В преддверии праздника вечер Нильсен-Майерсов звучал как потрескивание полений в камине, как «Frank Sinatra» – «Let It Snow! Let It Snow! Let It Snow!» и как подпевание родителей, традиционно готовящих ужин вместе. Эсме обмотала близняшек блестящей мишурой, и теперь Ива и Хеннесси сновались между родителями на небольшой светлой кухне, как два пьяных купидона, и таскали отложенные вкусности с барной стойки.

Вечер пах как имбирное печенье. Как сладкий запеченный картофель и приправленная ветчина, которые мама вот-вот вынет из духовки. Как мягкий тающий воск свечей. Как украшенная игрушками хвоя, стоящая посреди уютной гостиной. А выглядел как дорогая зарисовка кинокартины 90-х годов, бегающие по стенам разноцветные огни гирлянд и подвешенная омела.

Лиам держал Амели за руки и кружил ее в танце у высокой, наряженной преимущественно золотыми и красными игрушками ели, которую Эсме и Анника уже заканчивали завешивать елочными украшениями.

Чикаго отнес сервиз на праздничную скатерть глубокого изумрудного оттенка и занялся сервировкой стола.

Проходя мимо горящей теплыми огнями пушистой ели, Тетсу остановился возле нее с тарелкой ветчины и хмуро уставился на пол, усыпанный елочными иголками.

– Не стоило ставить живую елку, – пробурчал он. – Она без конца осыпается и бесит.

– Зато пахнет вкусно! – возразила Хеннесси.

– Мы в лесу, – обернувшись, ответил ей Чикаго. – Ты можешь выйти и пойти понюхать любую елку.

– И какой идиот тебя позвал... – промычала Хенни себе под нос.

Чик обреченно выдохнул и продолжил раскладывать салфетки. Отец поставил ветчину в центр стола. На обратном пути Тетсу опять замер возле ели, когда та в очередной раз осыпалась, и окатил ее презрением.

– Тетсу, отcтань от елки! – крикнула ему Лекси, выглянув из-за белой барной стойки. – Она сейчас иссохнет от твоего негатива. Не нравится – иди покупай искусственную и устанавливай на террасу. А еще лучше возьми у меня салат и отнеси на стол!

Чикаго неприкрыто громко усмехнулся и вмиг встретился глазами с отцом. Он нагло подмигнул ему бровями и через мгновение отхватил от него по затылку за молчаливую издевку.

Вернувшись к барно й стойке вместе с отцом, Чик упал на стул и закинул ногу на ногу.

– Чикаго! – окликнула его Иви. – Готовься, будешь помогать нам с мамой красиво раскладывать подарки под елкой.

Сложив пальцы в замок, он перенес вес вперед, на колено и, лениво махнув, пробормотал:

– Разбросайте их там как-нибудь аккуратно...

– Я притворюсь, что ничего не слышала, – украшая печенье цветной глазурью, многозначительно вставила мама.

Когда с ужином было покончено, Лиам прочистил горло и накрыл ладонь Амели своей:

– Мы бы хотели кое-чем с вами поделиться.

Чикаго прищурился, пристально разглядывая их лица. Эс и Анника неуверенно переглянулись.

– Мы чего-то не знаем? – неловко спросила Эсме. – Если честно, мне уже страшно.

Сидящая рядом Анника нервно почесалась.

– Да, – утвердительно качнул головой Лиам.

– Мы еще не обсуждали это с вами, – уголки губ Амели утешительно приподнялись.

– Колитесь! – в нетерпении Ива ущипнула брата.

– Лиам, Амели, – c лукавой ужимкой поторопила их мама, – рассказывайте уже, пока ваши дочери не откинулись прямо за этим столом.

Прежде чем огласить новости, Лиам взглянул на жену с большой любовью. Амели сжала его руку.

– У нас в семье будет пополнение.

У каждого из Нильсен-Майерсов за секунду на лице произошел целый салют из эмоций.

– Скажите, это собака? – с надеждой в голосе переспросила Анника.

Плечи Лиама содрогнулись от смеха.

– Может быть, в другой раз, милая.

– У вас с Эсме будет брат или сестра, – Амели нежно коснулась щеки Анники. Девочка растерянно захлопала ресницами. Наверное, она сама еще пыталась понять: рада или нет.

За столом пронеслось громкое, восторженное «ЧТО?!».

Чикаго повернулся к ним. Новость его порядком тоже изумила, поскольку он не слышал одиннадцатого сердцебиения.

– Ого... Cочувствую.

– Вообще-то мы планировали, – с ухмылкой обозначил Лиам.

Тетсу влепил Чику еще один подзатыльник.

– Эй! – шикнул на отца он.

От переполняющих чувств и радости за семью Лиама и Амели мама стерла подступающие слезы. Отец улыбнулся настолько искренне, насколько умел это делать.

– Поздравляем! – родители вышли изо стола, чтобы поздравить пару крепкими объятиями.

– Какой срок? – подскочила к ним приятно шокированная Эсме.

– Еще совсем маленький, – засияла Амели, обнимая дочерей. – Три недели.

Чикаго откинулся на спинку стула. Вот и объяснение тому, почему он не слышал ребенка. Следом, чтобы поздравить Амели и Лиама, поднялись близняшки. Чик присоединился к ним. «Ну с кем не бывает. Каждому свое счастье», – подумал Нильсен-Майерс.

– Я в шоке! – наконец воскликнула Анника.

– Я тоже вот-вот с ума сойду, – поддержала сестру Эсме.

– Мы с Амели долго думали насчет третьего ребенка. Сначала не решались, а потом все-таки сошлись на том, что было бы круто, если бы наша семья стала еще больше.

– Обалдеть! – на щеках мамы выступили ямочки. – Наши поздравления!

– Юху-у-у! – натянуто прогорланил Чик: – У нас появится плюс еще один ребенок, который будет звать меня Чики! Поздравляю вас со скорым наступлением бессонных ночей, истерик, коллекцией грязных подгузников, переживаний и, конечно же, отсутствием личной жизни на ближайший год! Е-е-е-е!

– У самого-то она есть? – поддела его Хеннесси, планируя вновь занять свое место.

Чикаго резко отодвинул стул сестры, и та села мимо.

– Осел! – упав на пол, грозно замахала кулаками Хен.

– Ой ты Боже, Чикаго! Какая забота! – Лиам для него сложил пальцами форму сердца. – Поверь, у нас не будет с этим проблем.

– Может, нам еще не поздно выйти? – предложила Эсме.

– Вы нас травмируете, – поддержала сестру Анника.

– Я с вами! – поднялась Хенни. – Я пока не готова слушать эти чудные разговоры. Может, лет через... – она прикинула, но быстро сдалась. – Ну, в гробу точно послушаю, там все равно делать нехер.

– Хеннесси, – пытаясь сдержать смех, покосилась на дочь Лекси.

Ива сидела с видом потерянного ангела, перебирала свои белокурые волосы и, вероятнее всего, тоже молилась, чтобы ее забрали с собой.

Тетсу выдержал небольшую паузу, а потом обратился к старшему сыну и его жене:

– Лиам, Амели, я очень рад за вас и рад тому, что в нашей бесконечно дружной семье, – на этих словах он скептично поднял бровь, а затем процедил их с особым нажимом, задержавшись взглядом на Чикаго, – через несколько месяцев будет пополнение.

Чик послал отцу невинную улыбочку.

– А что я? Как будто неправду сказал. Я вообще-то всю душу в свои слова вложил. – Чикаго показал подбородком на Хеннесси, которая опять пыталась сбежать. – Это она сбегает, а не я. – Чик дернул сестру за шорты так, что Хен плюхнулась обратно на стул.

Cкорчив воинственную рожицу, она пнула Чикаго под столом. Он в свою очередь пнул ножку стула Хенни. Тетсу понадобился еще один глубокий вдох.

– Пап, может, тебе уже ингалятор купить? – саркастично предложил Чик.

– Кислородную маску! – захихикала Хен.

– Сейчас пешком отсюда пойдете, – пригрозил Тетсу. – Как раз лесничим надо было отнести бумаги.

– Чур, он пойдет! – Хенни грубо тыкнула указательным пальцем в Чикаго. – Ему с давними травмами полезнее свежим воздухом дышать.

– Здесь водятся горные львы, так что ты пойдешь впереди, – четко проговорил Чик.

Физиономия Хеннесси угрожающе завопила.

– Ты видела это личико? – он очертил свой профиль. – Ни одна его идеальная черта ни за что не должна пострадать.

Сестра закатила глаза. Остальные члены семьи не сдержали хохот. Отцу, похоже, уже требовалась медитация. Прикрыв веки, Тетсу всем своим видом показывал, что поднимает из мертвых последние сдохшие нервные клетки. Распахнув синие глаза, он первым делом посмотрел на жену.

На его губах заиграла озорная усмешка. Так происходило абсолютно всегда, когда в голове у отца рождалась какая-нибудь сумасшедшая идея.

– Лексус, идем гулять?

Мама бодро вложила свою ладонь в его.

– А пойдем!

***

Родители сбежали по-настоящему. Вполне в их духе. Но вернулись до того, как стрелки на часах пробили полночь, наступило Рождество и пришло время обмениваться подарками.

После этой традиции отец взял свою гитару, и они, разлив глинтвейн, пряные ароматы которого наполнили дом, все вместе тесно уселись в зале на белые угловые диванчики, напоминающие облака. Диваны были плотно приставлены к друг другу и создавали полуквадрат. Под ногами на дощатом полу распластался дымчатый ковер.

Приглушенный свет горящей светлой гирлянды на елке и светлые блики жарких языков мерцающего пламени в камине мягко укрывали гостиную, укутывая своим теплом. Мама подтянула колени к груди и положила алую голову на плечо отцу, плавно перебирающему струны акустической гитары. Ива села рядом с ней по левую сторону, а Хеннесси по правую от Тетсу, чтобы спеть вместе с ним песню «This Christmas» дуэта «Оh Wonder».

«На улице видно миллион улыбающихся лиц,

А тихий гул напевает зимние мелодии.

Забавно то, как это время года вызывает слезы,

И я мечтаю, чтобы снег исчез».

Семья Лиама заняла соседний диван. Амели устроилась у мужа на груди. Анника, засыпая, прилегла к ней на колени. А Эс забралась на диван с ногами. Прижавшись щекой к плечу отца, она обняла его за бицепс.

Прислонившись к свободному дивану, Чикаго поделил с Финко место на пушистом ковре. Он мог занять его, но не посчитал нужным. Марии здесь все равно не было, поэтому Чику показалось, что для него и для Фин слишком много свободного пространства. От этого осознания внутри становилось слишком пусто.

Успокаивающий глубокий голос отца и высокий тонкий голос сестры нежно пели в унисон:

«Я бы отдал весь снег и бубенцы на санях,

Все рождественские огоньки,

Я бы отдал весь мороз и омелу,

Все уютные вечера».

Меняя тональность, они звучали то тише, то громче. Наверное, в тот раз, когда Чик пришел сообщить семье хорошие вести, Хен и отец репетировали именно ее.

«Я бы отдал всю любовь этого времени года

И все праздничное веселье,

Я бы отдал что угодно в это Рождество,

Что угодно в это Рождество,

Лишь бы ты была рядом».

Чем дольше Чикаго прибывал в кругу семьи, тем больше сомневался в реальности момента и начинал ценить каждый миг. Ему так сильно не хватало Марии, что в груди защемило. Он ярко ощутил, что невыносимо скучает по ней. Внутри что-то закололо.

Чик искренне надеялся на то, что Мари хорошо проводит Рождество, и на то, что она не одна. Что рядом есть те, кто о ней позаботится, кто сварит ей какао с двумя ложками сахара и украсит для нее напиток маршмеллоу. Те, на кого она может положиться.

Всю жизнь он наблюдал за отношениями родителей, Лиама и равнялся на них. Но чем старше Чикаго становился, тем больше начинал верить в то, что, вероятно, останется один.

Этим Рождеством отец сказал: «Вы должны чувствовать в отношениях свой дом. Ощущать как надежную крышу над головой, под которой можно укрыться от бури, неважно, бушует она снаружи или внутри вас. Вы не должны выходить на еще одно поле боя, где вам предстоит бороться за внимание или за то, чтобы ваш голос наконец услышали. Будьте внимательны к тому, кто находится рядом. К правильному человеку, к вашему человеку не придется долго стучаться, он или она сами откроют вам дверь».

***

Прошло три дня с тех пор, как Нильсен-Майерсы обжились в лагере.

Голод Чикаго начал его истязать, давая о себе знать недомоганием и страшной болью в теле. Пора было уезжать. Он был доволен тем, как справился cо своим испытанием. Первый раз, оставшись с близкими на достаточно длительный срок без подстраховки Марии, Чик смог продержаться самостоятельно. Она бы точно ему сказала что-то по типу: «Это твоя огромная победа. Не смей отрицать».

Несмотря на то, что сегодня наступил день рождения Чикаго, он поставил членов семьи перед фактом о том, что ближе к обеду вернется в город.

Пытаясь добиться от кофемашины хоть какой-то намек на адекватную работу, Чик терял последние крупицы терпения:

– Идиотская кофемашина! – зарычал он, едва удерживая себя от того, чтобы не разломать аппарат окончательно. – Сколько ей лет? Восемьдесят?!

Отец отвлекся от книги тогда же, когда вниз спустились близняшки:

– Че ты опять ворчишь, как бабка старая?

– Почему же «как»? – присоединилась к издевательствам Хеннесси.

– Словами не передать, как ты меня раздражаешь, маленькое отродье в фиолетовой пижаме, – оставив попытки с кофемашиной, Чикаго заварил себе зеленый чай. Хенни послала ему воздушный поцелуй.

– Чикаго сегодня позволительно, – ответила за Чика Ива, оторвав глаза от экрана телефона. – Он же теперь еще на год постарел.

– Вы просто ужасны!

Иви снова уткнулась в телефон. А потом чмокнула Чикаго в щеку и, набросив пальто, выбежала из дома.

– Куда она? – Чик бросил беглый взгляд вслед сестре.

– Совершенно не представляю, – c загадочным и хитрым видом подошла к нему Хен. – У меня ни малейшей догадки нет по поводу твоего вопроса. Ни намека на мысль в моей голове, – она попробовала на вкус каждую букву.

– Там у тебя никогда не бывает намека на мысль, – в шутку произнес Чикаго и отпил из кружки.

– Надеюсь, ты захлебнешься, – усмехнувшись, толкнула его локтем Хеннесси.

– Вы бы с Марией спелись.

Услышав имя Мари, Тетсу поднял голову. Запыхавшись и нахватав белокурыми волосами снежинок, Ива вернулась в дом.

– А тебя какие белки украли? – грея ладони о кружку, обратился к сестре Чик.

Уголки рта Иви взлетели до небес. Ее поведение настораживало.

– Выйди на улицу. Там для тебя посылка.

«Чего?»

– Да! Вали отсюда! – задорно подхватила Хен.

– Вон, – добавил от себя Тетсу, выставляя сына во двор.

На террасе лежала огромная коробка, обернутая в подарочную бумагу. В голове Чикаго крутились воспоминания о словах Мари, брошенных ей по телефону, но он до последнего прогонял эти мысли. В теле зародилось непонятное предчувствие, и Чик приблизился. Глупо улыбаясь, он убрал придурочный розовый бант и разорвал упаковку.

Руки нерешительно потянулись к картону. Чикаго снял крышку с коробки, почти что доверху забитой динамитом, и рассыпался вдребезги. Запустив пальцы в шевелюру, он уронил голову и зашелся смехом.

На взрывчатке лежала подписанная от руки открытка:

«Ненавидь меня до хруста ребер.

– Твое чудовище»

Его захлестнули эмоции. Лицевые мышцы свело от не сходящей с губ улыбки. Продолжая смотреть в записку, Нильсен-Майерс закрыл рот ладонью. Сердце запорхало в груди, крыльями ударяясь о свою клетку.

В момент, когда его небеса ударились о землю, Чикаго понял, что не было у него никакой первой любви. Все, что происходило с ним до встречи с Мари, называлось чем угодно, но только не любовью.

Фрэ́нсис А́льберт Сина́тра – американский певец, киноактёр, кинорежиссёр, продюсер, шоумен, дирижёр, политический активист. Лауреат кинопремии «Оскар» и музыкальной премии «Грэмми».

Oh Wonder – дуэт образованный, Джосефиной Вандер Гюхт и Энтони Вестом, играющий в стиле инди-поп.