Отпускать - вид особого искусного мастерства, который не каждый может освоить.

Ментально Чикаго еще пребывал за рулем своего автомобиля и с трудом верил в то, что везет в съемную квартиру свое чудовище. Полусонная Мария прижималась к лобовому стеклу и ловила виды ночного, проносящегося мимо Нью-Йорка. Это заметно успокаивало девушку. Под свободной ладонью Чика грело тепло ее руки. Остановившись на светофоре, он приглушил музыку, наблюдая за тем, как Мари медленно погружается в сон.

Физически он стоял у плиты и успокаивал разгоряченные нервы приготовлением горячего шоколада, аромат которого окутывал весь первый этаж квартиры. На его плечи и большую часть фиолетового кухонного гарнитура попадали слабые неоновые блики высоких настенных ламп.

После того, как Мария собрала вещи, она даже не поинтересовалась, какова их следующая точка. Только молча запрыгнула в машину, будто была готова отправиться с ним куда угодно. И Чикаго повез ее.

Он мог лишь предполагать, какие мерзкие и горькие чувства испытывала Мари после нападения охотников. Ему было искренне жаль за то, что ей пришлось столкнуться с ними вот так. Это было неправильно. Чик еле сдержался, чтобы не сломать толкнувшему ее парню что-нибудь помимо носа. Чтобы не вернуться и не выбить из них всю дурь, которой та компашка угрожала своей сослуживице. Но понимал, месть - последнее, что было нужно Марии в ее разбитом состоянии. Она бы только усугубила положение дел.

Из водоворота воспоминаний Чикаго выдернул прожигающий его обнаженные мышцы взгляд. На губы попросилась ухмылка. Он не стал оборачиваться, однако был готов поклясться: Мари разглядывала набитую татуировку кобры во всю спину. Этот рисунок на его теле она видела реже всего.

- Спящая красавица уже проснулась?

- Наши роли поменялись, и ты принял роль чудовища на себя?

Плечи Чикаго дрогнули. Помешивая напиток, он усмехнулся:

- Кто сказал, что в нашей истории не может быть двух красавиц?

- Ну, действительно.

Чик все-таки повернулся и одарил Марию лукавой улыбкой. Она выглядела слегка потеряно и совершенно очаровательно, утопая в его футболке. Была непривычно спокойной, несмотря на то, что над ними нависла лавина новых проблем.

Лежа на квадратной софе из белоснежной кожи, Суарес привстала, чтобы осмотреться. Ее ноги утонули в пушистом лиловом ковре, на котором стоял тонкий стеклянный столик с черным обрамлением. На нем лежали рабочие папки и музыкальная колонка.

Они находились в совмещенной гостиной с кухней на первом этаже двухэтажной квартиры. Часть кухонного гарнитура состояла из фиолетового цвета, а вторая: из белого с серыми вставками на столешницах. В центре стоял круглый стол теплого тона из светлого дерева в окружении стульев. Черные кирпичные стены занимали масштабные акцентные интерьерные фотографии высотой от пепельного паркета и до потолка.

Возле cофы, на которой она спала, пристроилась точно такая же, только цвета сажи. Их разделяло высокое сочно-зеленое крупнолистное растение в горшке. В нескольких метрах находилась входная дверь. По одну сторону от нее стоял шкаф, а по другую - лестница, ведущая на второй этаж.

Панорамные окна в квартиру скрывали светлые жалюзи.

- У меня глюки или я сплю? Где мы?

«Глупышка», - Мари вынуждала улыбаться вновь и вновь.

- В моей квартире. Будешь горячий шоколад?

- Но твой дом выглядел иначе... Может, я сплю, и это невероятная проекция моего сна?

«Невероятная?» - он посмеялся про себя над ее реакцией. Растерянность профессиональной охотницы в совершенно обыденных вещах, хоть и непривычных, умиляла. Неужели Мария на самом деле думала, что ей это снится?

- Мне не хватало твоих мозговых сбоев в системе, - разливая горячий напиток по глубоким круглым кружкам, проговорил Чик. - Мы в моей квартире. И что конкретно тебе кажется невероятным?

Чикаго направился к ней, держа в руках горячий шоколад. От кружек исходил приятный жаркий пар.

- Не знаю. Происходящее так реалистично и не похоже на то, что мне снилось раньше. У меня складывается ощущение, что это мой сон внутри сна.

- Значит, до этого я тебе тоже снился? - облизнув губы, он хитро ухмыльнулся, наслаждаясь бурей эмоций, отобразившейся на ее милом личике. И что же тебе снилось, позволь спросить?

- Твоего ума не касается, - быстро отвертелась Мария, с удовольствием приняв у Чика согревающий ароматный напиток.

- Ты до сих пор уверена, что спишь? Мой тебе совет: в следующий раз не раздевайся сходу в незнакомом месте, - Чикаго нагло уставился на нее с высоты своего роста, прокручивая в памяти интересные картинки о лунатизме Мари.

- Издеваешься...

- Я? - Чик невинно приложил ладонь к грудной клетке и отрицательно покачал головой. - Нет, - нахально подняв бровь, он надавил на больное: - Наверное, в твоих снах я переодеваю тебя довольно часто?

Попытавшись осмыслить озвученное, Мари возмутилась:

- Отстань от моих снов! На то это и мой сон! - приглядевшись к лестнице, она заметила аккуратно сложенную одежду, принадлежащую ей. И окончательно сломалась, зависнув наедине со своими агрессивными соображениями.

Уже начав немного беспокоиться за свою и без того ненормальную, Чикаго наклонил голову набок и смерил ее взглядом сверху вниз:

- Прием. Ты что там умерла?

- Я уже поняла, что мне это не снится. И одна часть меня рада, а вторая не очень, - она начинала стыдиться. - Скажи, мы ведь не пили? Почему с момента в машине я ничего не помню. Какая необходимость была переодевать меня?

Сделав максимально серьезное выражение лица, Чик ответил:

- Хорошо. В следующий раз, когда ты снова будешь лунатить и начнешь раздеваться, я не буду тебя обратно одевать. Чудовище, от тебя можно ожидать чего угодно, но твоя любовь к эксгибиционизму стала для меня довольно неожиданным открытием, - поиздевавшись над ней, он взял сигареты и направился на балкон.

- Чикаго! - вскочила за ним Мари. Ее щеки залились краской.

- Я честно никому не скажу о твоих тайных пристрастиях. Можешь на меня положиться.

Вслед ему полилась целая испанская песня отборных ругательств, из которых он узнал парочку таких знакомых словечек, как: красивый и паршивец. В принципе, даже не солгала. Мария влетела за ним на просторный балкон и тоже облокотилась на перила. Вид отсюда выходил на окрестности пробуждающегося Центрального парка Манхэттена. Начинающие зеленеть верхушки деревьев ловили первые лучи восходящего солнца.

Чик отошел в ту часть балкона, куда лучи пока не дотягивались. Не оставив его движение без внимания, Мари придвинулась ближе и завороженно уставилась на рассвет:

- Что ты будешь делать, когда потеплеет и солнце станет выходить чаще и припекать больше? - она отпила из кружки. - Или когда наступит лето?

- Что и всегда: возьму удаленную работу, - выпустил облако дыма Чикаго. - Запрусь в четырех стенах и буду выходить на улицу только после заката.

Воздух сочувственно вырвался из легких Марии. Она положила подбородок ему на плечо. На него снова уставился бездонный Индийский океан ее блестящих глаз.

- Когда в канун Рождества ты оказался под моим окном, мне на долю секунды показалось, что ты больше не уйдешь.

- Но я ушел, - опустил ресницы Чик.

- И пропал. Мне так отчаянно хотелось получить от тебя сообщение или звонок.

- Мы дали друг другу шанс начать сначала. Ты бы смогла, если бы я постоянно маячил у тебя перед носом? По-моему, это нечестно.

- Я была бы счастлива получить от тебя хотя бы какую-то весточку.

Сделав глоток, он сдался и дал Мари краткую подсказку:

- Оскар Уайльд.

Чуть помолчав, она загорелась изумлением.

- Так это ты подкинул мне ту книгу в сквере?

- Билеты на концерт Ланы Дель Рей, - Чикаго сбросил пепел.

На ее лице отразилось безумие.

- Как ты узнал, что мы с Альваро будем участвовать в лотерее?!

- Я не знал. Лишь помнил, что ты любишь ее творчество, и поговорил с нужными людьми.

- А мы думали, что выиграли, когда мне на почту прислали билеты в VIP-зону!

От удовлетворения уголки рта Чика приподнялись. Ему было так приятно радовать ее всякими мелочами и видеть сейчас, сколько счастья и удивления Марии принесла вскрывшаяся правда.

- Хочешь сказать, что доставка сладостей каждую субботу из кофейни напротив, это тоже не акция выходного дня для самых частых гостей?

Чикаго не оставалось ничего, кроме как расхохотаться.

- Я так и знала, что они мне врут! - яростно сжимая кулаки, она ударила Чика в грудь. Мышцы напряглись. Он перехватил ее запястье, прежде чем оставить на нем поцелуй. В жилах закипела кровь и подступила капризная жажда.

- Сыграем в правду? - выпрямился Чикаго, выбросив окурок в пепельницу.

Мария отставила кружку на столик. Милый шок сменился на азарт, полный решимости и излучаемый всем полуобнаженным телом. Ее взгляд тоже поменялся. Ожесточился, загорелся, словно она собиралась влепить ему пощечину. И он бы с удовольствием поддался ей.

- Хочешь правды? Мне надоело играть в правду, - понизила она голос, опасно прищурив свой взор. - Ты же не привык ходить вокруг да около. - Мария обошла его. - Как насчет открытых действий? Осмелишься ли ты сыграть со мной в действие?

- Будешь загонять меня? - поставив свою кружку рядом с другой, Чик с огромным усилием удерживал зрительный контакт на ее лице, не позволяя глазам упасть ниже, на полупрозрачную футболку, еле прикрывающую округлые ягодицы, под которой не было ничего, кроме кружевных трусов. От бюстгалтера Мари освободила себя еще в приступе лунатизма. Очертания ее груди просвечивали через одежду.

Приподнявшись на носочках, она потянула его за шею вниз:

- Как зверька, - ее шепот обдал жаром ухо. Чикаго ощутил наливающую тело сладкую слабость. Прохладный утренний ветер теребил длинные каштановые локоны, развеивал футболку на ее хрупком и одновременно сильном теле, а вместе с тем забвенный аромат Марии. Она устроила настоящее испытание его рассудку, который вот-вот грозился слететь с катушек.

Резко отпрянув, Мари привалилась к перилам балкона. Прогибаясь в позвоночнике, она рискованно наклонилась назад, зависая на высоте двадцати этажей. «Чокнутая» - на миг его парализовало от ужаса и восхищения.

- Ты ходишь по лезвию, - прохрипел Чик, подбираясь к ней вплотную.

- Мое любимое занятие.

Неужели она настолько доверяла жизни и ему? Нильсен-Майерс взял ее в кольцо рук, удерживая от полета вниз.

- Зря ты, конечно, это затеяла.

- Да ты сам по себе дурная затея.

Опрокинув волосы назад через перегородку, она открыла вид на свою шею. На коже Марии выступили мурашки от пронизывающих потоков воздуха. Она дрожала, но не от холода. Через тонкую ткань Чикаго чувствовал обжигающий жар женского тела.

- Ты стала еще невыносимее, - склонившись над ней, он впился пальцами в ее футболку, задевая нежные бедра, и, приподнимая, стиснул лишнюю ткань, натягивая до предела, до хруста нитей. В cпортивных штанах стало тесно.

- Я стараюсь, - томно произнеся, Мари потянулась ближе и укусила его за нижнюю губу.

- К черту твои старания, - Чикаго вдавил ее тяжело вздымающуюся грудь в свою, сильнее стиснув в объятиях. Под захлестывающими чувствами было сложно не потерять голову. Он боялся сломать миссис Суарес пополам.

- И тебя тоже к черту, - прошептала она ему в губы, сохраняя дерзкую ужимку и гордый взгляд.

Ответ Марии стал последней разделявшей их каплей. На грани потери контроля Чик требовательно прижался к ее приторным губам и овладел ими, уничтожая из памяти прожитые без нее дни. Поцелуй был со вкусом шоколада. Холодные пальцы пробрались под футболку, чтобы обжечься температурой ее раскаленной кожи, запомнить каждый идеальный для него сантиметр и желанный изгиб. Cпуститься ниже, очертя узоры вдоль плоского живота, и подцепить дразнящими пальцами тонкую кромку трусов, чтобы довести Мари до пика.

Нуждаясь в нем, она хваталась за его плечи, пытаясь устоять на ногах, пока он сжимал ее грудь. Вырвавшийся из уст стон стал усладой для ушей Чика и поводом для того, чтобы закрыть ее рот глубоким поцелуем. В паху заныло. Потянув за волосы, Мария захватила его шею, покусывая кожу и вызывая в нем искушающую дрожь, а затем прильнула к острым ключицам, оставляя на них отметины и пронизывая каждую клетку в теле электротоком.

Растекшийся внутри жар запульсировал в венах.

Растянув ворот футболки, Чикаго вдохнул запах Мари в легкие и, позабыв свое имя от сильной жажды и захлестывавшей волны желания, коснулся языком сосков. Выгибаясь от его касаний, она запрыгнула на него, крепко обвивая талию лодыжками. Поддерживая за бедра, Чик вернулся с Марией в гостиную. Опрокинул ее под весом своего тела на диван, вновь сводя с ума поцелуями в пылающие и раскрасневшиеся губы.

Стянув с нее футболку, его руки погладили ее позвоночник и талию. Он закинул ногу Мари себе на плечо и, проведя губами влажную дорожку по внутренней стороне бедра, сдернул кружевное белье.

- Чикаго... - Мария притянула его к себе и поцеловала. - Пожалуйста... - она горела, а ее умоляющие нотки в голосе и царапающие спину ногти разорвали последнее оставшееся терпение в клочья в тот момент, когда Мари забралась сверху и оседлала его бедра.

Ее умопомрачительный взгляд удерживал его в плену. Скользнув меж губ Марии языком, Чик вошел в нее, и она сожгла его до тла. Каждым встречным, затмевающим разум движением разгоряченного соблазнительного тела в приглушенном свете неона. Каждым касанием горячих ладоней к хладной коже. Каждым срывающимся сладостным стоном.

Запомнив ее детали, он запечатлел поцелуи на тонкой манящей шее. На оставленных им шрамах, нежно посчитав рубцы губами. На плечах и выступающих ключицах, на поднимающейся теплой груди в такт его прикосновениям. Прижимая к себе, Чикаго зарылся в шелковые волнистые волосы, роскошно пахнущие фруктово-цветочным букетом, и растворился в объятиях Мари, пока они вместе пытались заново вспомнить, как дышать.

***

Через жалюзи в квартиру пробирались оранжевые блики почти вошедшего солнца. Лежа у Марии на коленях, Чик вдыхал в легкие сигаретный дым и выдыхал накопленную тоску в потолок. Ласковые пальцы затерялись в его волосах. Спустя месяцы разлуки она, наконец, была рядом. И теперь все остальное стало напускным и пустым.

- О чем ты думаешь?

- О том, что все то время, что нам отведено, я лучше проживу с тобой, чем без тебя. Глупо жить эту жизнь без тебя. Неважно, кто из нас уйдет первым и куда. Важно, сколько еще возможно хорошего мы можем упустить из-за предрассудков, если не попробуем сейчас.

Глядя на него сверху вниз, Мари оторопела. Ее сердцебиение ускорилось. Чик передал ей сигарету, и она сделала затяжку.

- Чикаго, у меня для тебя плохие новости.

- Какие?

- Мы идиоты.

- Идиоты - любимчики свободы, - обхватив ее подбородок, он резко наклонил его. - Это хорошая новость. А какая плохая?

- Мы не поняли всего этого раньше и потеряли много времени.

Ее озабоченные слова вызвали у него усмешку. Смяв ее губы опьяняющим поцелуем, Чик переплел их пальцы.

- Еще не поздно наверстать.

Вопросы о правильности своего решения Чикаго не допускал. Пускай оно cтанет самым неправильным. Уже было плевать. Пускай наступит конец света. Пускай любовь уничтожит их и разобьет в щепки. Пускай они совершат кучу ошибок. Но пока вместе они способны летать, Чик отпустит свое чудовище только в том случае, если Мари сама захочет уйти.

До тех пор, пока это решение делает их счастливыми, оно самое верное.

Оскар Уайльд - ирландский писатель и поэт XIX века.