибудь, либо ещё и пела. Несколько раз звучали запросы от Артёма, пару раз от Марьяны, Геля им не отказывала. Их остаток дня прошёл спокойно и мило, больше не было ругани, споров и недовольства. Все устали эмоционально и хотели только отдыхать, наслаждаться вечером.

Тем временем в семье Марьяны тоже всё было куда лучше, чем раньше. Пусть Лже-Марьяна до сих пор вела этакое дежурство и всё контролировала, проникая буквально везде, она могла наконец-то немного ослабить хватку. Удивительно, но раны на лице девчонки действительно неглубокие. А врач сказал, что она быстро идёт на поправку, ей невероятно повезло, что она ничего не сломала. Ухаживать стало тоже проще – наконец-то у неё есть силы даже садиться, а то и встать с кровати. Без помощи ходить по квартире ей трудно, ноги в синяках и болят, но не настолько сильно. Так уже этим вечером Марьяна передвигалась по квартире с помощью мамы.

- Мам, скажи, когда тебе стало восемнадцать, куда ты пошла после школы?

- Учиться пошла на ту специальность... на которую даже не хотела. – Она помогла ей дойти до дивана в гостиной.

- Это уже твоя мама за тебя решила?

- Да, Марьяна.

- Отвратительно. Так ты, получается, просто не знаешь другой жизни? – Девчонка прекрасно понимала, что надо спрашивать, чтобы добраться до дальних воспоминаний. – Потому что твоя мама поступала с тобой аналогичным образом, и ты перенесла это на меня?

- Всё именно так. – Женщина села рядом с дочерью. – Ты же знаешь, бабушка – член политбюро, я, соответственно, тоже была не самая простая девчонка. И пока другие стояли в очереди с талонами, я просто ходила в председательскую столовую. Потом Союз развалился, много чего поменялось. Но тогда я... не знаю. Жила.

Это было бы очень знакомо настоящей Марьяне. Если бы всё складывалось как обычно, то со временем она бы чаще вспоминала о том, что когда-то действительно жила. Не красивая картинка, не обёртка от позолоченной конфеты, а жизнь. Концерты, гулянки, первый алкоголь, «Вороны», эмоции, первые встречи с Артёмом.

- Но ты же сейчас тоже можешь жить. Что тебе мешает, мам?

- Ну... - Она попыталась это осознать. Особенно сейчас, когда она даже не работала. – Получается, ничего. Только я сама.

- Жаль, что ты начала это понимать только тогда, когда меня прокатили на капоте. Почему ты не думала об этом раньше?

- Да я... - Хотела, было, рассказать про очень жуткое видение, которое она испытала. Про чувство потери, про одиночество и безысходность. Много чего ей хотелось рассказать. Но справиться с собой у неё пока не очень получалось. – Мне нужно время.

- Я понимаю, что на самом деле ты та девочка Оля, тот подросток, который до сих пор доказывает маме, что чего-то стоит.

Мама посмотрела на Марьяну и хотела уже возразить в духе «мне лучше знать» или «я мать» или ещё что-нибудь, но не в этот раз.

- Я схожу за кофе. Принести тебе?

- Да, спасибо, не откажусь.

- Тебе какой?

- Эх, мам, ты даже не знаешь, какой кофе я люблю.

- Так какой же? – Но ей обидно, что она действительно этого не знает.

- Американо без сахара.

Вика уже была слишком слаба, чтобы делать какие-то суровые манипуляции, слишком сильно она потратила свою энергию на создание альтернативной реальности внутри реальности, где происходили похороны. Поэтому оставались только разговоры один на один. И Вика видела нутро мамы – очень похоже на оригинальную Марьяну, только уже глубоко и закостенело. Яблоко от яблони недалеко упало, но Марьяна ещё может выкарабкаться из этого всего, а вот Ольге придётся несладко, даже простые моменты в жизни ей тяжело менять.

Мама вернулась с двумя кружками кофе.

- Мам, а знаешь... давай закажем пиццу и посмотрим аниме?

Она никогда в жизни не сознается в том, что ей нравится на самом деле и то, и другое. Но леди ведь не пристало ни смотреть аниме, ни тем более есть пиццу.

- Нет. – По привычке отказала.

- Серьёзно? Ты же хочешь, я же знаю. У тебя в закладках зачем-то лежит «Принцесса Мононоке». Ты думаешь, я не в курсе? – Марьяна по-настоящему улыбалась, а не как обычно

- Мы не будем...

- Ну мам, хватит. Сколько можно себе отказывать? Тем более, что никто не узнает. Вместо того, чтобы смотреть дурацкие сериалы по «второму», ты лучше бы смотрела то, что тебе нравится. Ты и так дома, ну зачем вот эти «быть леди» и всё такое, толку? Смысл?

А нет никакого смысла даже дома корчить из себя невесть что. И ей в самом деле требовался отдых. И что она стеснялась этих увлечений, ведь уже её мама говорила, что всё это ерунда полная, и настоящая леди не должна даже думать об этом. Ну она и не думала. Выросла большая, выпустила бы ребёнка на волю, а сама чем бы дальше занималась? Так и впитывала бы эти дурацкие сериалы, которые на самом деле не шибко ей интересны.

- Хорошо, Марьяна. Но недолго. – Как будто если она немного посмотрит, то не так уж это и плохо.

В итоге закончилось тем, что они обе съели целую пиццу в тридцать сантиметров, запили её кофе и просмотрели полностью всё полнометражное аниме. Марьяна уже устала, захотела спать, ей нужно много отдыха в эти моменты. Хоть по-настоящему она и не спала ни разу за всё это время, только тело отдыхало, делать вид и прочитывать исходящие мысли нужно чуть ли не на постоянной основе. Мама бережно помогла девчонке доковылять до кровати, укрыла её одеялом. Хотела даже искренне поцеловать её, но... сложно. Даже думать об этом сложно, а уж поцеловать – тем более.

С огромным ворохом мыслей в голове Оля пришла на кухню, закрыла за собой дверь. Муж придёт примерно через час. Вроде, радостно должно быть, такое приятное завершение дня, даже если от него было немного неловко и стыдно. И в то же время невероятно грустно, что она так и осталось той самой девочкой Олей, которой до сих пор нужно доказывать собственной матери, что она чего-то стоит. И при этом безумно желать её настоящей поддержки, которой не будет никогда в жизни.