Жизнь пыталась потопить его. Однако утопил себя он сам.

Чикаго не видел и не чувствовал ничего, кроме бескрайних просторов абсолютной пустоты, мягко обволакивающей стенки угасающего разума. Он плыл во мраке гула тишины, окутывающей его тленное, безжизненное тело, и погружался в темноту пыльных звезд, сливаясь с ними в единое целое.

Умиротворение в один момент сменилось внезапно настигшим раздражением. Эйфорию растворило отдаленное противное гудение флюоресцентных ламп. Следом о себе настойчиво напомнила щемящая боль в области еле вздымающейся груди. Ему не хватало кислорода. Заледеневшее тело пробил сильнейший озноб, от которого кости ломило, словно ударами молотка. Чик бы давно изогнулся, будь там, где он лежал, место. В горле пересохло и невозможно першило. Нильсен-Майерс испытывал жуткую жажду, но на этот раз не крови.

Хлорка врезалась в ноздри. Чикаго пробудился в формалиновом аду. Его с головой накрывала плотная, но в то же время легкая ткань. Расплывчатое сознание медленно возвращалось, и до него постепенно начало доходить, где он находится.

Руки уперлись в металлическую и холодную стенку ледяной коробки. Как в бреду, он несколько раз зарядил одновременно тяжелыми и непривычно слабыми ладонями в потолок, в безутешной надежде снять свою «крышку гроба». Теснота сдавливала легкие. Каждое движение доставляло дискомфорт в грудной клетке. Чик закричал, что было мощи, но вместо голоса раздался лишь жалкий, беспомощный хрип.

Пульс участился. «Выпустите меня отсюда, мать вашу!» В отчаянной ярости он бился о стенки морозильной камеры, как зараженный бешенством дикий зверь в агонии. Знакомая, колющая и сжимающая сердце боль быстро дала о себе знать. Нильсен-Майерс скорчился, продолжая стучать кулаками. Барабанные перепонки готовы были лопнуть от пронзительного трещащего металлического звона. Чикаго выдохся, ощущая, как крупицы сознания вновь покидают его.

Где-то за пределами морозильника ему показалось, что он слышал, как кто-то вошел в помещение. Последний шанс. Если Чик не вцепится в него железной хваткой силы воли, то потеряет все, за что они с Мари и Наоми сражались. Сдавив челюсти, он сомкнул веки и, вложив остатки сил, ударил о потолок камеры.

До того, как Чикаго отключился, за стенами его клетки что-то упало.

***

МАРИЯ

Лиам: «Мари, произошла ошибка. Или чудо. Чикаго жив».

Получив сообщение от старшего брата Чика, Мария растолкала спящего Варо онемевшими руками, и они сорвались с места. Уже было неважно, будет она вспоминать о предательстве родственников рядом с ним или нет. Спасибо Альваро за то, что всегда был рядом в самые трудные моменты.

В голове на повторе крутилась пластинка, что Мари воспроизводила снова и снова, повторяя про себя заветные три предложения, в которые едва верила. Она боялась, что если поверит до конца – подарит судьбе соблазн сыграть злую шутку.

После того как семья попрощалась с Чикаго, его увезли в морг и поместили в морозильную камеру. Врачи предположили: благодаря низкой температуре организм Чика впал в состояние сымпровизированной гипертонии, и состояние клинической смерти продлилось вплоть до семи часов. Ранее были зафиксированы случаи, когда подобное случалось, но то считалось огромной редкостью. Еще сильнее врачей шокировало то, что он ожил и смог дышать в камере самостоятельно, без всякого медицинского вмешательства, что означало то, что работа Наоми не прошла даром.

Обнаруживший Чикаго патологоанатом сослался на настороживший его шум в одной из камер, когда тот вернулся на рабочее место. Он знатно перепугался, но лишнего времени на панику у него не осталось. Быстро среагировав, врач выдвинул предполагаемо оживший труп пациента из камеры и прощупал у того пульс. Чика перевезли в реанимацию, где из-за острой гипоксии – нехватки кислорода и последовавшего шока он впал в естественную кому.

Нильсен-Майерсам сообщили о случившемся после впадения Чикаго в кому. Получив экстренный звонок из больницы, они сразу же туда вернулись, не решаясь до последнего момента поверить в реальность снизошедшего благословения. Cтрашнее всего было подойти на ресепшен и услышать слово «ошибка» за которым их бы развернули обратно. 

Вместо этого информация о том, что Чик выжил, подтвердилась, а они чуть не сошли с ума от внезапно свалившихся на них горя, радости, облегчения. И благодарности за еще один дарованный ему шанс.

Мария узнала подробности от Лиама, перезвонив ему, когда тот повез близняшек отдохнуть домой.

Друзья остановились напротив реанимации.

– Я подожду тебя здесь. – Альваро сонно зевнул в ладонь.

Привстав на носки, она слегка взлохматила его волосы.

– Спасибо, что отвез меня.

– Мари, не надо. – Махнув рукой, он подтолкнул ее к двери с еле заметной небрежной ухмылкой. – Иди, мотивируй своего экс-вампира очнуться.

Заглянув в палату, Мария беззвучно ахнула при виде безмятежно спящего Чикаго, подключенного к аппаратам искусственного жизнеобеспечения. Сердце екнуло. «Живой...» Возле его койки сидела горько всхлипывающая Лекси. Всегда собранный Тетсу выглядел рассеянным и разбитым. Он заботливо поглаживал плечи жены.

– Лексус, успокоительные уже должны были подействовать. Тебе принести еще воды?

Упираясь локтями в койку, миссис Нильсен-Майерс помотала головой. Дав о себе знать, Мария прошла внутрь под пристальным наблюдением Тетсу и взяла Лекси за руку.

– Что говорят врачи?

– Пока показатели стабильны, это радует, но прогнозы неутешительны, – невозмутимо ответил мистер Нильсен-Майерс. – Кома повторная и ее степень глубокая, вероятность выйти из нее сомнительная. Из-за того, что в прошлом Чикаго получил тяжелую черепно-мозговую травму, могут возникнуть осложнения. Чем дольше он будет без сознания, тем шансы выбраться из комы будут ниже. Если очнется, может остаться инвалидом.

Засмотревшись на мониторинг жизненных показателей, Мария заторможенно кивнула.

– Чикаго у нас сильный. – Лекси крепко сжала ее пальцы. – Выкарабкается.

– Удачливый, живучий засранец, – насмешливо вставил мистер Нильсен-Майерс, разбавляя удушливую атмосферу. – Неудивительно, что он на том свете никому не сдался.

– Тетсу! – оглянувшись на мужа, рассмеялась Лекс. – Ладно, это правда.

– Даже твоя родная мать быстро сдалась, – обращаясь к сыну, съязвил Тетсу. – Он наверняка нас слышит. Никаких поблажек.

От шуток родителей Чикаго Мари стало легче дышать. Удивительно, пару часов назад она не хотела жить и рыдала взахлеб, а сейчас ее пробило на улыбку.

– Мы вас оставим ненадолго, хорошо? – Лекси освободила для Марии стул.

Она снова растерянно кивнула, подобно болванчику.

– Тетсу, идем. Пусть побудут вдвоем.

– Спасибо, – запоздало поблагодарила Мари.

Когда родители Чикаго покинули палату, Суарес залезла к нему на койку и без резких движений осторожно прилегла набок рядом. Они поменялись местами. Теперь Чик казался настолько болезненно хрупким, что Мария впервые боялась навредить ему. «Как же непривычно». А ведь это он несколько месяцев назад закрывал ее телом, позволяя обрушившемуся потолку разбиться о свой хребет.

Она не могла оторвать глаз от его осунувшегося профиля и поверить, что видит Чикаго наяву. Под глазами залегли глубокие синяки. Через левую бровь и глаз проходил не заживший глубокий след, похожий на рубец, оставшийся после того, как кожа треснула, начав каменеть, прежде чем Нильсен-Майерс умер на крыше.

Протянув руку, Мари легонько опустила ладонь ему на голову.

– Для кого-то кома – заслуженный отдых, – негромко произнесла она. – Зная тебя, ты, должно быть, в восторге, – печально усмехнувшись, Мария опустила взгляд. – Если бы ты только знал, как напугал нас всех. – На глаза начали наворачиваться слезы. Утерев их, пригрозила: – Придурок! На твоем месте я бы задумалась, стоит тебе открывать свои поганые, бесстыжие глаза или нет!

Нежно перебирая светлые пряди волос, она поубавила пыл и, уже не стирая влажную дорожку слез, полушепотом выдохнула:

– Пожалуйста... Чикаго, ты должен прийти в себя и жить. Просто жить. Ты столько мечтал об этом, помнишь? Ты должен жить ради себя и мечты, ради твоей замечательной семьи... И меня. – Она легонько накрыла его руку, к которой были подключены разные датчики, и положила тяжелую голову на подушку. Мы с тобой еще не успели.

***

ТЕТСУ И ЛЕКСИ

Дверь в палату к Чикаго была приоткрыта. Старшие Нильсен-Майерсы не стали прерывать гармонию пары и остались наблюдать за ними снаружи. Мари задремала на подушке Чика на уровне его плеча.

– Милая картина, – ухмыльнувшись, Тетсу привлек Лекси к себе.

– Я рада, что они нашли друг друга. Прекрасно, когда есть тот, с кем ты можешь позволить cебе снять броню. Смотрю на них и вижу нас тридцать лет назад, когда ты лежал в больнице, – тонко заметила Лекс, поудобнее устроив голову на твердой груди мужа. – Стоит мне взглянуть на Марию, как узнаю в ней себя. Помню, как я точно так же лежала рядом с тобой и ждала, когда ты уже очнешься после операции.

– Тебе тогда тоже нужна была помощь, – выразительно подчеркнул Тетсу.

– Мне обработали ушибы и поставили капельницу.

– И что было после? Ты не поехала домой?

– Нет. – Лекси повела плечами. – Твой брат привез мне чистую одежду, и я сидела в обнимку с тобой, энергетиками и запивала свое огромное чувство вины.

– М-да, – буркнул мужчина. – Если бы я знал, всыпал бы Яну за то, что он не заставил тебя поехать домой восстанавливаться.

– Ян и Эмбер не решались меня трогать, – криво усмехнулась Лекс, зачесывая прядь волос за ухо. – Я бы все равно ни за что не уехала.

– Иногда мне кажется, я тебя не достоин. – Тетсу поцеловал ее в макушку. – Может, нам стоит разбудить Мари?

– Даже не думай. Пусть спит.

Вдруг аппараты запищали наперебой. Мария испуганно подорвалась, в панике соскочив с кровати. Жизненные показатели Чикаго стремительно падали.

– Нам нужен врач! – громко потребовал Тетсу, обнимая Лекси как можно крепче. Та сложила ладони лодочкой и в немом ужасе прижала к губам, чувствуя, как к горлу подступает ком.

В палату вбежала бригада медиков, вытеснившая потерянную Мари за пределы комнаты. Раздавая друг другу поручения, они быстро ввели Чику медикаменты и принялись его реанимировать. Врач занес дефибриллятор над грудной клеткой Чикаго, и все присутствующие затаили дыхание.

– РАЗРЯД!

***

МАРИЯ

Мари пребывала в палате вместе с родственниками Чикаго. Cидя на краю кровати, она свесила ноги и, будто загипнотизированная, следила за его размеренным пульсом на электрокардиограмме.

– Как думаете, Чик сейчас слоняется, как призрак и ругается на нас? – оживленно нависнув над братом cо скрещенными руками, задумалась Хеннесси, вглядываясь в его тусклое бледное лицо.

– Скорее на тебя, Хенни, – с ненавязчивой улыбкой внесла конкретику Ива. – Это же у тебя рот не затыкается.

Повернувшись к сестре, Хен скорчила рожицу.

– Подождите-ка! А почему никто не расспросил Чикаго о том, что он видел и слышал в тот раз? Вам что, не интересно было? Это же ведь его вторая кома.

– Хеннесси, – с намеком на строгость осек дочь Тетсу.

– Папа, – она ответно просияла, захлопав ресницами. – Если бы не я, Чик бы скорее от этой обстановки помер, нежели от своих травм. Вот! – Брюнетка ткнула указательным пальцем в вазу, cтоящую на столике неподалеку от медицинской койки. – Из-за вас уже цветы завяли!

От комментариев Хен уголок губ Мари дернулся в полуусмешке, но Лекси меланхолично вмешалась в беседу:

– Вы с Ивой были маленькие и не помните, но в период, когда Чикаго вышел из комы, нам и тем более твоему брату было не до любопытства, Хенни.

Мистер Нильсен-Майерс старший одарил ее апатичным взглядом.

– Хеннесси сойдет с ума, если не будет шутить, – поддержала сестру Иви. – Пусть лучше шутит.

С момента, как Чикаго откачали, прошло три дня. Его показатели были стабильны, анализы в норме, однако он по-прежнему не приходил в себя.

Мария проводила все время около его постели. Два раза к нему ее сопровождал Валль и еще один раз Альваро. После прошлого посещения больницы Миллард не стал испытывать свой самоконтроль. Для него было слишком тяжело находиться там, где постоянно проводились махинации с кровью. Поэтому вампир больше не появлялся вместе с Кессо, которому Варо неохотно доверял сопровождение Мари. Ему было непросто свыкнуться с тем, что в их окружении теперь водились вампиры, которых нельзя убивать.

Альваро Мария представила Нильсен-Майерсам как своего лучшего друга и по совместительству двоюродного брата. А Валля, как их общего друга с Чикаго. С обоими семья поладила. В то время как Варо держался скромно, Валль купался во внимании близких друга. В особенности близняшек и старших двоюродных братьев. Маркус и Райто как-то заехали навестить Чика после работы.

За небольшой срок его проведали все родственники, с которыми Мари успела познакомиться. Их семейные отношения не переставали ее поражать и умилять, потому как подобного у нее никогда не было, и они с отцом всегда были вдвоем. Еще больше Марию изумляло то, что близкие Чикаго относились к ней как к части своей семьи, пока она продолжала бороться с бесполезным, сгрызающим чувством вины.

На второй день в больницу приехала Наоми. Моральное состояние королевы оставляло желать лучшего. Тяжким ударом сказались беспокойство и потрясение. Она неплохо держалась, скрывая свои истинные чувства за дорогим брючным костюмом, безупречной укладкой и эффектным темным макияжем.

С глазу на глаз сестра Тетсу поделилась с Марией положением дел в королевском суде. Присяжные заседатели были крайне недовольны сложившимися обстоятельствами и хитростью со стороны подсудимого. Однако закон есть закон, и суд не имел права перечить ему. В связи с новой сущностью Чикаго обвинения были сняты. Как приближенному Наоми, процедура стирания памяти ему не грозила. Новости немного утешили. Оставалось надеяться, что всеобщие усилия не пройдут даром, и Чик придет в сознание.

Выйдя из палаты, чтобы размять кости, Мари спустилась с Альваро в пропитанный cладкими ароматами кафетерий, где пациенты проводили свидания с близкими. Угостив Варо кофе, она опустилась рядом с ним на бежевый диван.

– Спасибо, – забрав теплый бумажный стаканчик из рук Марии, друг благодарно качнул подбородком.

– У тебя вид напуганного енота.

– Ты недалека от правды, – усмехнувшись, Варо отпил свой латте. – Это будет довольно дебильный вопрос. В принципе, как и все мои вопросы в последние дни.

– Угу, – насмешливо промычала она, поднеся стаканчик к губам.

– Я знал, что ты всегда поддержишь. – Расплывшись в забавной улыбке, Альваро чокнулся своим стаканчиком с ее. – С того вечера мы так и не обсудили наш разговор. Я помню, ты не хочешь поднимать эту тему, но я не смогу успокоиться и отстать от тебя, если не проясню: ты злишься на меня?

– На тебя? – Мари удивленно подняла брови и слегка задела Варо локтем. – На тебя точно нет. Не грузись, ты не несешь ответственность за решения родных. Это, во-первых. А во-вторых, в какой-то степени неплохо, что все сложилось таким образом. Я имею в виду то, что мы с тобой родственники.

Приобняв ее, Альваро воодушевленно согласился:

– Я тоже.

– И, кажется, я даже созрела для того, чтобы узнать, что на самом деле стряслось между мамой и ее родителями, – медленно проговорила Мария, выжидая реакцию Варо. Тот обдумывал услышанное, потупив взгляд в пол.

– Понимаешь, я заявился к тебе домой в состоянии аффекта и вылил все сгоряча, – покручивая пластиковую крышку от стаканчика, он растягивал слова. – Чем дольше обдумываю, тем больше склоняюсь к тому, что ты должна услышать о произошедшем не от меня. Отец упомянул, что хотел бы рассказать тебе обо всем лично. В отличие от него, я не смогу ответить на твои вопросы, а они ведь обязательно появятся.

– Да, я получила несколько сообщений от Серхио с приглашением в главный офис, – уловив намек двоюродного брата, ответила Мари. – Полковник Фернандес ждет, когда сможет обсудить со мной случившееся. – Она поглубже вдохнула. – Думаю, я готова. Серхио назначил мне встречу за день до слушания.

– Ты уверена?

– Вряд ли меня уже чем-то проймешь. – Мария бесстрастно сделала глоток теплого напитка. – С меня достаточно. Что бы он ни сказал, я его выслушаю, но отнесусь к этому с холодной головой и не стану ничего принимать на личный счет.

Мари четко для себя решила, что отныне никому и ничему не позволит себя уязвить. Что не будет мучиться из-за людей. И вообще из-за кого-либо. Только в том случае, если кто-то из них умрет. Хватит с нее страданий и прочего дерьма. Она слишком хороша для того, чтобы тратить свою жизнь на бесконечный хаос.