В последний день Чик привел Мари в один из самых знаменитых и древних некогда подпольных джаз-клубов города. В место, сохранившее свой уникальный стиль кабаре со времен XX века. Интерьер и похожая обстановка образами возвращали в «Гранат» в воспоминания об их первой встрече.

Играя традиционный джаз, музыканты на фоне неоновой вывески вдыхали в легендарные стены жизнь: пронзительный звук саксофона, мелодичная гонка клавишных за нотами, редкий звон тарелок барабанов и сильный вокал темнокожего мужчины, принаряженного в строгий костюм, наполняли место особой сильной энергетикой прошлого. Живо взаимодействуя с публикой, вокалист неспешно пританцовывал и c непринужденной улыбкой напевал под теплыми софитами романтичную «Fly me to the moon» - «Унеси меня к луне».

Возле небольшой сцены люди в возрасте отжигали так, будто им снова было по двадцать. Среди них затесались и Мария с Чикаго.

«Унеси меня на луну, позволь мне увидеть весну на Юпитере или Марсе».

Покрутив Мари в багровом свете ламп, Чик притянул девушку к себе спиной. Не размыкая сцепленных рук, он зарылся лицом в ее распущенные волнистые волосы. О, она пахла прекрасно, как исполнившаяся мечта, а выглядела не менее, как долгожданный сорванный джекпот. В темно-голубом брючном костюме и расстегнутом укороченном пиджаке, под которым скрывался полупрозрачный корсет с витиеватыми узорами под цвет ткани. Талию затягивал черный ремень, что Мария мило одолжила у него. К серебряным кольцам на ремне крепились свисающие волнообразные цепи, делающие круг вокруг ее бедер.

«Другими словами, возьми меня за руку,

Другими словами, малышка, поцелуй меня».

Они покачивались из стороны в сторону, ловя ритм музыки. Мария развернулась к Чикаго лицом. Ухмыльнувшись, с безумными, притягивающими его искрами в глазах, привстала на носочки и дразняще захватила губы в упоительном поцелуе, прогоняя через все тело разряды тока похлеще, чем в нем разгоняло серебро.

Помада Мари немного размазалась, что лишь прибавляло ей соблазнительности. Наверняка, она оставила свой след и на нем. Усмехнувшись, Чикаго осторожно стер помаду, подправляя макияж Марии.

Когда песня закончилась, исполнитель в знак благодарности снял перед своей публикой шляпу, а затем вновь набросил на голову. Страстно наклонив подставку с микрофоном, будто та была его спутницей вечера, он запел следующий хит.

К тому моменту, как они вернулись за свой столик с белоснежной скатертью, им подали заказ. Мария набросилась на традиционную пиццу на толстом тесте с щедрым слоем сыра.

- Интересно, эта эра когда-нибудь закончится? - прожевав, она задумалась вслух. - Я имею в виду, я когда-нибудь перестану есть, а ты когда-нибудь перестанешь смотреть, как я ем?

- Я не смотрю, как ты ешь, - потягивая свой коктейль, отозвался Чик. - Если ты стесняешься, могу подождать, пока ты закончишь снаружи. Или, может, мне стоит начать специально смущать тебя и пялиться, как ты ешь?

Уперевшись локтями в стол и соединив кончики пальцев, Мария слушала во все внимание с насмешливым выражением лица.

- Этим меня не смутить.

- Я бы наконец спросил, что тебя может смутить, но боюсь, в таком случае наш разговор продолжится в другом месте.

Он хитро поддался ближе. Мария, закатив глаза и расхохотавшись, оттолкнула его от себя.

- Знаешь, что еще интересно?

- Не представляю, - невозмутимо ответил Чикаго.

- Научишься ли ты когда-нибудь нормально отвечать на мои вопросы?

- Я уже говорил тебе, что не умею адекватно отвечать на неадекватные вопросы.

- Нормальные у меня вопросы! - На этом утверждении он выгнул бровь. - Значит, будешь учиться.

- Только если учить меня будешь ты, - сладко язвительным тоном настоял Нильсен-Майерс, отражая позу Мари.

- Почему большинство твоих ответов имеют какой-то скрытый подтекст?

- Каждый думает в меру своей испорченности. Не понимаю, почему тебе так кажется.

- Глаза разуй.

Изобразив невинность, Чик сложил ладони под щекой и быстро захлопал ресницами.

Однако быстро отвлекся. Чуткий слух поймал обрывки тихого разговора двух людей в дальнем углу клуба. А четкое зрение заметило, как парень передал другому крупную круглую банку с изображением конфет. По их диалогу можно было догадаться, что там далеко не конфеты. Болезненный вид покупателя оставлял желать лучшего. Бледный зеленоватый оттенок кожи, на которой выступал пот, синяки, залегшие под глазами, бегающие зрачки, сильный тремор. Он вцепился в банку с сумасшедшим рвением и едва мог удержать ее в руках.

Чикаго было откровенно плевать, кто кому и что продавал. Просто наркокурьер ненадолго напомнил ему о прошлом. Сидя за темно-зеленым диванчиком, Мария коснулась его плеча.

- Кого ты увидел?

Поспешив перевести внимание, чтобы не навлекать на них лишних проблем, Чик взглянул на нее.

- Как будто себя. - Он щелкнул перед носом Мари, когда та начала вглядываться туда, куда секунду назад смотрел Чик. - Не смотри туда. В Иллинойсе запрещена торговля, всеми веществами, кроме марихуаны, а там явно не она.

- В смысле себя? - медленно переспросила Мария, забыв про пиццу.

- Помнишь, на Дне Благодарения я сказал, что когда мне было пятнадцать, Лиам поймал меня на кое-чем. - Она выжидающе воззрилась на него. - Я был наркодилером.

Ей понадобилась минута, чтобы собраться с мыслями. Мари ошарашенно осмотрела его cверху вниз.

- Ты в пятнадцать продавал дурь?

Чикаго ответил, утвердительно качнув головой.

- Но зачем? Насколько мне известно, ты не страдал от нехватки денег. И разве ты не зарабатывал в модельном бизнесе?

- Мне было скучно.

- Опять твое «скучно»! - Отпрянув, Мари вжалась в спинку диванчика.

- Через модельный бизнес я как раз и вышел на этот. Меня пригласили на тусовку золотой молодежи. И там меня познакомили с человеком, поставляющим дурь на эти вечеринки. Я никогда не интересовался самими наркотиками, но когда мне предложили вступить в долю, отказываться от выгодного предложения не стал.

Большую часть денег, что я зарабатывал по контракту, приходилось отдавать отцу за машину математички. Другую часть откладывал на будущее. Продажа веществ мне показалась неплохим и быстрым способом получить то, чего мне не хватало.

Я продавал только тем, кому уже исполнилось хотя бы восемнадцать. Подростки шли мимо, а взрослым продавал. Осознавал, что в отличие от подростков, взрослые четко должны отдавать отчет своим действиям.

- Ты сам был почти ребенком.

- Ментально уже не был. Дети не должны трогать оружие и ввязываться в банды. Я видел много того, чего не стоит. Чтобы меня не прикончили, пришлось рано повзрослеть, но все равно я был излишне наивен. Если бы включил мозг раньше, то не столкнулся бы и с половиной проблем. Мягко говоря, мне было насрать, откуда у того парня были препараты. Он что-то сказал про «своих друзей». Я был пьян в окружении девочек и не отнесся к этому слишком серьезно. А позже узнал, что ввязался в банду, работающую на наркокартель.

Мария выглядела сопереживающе напуганной, хоть ее детство и подростковые годы тоже не могли похвастаться нормальностью. Она затаила дыхание:

- Как?

- Мы познакомились, когда взрослые толстые дяди с пушками загнали меня в угол, чтобы припугнуть и оставить предупреждение. В один день я смог признаться себе, что мне страшно и я больше не хочу быть связан с ними. Правда, когда заикнулся об этом, меня чуть не пришили. Спустя какое-то время Лиам на патрулировании увидел, как я вручаю одному типу товар. Позже обо всем расспросил дома.

Ну как расспросил... Мы как умалишенные орали друг на друга. Он грозился рассказать родителям, а я боялся лишний раз впутывать кого-то из семьи. Поэтому скрыл от него, насколько все было серьезно. Пообещал, что перестану, надеяcь, что справлюсь самостоятельно и тихо. Это была моя ошибка, за которую я сам решил нести ответственность. Сейчас понимаю, насколько же мне повезло выпутаться из этого дерьма.

- Как тебе удалось?

- Пришлось испытать удачу пару раз. На первый - собирались убить. На второй - избили. Тогда Лиам понял, что я солгал. Он беспокоился обо мне и выдал родителям. Тогда мне очень хотелось привлечь внимание отца. Можно сказать, я получил желаемое. Не знаю, кто хотел прибить меня сильнее: семья или картель. Родителям тоже пришлось соврать. Сказал, что на этом все и подобным больше не занимаюсь.

Лиам пытался выпытать из меня подробности, чтобы с нарядом полиции взять банду, а я продолжал молчать. Знал, что те люди могли вытворить все, что угодно, будь они за решеткой или на свободе.

Меня посадили под домашний арест. И я сбежал из дома с чемоданом денег. Это был третий раз, когда я попробовал выйти из банды. Случилось чудо: деньги подарили мне свободу. Взяв с меня под дулом пистолета клятву о молчании, я отдал им всю сумму, которую откладывал на будущее, чтобы расплатиться за проданный товар и вернуть банде то, что они дали мне. Также я доплатил им процент.

Будь я умнее, мог бы за эти бабки купить машину. Хотел заработать легким путем, но лишь больше отдал. После этого случая я ушел из модельного бизнеса, оборвав все канаты.

Пытаясь осмыслить, Мари, не поморщившись, отпила его крепкий коктейль.

- Из модели в дилера. Из дилера в адвокаты. Cильно. И потом, ты еще впал в кому?

Чикаго не понял, к чему вопрос, но обозначил:

- Это было позже.

Она подняла брови.

- А после комы впал в депрессию и связался с вампирами?

- Если ты решила пересказать всю мою биографию, то надо было начинать с рождения.

- Я думала, это у меня жизнь, богатая на события, и что я живучая, а все это время ты ходил где-то неподалеку.

- Бред, - отмахнулся Чикаго. - C твоей-то работой? Мы не будем сравнивать вещи, которые по-своему опасны.

***

Покинув клуб, Мария остановилась перед нескончаемым лестничным пролетом, с ненавистью переводя взгляд со своих каблуков на ступени. Приподнимая ногу, она облокотилась на Чикаго и потянулась к застежке.

Он вытащил руки из карманов и придержал ее.

- В чем дело?

- Обувь на каблуках убивает, - грозно пропыхтела Мари, сражаясь с застежкой. - Я больше не могу.

- Хочешь снять? - Чик молча опустился вниз, чтобы помочь ей избавиться от туфель.

Краем глаз он подметил, как Мари смягчилась в лице. Сняв каблуки, Чикаго взял их в левую руку, а в правую усадил свою девушку, выпрямляясь вместе с ней. Широко распахнув глаза, Мария обхватила его шею.

- Что?

- Оказывается, ты не врал, когда называл себя джентльменом.

Одарив ее усмешкой, Чик принялся спускаться вниз.

Отель был относительно недалеко, поэтому они предпочли пешую прогулку через огромный Миллениум-парк, богатый изобилием флоры и фауны, а также знаменитый различными скульптурами и современными арт-инсталляциями.

Чикаго пронес Мари под Клауд-Гейтом, местной скульптурой, напоминающей гигантскую каплю и cделаной из полированной стали. Как только выходишь за стену небоскребов, попадаешь в отдельный, огражденный от суеты мир, где правят гармония и уединение с природой. Где нет суматохи и простираются зеленеющие кроны деревьев и лужайки, на которых отдыхают туристы и жители города. Несмотря на бодрящий ветер, кто-то умудрялся еще играть в бадминтон.

Зажжённые фонари проливали свет на cухие дорожки. По парку ездили велосипедисты, а семьи выгуливали своих детей и питомцев.

- Почему на детей тоже не надевают поводки? - наблюдая за тем, как маленькая девочка убегает от своей матери и пристает к прохожим, задался вопросом Чик.

- Можешь рискнуть и спросить у их родителей, - хихикнула Мария. - Любопытно, почему Лекси и Тетсу не надевали на тебя поводок?

- Я был слишком пассивным ребенком. Меня заставляли выходить на улицу и общаться с ровесниками.

- Какой ужас! - саркастично пробубнила она. - А Иве или Хенни, когда те были крошками, ты бы нацепил поводок?

- Однажды я заплел им косички.

- Мне уже страшно.

- И сплел волосы девочек вместе, чтобы они не потерялись, когда меня отправили с ними гулять. Близняшки были маленькие, но им это не понравилось.

- Удивительно, - криво улыбаясь, ответила Мари. - И что сказали родители?

- Ну... Они мне их больше не доверяли, и я облегченно выдохнул.

- Уверена, ты бы победил в номинации «Старший брат года».

Посреди улицы ярко горел фонтан Краун, состоящий из двух прямоугольников, на которых транслировались видео с живыми физиономиями людей. Обычно в теплое время года рожицы плюются в друг друга водой, а взрослые и дети босиком носятся по лужам и встают под брызги. Cейчас же фонтан был временно заморожен. Но ребятня нашла себе другое развлечение и гоняла между прямоугольниками мяч.

- Давай остановимся, - похлопав Чикаго по груди, вдруг попросила Мария. Ее глаза загорелись, а в озорном выражении лица читалось, что ей опять что-то взбрело на ум.

- Чудовище, я вижу этот нехороший блеск в твоих глазах.

- Неправда... - она медленно растянула гласные.

- Ты что-то задумала, - констатировал Чик.

- Возможно...

Любуясь игрой, Мария закусила нижнюю губу и предприняла попытку спрыгнуть вниз. Пока его сумасшедшая не навернулась, Чикаго поспешил исполнить ее желание. Но до того, как опустить босыми ногами на холодную землю, придержал за ребра и напомнил:

- У тебя голые ноги.

Мари закрутилась, буйно стараясь выпутаться из его хватки, и указала на ребят, пинающих мяч:

- Пусти меня немного поиграть с ними!

Вздохнув, Чик поставил ее и склонил голову набок.

- У кое-кого болели ноги.

- Живем моментом, Чикаго!

Не дожидаясь его ответа, Мари радостно побежала к фонтану. Чик так и завис со шпильками в руках. Он бы предложил ей обуться, как приобщенному к цивилизации человеку, но Марии, очевидно, подобная мелочь была ни к чему.

Чикаго думал, что малышня ее не впустит в игру, однако ошибся. Приняв пас от какого-то мальчишки, она носилась вместе с ними, поднимая радостные визги. Уголки рта поползли наверх. Чик с трепетом следил за игрой. Мари сияла. При виде беззаботной улыбки Суарес ему самому невольно хотелось улыбаться шире. И как только он жил раньше без нее?

Внезапно Мария остановилась и отошла в сторону. Удерживая равновесие, она повернула стопу вверх. Зрение Нильсен-Майерса подметило оставленную на асфальте кровь в тех местах, где только что вступала девушка. Скрестив руки, Чикаго сомкнул губы. Видимо, ощутив его пристальный взгляд на себе, Мари, набедокурив, подняла голову и встретилась с ним виноватыми глазами.

Попрощавшись с ребятами, она поскакала к нему навстречу на одной ноге.

«Господи Боже...» - Чик быстрой походкой направился к Марии.

- Чик...

- Да, Мария?

В обоняние врезался сильный металлический запах крови. Чикаго стиснул челюсти.

- Прости, я, кажется, порезалась о камень или о стекло. - Балансируя, она с трудом сдерживала смех, заваливаясь то влево, то вправо. Из-за того, что Мари про себя хохотала, у нее не выходило держаться прямо. - Я знаю, это не смешно. Мне стыдно. Ты сейчас начнешь ворчать о том, какая я непутевая?

- О том, какое ты чудовище, да, - поддержав ее, фыркнул Чик. - Дай посмотрю твою ногу.

- Я уже осмотрела, вроде ничего, кроме пореза нет.

- Так не смотрят. Мало того, что у тебя теперь грязные ноги, так ты еще своей кровищей муравьям потолок заливаешь. Не стыдно?

Выпав со смеху, Мария зажмурилась и покачнулась. Чикаго по-прежнему удерживал ее.

- Чикаго!

- Хватит спорить, бесстыжая. - Подложив руки под колени, он снова поднял Мари и понес к ближайшей скамейке. Усадив рядом, Чик закинул ее ноги к себе на колени. - У тебя есть салфетки?

- Должны быть.

Порывшись в сумке, она вытащила пачку и намеревалась открыть. Задержав дыхание, Чикаго забрал салфетки, чтобы сделать все самоcтоятельно. Давняя жажда поднималась. Мысли путались. Чтобы совладать с собой и отвлечься, он сглотнул и сосредоточил слух на деталях вокруг, только бы не думать о голоде.

- Я обработаю! - Безнадежно протянула свои ручонки Мария. - Тебе и так тяжело.

- Я сам, - уперся Чик, изучая ранку и протирая стопу. Мари дернулась. Он оторвал тяжелый взгляд и внимательно уставился на нее.

Она неловко проговорила:

- Мне щекотно...

Испустив очередной вздох, Чикаго вернулся к остановке крови. Ему показалось, что он становится копией своего отца.

***

Прилетев в аэропорт Нью-Йорка, Мария эмоционально делилась впечатлениями о поездке и не забыла раз сто сказать Чику «спасибо».

- Да не за что, - взлохматив ее локоны, он поправил съехавшие сумки с плеча с их вещами.

- Вот так просто? - остановилась Мари. - Никаких «должна будешь» и «пожалуйста»? Что с тобой случилось? Мне начинать переживать? Куда подевалась личность надменного придурка?

Возведя глаза к потолку, Чикаго ступил на эскалатор.

- Хочешь пойти до дома пешком?

- Теперь мне гораздо спокойнее. Вообще-то тут и автобусы до центра ходят.

Чик вгляделся в панель с расписанием автобусов и, склонившись над ней, подначил с ядовитой ухмылкой:

- Беги скорее - опоздаешь!

- Я сейчас подпрыгну и откушу тебе нос.

- Не раскидывайся пустыми обещаниями.

Когда они сошли с эскалатора, Мария запрыгнула ему на спину по середине аэропорта и укусила за щеку. Скинув вещи на пол, Чикаго в два счета перекрутил свою несносную девчонку под ее звонкий смех и впился в губы. Люди проходили мимо, бормоча недовольства под нос.

Она сомкнула руки за его шеей и обожгла кожу дыханием.

- Знаешь, когда мы были порознь, мне нравилось примерять ситуации на тебя. Думать о том, что бы ты сказал или как бы отреагировал. Тогда создавалось впечатление, что ты ближе, чем за несколько километров от меня, в другом городе или измерении. Не знаю, как передать, насколько тебя не хватало. А теперь ты рядом со мной по-настоящему.

Чикаго задел губами ее висок.

- Помнишь, ты хотела действий?

Кончиками больших пальцев Мария очертила его челюсть и понизила голос:

- Что ты можешь мне предложить?

- Я подарю тебе мир.

- Я и сама могу его себе подарить.

- Не сомневаюсь. Но разве не будет приятнее, если я уложу его к твоим ногам? Дорогая, время повысить ставки.

Отстранившись, Мари с подозрением окинула Чика, поместившего руки в карманы кожаной куртки. Она полыхала огнем и обещала сжечь его заживо.

В зале прозвучало оповещение: «Мартышка Суарес, пройдите, пожалуйста, на стойку информации».

***

МАРИЯ

Жар прилил к щекам.

- Это что еще за хрень?! - вытаращилась она на явного виновника происходящего, желая спрятаться под его курткой и никогда не высовываться из-под нее. А еще лучше: натянуть ее на голову Чикаго.

После короткой мелодии сообщение разошлось по динамикам еще раз: «Мартышка Суарес, пройдите, пожалуйста, на стойку информации».

- Не имею ни малейшего понятия. - Передернув плечами с присущей себе невозмутимостью, Чик лишь заговорщически нацепил довольную ухмылку. - Кажется, тебя вызывают.

- Как бы тебя на тот свет опять не вызвали! - шикнув на него, Мари толкнула Чикаго в грудь и отправилась искать стойку информации. «Как ему это удалось?! Как ему вообще все удается?» Немыслимо. Они находились в серьезном общественном месте. Как никак в аэропорту. И Чик каким-то образом смог подговорить сотрудников.

Мария чувствовала себя полнейшей идиоткой, когда, подойдя на стойку информации, ей пришлось заявить персоналу, что это она - Мартышка Суарес. C максимальным профессионализмом по сохранению непроницаемых эмоций, девушка отдала Мари какой-то конверт и поспешила заняться своей работой.

Недалеко отойдя от стойки, Мария вскрыла конверт. Внутри лежала записка и ключ-карта с логотипом жилищного комплекса, в котором Чикаго снимал квартиру. Сдвинув брови, Мари перевернула записку.

Каллиграфическим почерком в ней было написано:

«Нож или Динамит?»

Чик оставил отсылки к подаркам, что они подарили друг другу.

Стараясь привести в порядок мысли и сердечный ритм, Мари, cжимая в ладони конверт, вернулась к Чикаго, стоявшему на том же месте.

- Что это все значит? - прищурившись, загадочно поинтересовалась она.

Чик зацепил ее подбородок.

- Выбирая нож, ты принимаешь предложение переехать ко мне в апартаменты. Выбирая динамит, отказываешься. А теперь скажи мне, что ты выбрала? Куда тебя отвезти?

Почувствовав волнительный трепет в груди, Мария с невозмутимым видом ответила:

- Отвези меня домой.

- Хорошо. - Кивнув, Чикаго переплел их пальцы и повел Мари к выходу из аэропорта. Вероятно, приняв ответ за отрицательный и посчитав, что она имела в виду свою квартиру.

- Мне нужно забрать вещи, - оживившись, уточнила Мария. Чик опустил голову и, мельком взглянув, крепче взял ее за руку. Перед тем, как Нильсен-Майерс отвернулся, она увидела, как уголок его рта дрогнул от настигшей лучезарной полуулыбки.