После окончания слушания пришлось спуститься в лабораторию для оценки учеными состояния Чикаго. Уилсон проводил Нильсен-Майерса к сотрудникам, дабы прояснить им план дальнейших действий. Не взирая на то, что смена отряда окончилась еще утром, Варо последовал за ними. Хоть в этом не было нужды, Майя тоже не стала исключением. Мари посчитала, что Итикава держится настолько близко, чтобы как командиру отряда быть в курсе всего.

– Я надеюсь, ты когда-нибудь сможешь меня простить. – В блоке исследований Серхио вернул ей выключенный мобильный и оружие. – За все.

– Спасибо, что заручился за Чикаго в суде. – Мари ушла от прямого ответа. – Я буду очень признательна, если ты проследишь, чтобы ему не навредили.

– Откуда у вас двоих столько беспокойств друг о друге?

Через стекло в лаборантскую Мария внимательно следила за тем, как медсестра с кучей склянок брала у него кровь.

– Я обязана Чикаго. Он обязан мне. Мы связаны долгом.

Вскоре Уилсон вывел еле живого Чика из отдела. Юноша был совсем плох, и Мари захотелось сорваться на начальство за то, что те не отпустили его сразу в больницу, но предусмотрительно придержала язык, когда тот умоляюще покачал головой.

– Врачи заявили – наш подопытный слишком слаб для более масштабного исследования, – поставил охотников в известность генерал-майор. – Для первого раза отстреляетесь образцом крови, мистер Нильсен-Майерс. Продолжим беседу и обследование после Вашей выписки из больницы. И запомните, пока мы не возьмем с Вас все, что причитается по договоренности, организация Вас не оставит в покое.

– Я осведомлен.

Чикаго становился белее мела. Он оперся ладонью о стену, пытаясь устоять на ногах. Мари проскользнула, чтобы удержать его. Альваро, заметив, что ей не помешает помощь, подоспел, закинув руку Чика себе на плечо.

– Мы отвезем Нильсен-Майерса обратно в больницу, – блеснув ключами от рабочей машины, сообщила начальству Итикава и, дернув плечом, скомандовала: – Идемте.

***

В больнице все были на ушах, чему Суарес не удивилась. Лекси Нильсен-Майерс навела такой шум, что не искал Чикаго только тот, кто уже умер. Лиам пробил по камерам номер машины такси, в которую сел Чик, и вышел на водителя. Указанный адрес привел старшего брата в пустые апартаменты. Как потом объяснила Лиаму Мари, оттуда Чикаго взял свой кабриолет и на нем уже доехал до ее дома в Бронксе. На самом деле он провернул все эти махинации, чтобы ненадолго запутать свои следы.

По дороге в больницу Чик и Мария выдумали историю, где он сбегает и приезжает домой, чтобы убедиться в том, что с ней все в порядке. И Лиам оказался прав: Мария просто навсего провались в беспробудный сон.

По приезде доктора незамедлительно забрали пациента на осмотр, Майя укатила назад, а Мария и Альваро остались с Нильсен-Майерсами. После осмотра врачей Чикаго подключили к кардиомонитору и, поставив капельницу, разрешили ей навестить его.

Войдя в палату в состоянии полнейшего опустошения, Мари отчетливо ощутила, как землетрясение сотрясает изнутри и пробивает ее опору, пронизывая едкой безысходностью, сдавливающей желудок и легкие. В последние недели на нее обрушился целый шквал испытаний. Внутренний мир рушился на части, оборачиваясь в руины, и она никак не могла этому помешать. Личные уговоры попробовать оставить все как есть лишь продавливали, усугубляя невыносимое, повторяющееся чувство потери. Но на это раз она теряла не конкретно кого-то, а себя.

Мария сдавила пальцы, и ногти впились в кожу ладоней. Им не избежать неприятного разговора. Приняв важное решение, отступать она не планировала. Видимо, ее нервозность передалась и ему.

Чикаго первым начал мучительный разговор:

– Мари, я сделал тебе... и всей своей семье очень больно.

Она подняла руку, тем самым остановив его.

– Тебе тоже было тяжело. Мы все пережили ад. – Не найдя подходящих слов, Суарес подошла к его койке и на грани подкатывающего нервного срыва проговорила: – Чикаго, я очень устала. Мы это обсудим, когда ты окрепнешь. А пока я не хочу мучить ни себя, ни тебя.

– Что ты имеешь в виду? – помрачнев, тихо уточнил он.

Сложив руки на груди, Мария выложила карты на стол:

– Я нашла документ у тебя в столе. Ты знал, что Альваро мой брат.

Крыть ему было нечем.

– Мария, – озабоченно приподнявшись, он сел. – Я не мог тебе сказать, потому что на то были свои причины.

– Притормози. – Чикаго начал заметно нервничать, и ей опять пришлось перебить его. – Ты вышел из комы только день назад.

– Я не хочу... чтобы ты.. себе что-то придумала.

Закинув голову назад, Мари взглянула на потолок, чтобы успокоиться.

– Доктор четко дал понять, что твое здоровье сейчас важнее. Поэтому я ненадолго отстранюсь.

Чик оторопел.

– Но... необязательно же...

– Обязательно. – Она жестко настояла на своем и, не выдержав, вскрикнула: – Я не могу не провоцировать ссору и делать вид, что все в порядке! Я думала, что убила тебя! Знаешь, сколько раз мы тебя чуть не потеряли?! А сколько раз тебя откачивали врачи? И потом еще эти долбаные бумаги и чертово слушание! Вокруг столько всего навалилось... – Мари затрясла головой. Чувствуя, как вновь накатывают слезы, она прикусила внутреннюю сторону щеки. – Чикаго, у меня больше нет сил. Мне нужна пауза, чтобы переосмыслить все, что случилось. Так будет лучше для меня и безопаснее для тебя.

Нильсен-Майерс спрятал лицо в ладонях и на шумном вдохе зачесал волосы назад.

– Мне.. не позволяет совесть что-либо возразить тебе.

Окончательно вымотавшись, он вернулся в лежачее положение и, борясь с эмоциями, смиренно прикрыл веки.

– Я не успела сказать «спасибо» за то, что ты сделал для меня на слушании.

– Не надо.

Положив ладонь на грудную клетку Чикаго, Мари нависла над ним и, коснувшись его губ своими, прошептала «ненавидь меня до хруста ребер». А затем с огромной зияющей дырой в груди покинула Чика, как когда-то он ее в декабре.

Мария грезила о покое. О том, чтобы отключиться от реальности, что день за днем пожирала ее и превращала в тень самой себя. Желание исчезнуть, замкнуть порочный разрушительный круг стало единственным утешением плена ее собственных разъедающих мыслей.

Порой боль затмевает разум, но ты можешь отыскать в себе смелость приручить ее.