Сидя за фортепиано, Чикаго вспоминал мелодию из детства и перебирал знакомые ноты, обдумывая произошедшее в комнате. Хотя в голове творилась полная неразбериха, которая ему совершенно не нравилась. Все же кое-что он для себя понял.

Мария стала единственным человеком, которому впервые за долгое время удалось вызвать у него живые чувства. Чику показалось, что он разучился что-либо чувствовать еще после комы. Став вампиром, Чикаго ощущал только ярое желание убивать.

Он ничего не хотел. Ничего не мог. Ни на что не было сил. Изо дня в день, прикладывая зверское усилие, Чик отдирал тяжелое тело от постели и влачил свое жалкое существование. Возможно, если бы не вампирическая сверхъестественная сила и не огромное желание стать человеком, Чикаго бы днями напролет либо спал, либо молча смотрел в потолок.

Если бы он не поставил себе цель выбраться из собственного кошмара, давно бы провалился в темную бездну. Или застрелился серебряной пулей из револьвера.

Однако Мари вызвала в нем желание.

Чувство было настолько настоящим и необузданным, что ему почудилось, что он вдохнул полной грудью. Не как вампир, а как человек, которым когда-то был.

Чикаго должен был признать, что за месяц, который они были знакомы, эта девушка каплей за каплей пробуждала в нем жизнь.

А быть может, Мария сама есть жизнь. Яркая, а порой угасшая. Не раз поцелованная смертью, обнятая горем, но не сломленная, продолжающая путь. Полная страсти, не лишенная нежности. Она имела глаза, объятые огнем печали, но хранящие блеск искренней благодарности каждому дню.

Жизнь принимает воплощение в каждой из ее деталей.

Мария вышла из комнаты не сразу. Она нашла Чика на втором этаже и проследовала к нему. Чикаго предпочел бы сделать вид, что не заметил ее. Он упрямо не отрывал взгляд от клавиш даже тогда, когда Мари заговорила с ним:

- Что произошло, когда мы были в твоей комнате? - прямо спросила Суарес, выбрав для этого не самый лучший момент.

- Игра, - безэмоционально отрикошетил Чикаго.

- Игра? - cложив руки на груди, Мари нервно рассмеялась.

- Ты не ослышалась, - резче, чем собирался, сказал он.

- Не разговаривай со мной в таком тоне.

- Я неумышленно, - на самом деле так выглядели извинения Чика.

Он зажал самые мрачные клавиши.

- Я не хочу быть частью твоих игр.

- А частью чего ты хочешь быть? - Чикаго выжидающе уставился на Марию. Его руки зависли в воздухе вместе с вопросом.

- С чего ты вообще взял, что я хочу быть частью чего-то? Или тем более кого-то, - отчеканила она каждое слово. - Мне не нужен кто-то, мне не нужно что-то, чтобы быть счастливой.

А Чику не нужен был другой ответ, чтобы снова убедиться в ее исключительности.

Облокотившись о фортепиано, Мари подперла ладонями щеки.

- Я знаю, что давно наступила твоя очередь спрашивать, - начала она издалека, - но так как ты с этим не торопишься, сыграем в правду?

- Мое время для вопросов еще не настало. Я слишком много думаю о тебе самостоятельно, чтобы ты потом подтвердила мои теории.

- И что ты обо мне думаешь?

«Что мне стоит держаться от тебя подальше».

- Тебе лучше не знать.

- Возможно, ­- поразмыслив, согласилась Мария и кивнула на музыкальный инструмент. - Ты умеешь играть на фортепиано?

- Я бы так не сказал, - усмехнулся Чикаго, окунаясь в прошлое. - Отец учил играть всех. И пытался научить меня. Кажется, мне было девять. А я уперся из вредности, несмотря на то, что мне было интересно.

- Тогда почему уперся?

- У меня сложилось неоднозначное отношение к музыке, - спокойно признался он и незаметно улыбнулся, вспомнив горькую детскую обиду. - В те времена отец все время работал. Постоянные разъезды: концерты, гастроли. Мы его практически не видели. Мне его сильно не хватало.

И раз работа отца была напрямую связана с музыкой, я решил, что во всем виновата именно она. Что это музыка забрала его у нас.

Я ревновал и переживал, что если возьмусь за игру на фортепиано или на любом другом инструменте, то музыка заберет и меня. Я обожал, когда он брался за фортепиано, потому что восхищался отцом, его игрой и аккордами, что тот выдавал, и ненавидел по этой же причине.

- Хочешь попробовать? - спросил его Тетсу, исполняя свою новую написанную композицию.

Чикаго натянул шапку и, cкрестив руки, отвертелся:

- Спасибо, я воздержусь.

- Я же вижу, c каким интересом ты глазеешь, - поддернул отец. - Садись ко мне.

- Не верь всему, что видишь, - проворчал Чик. - Ты мне сам как-то сказал...

И тогда Тетсу придумал план, который точно должен был сработать с его сыном.

- За каждый правильно повторенный аккорд плачу тебе пять баксов.

- Идет, - без лишних возражений Чикаго покорно опустился на банкетку рядом с ним, наивно убеждая себя в том, что соглашается только ради карманных денег.

- В тот день я выучил одну несложную мелодию. Возненавидел ее, пока учил, и больше к фортепиано не подходил, - закончил короткую историю Чик.

- Да, - весело протянула Мария, - ты был вредным и очень милым ребенком, что не скажешь о тебе в тот раз, когда нас превратили, - заявила она на тон тише.

Чикаго попытался повторить ту композицию, но это оказалось сложнее, чем он думал. Его терпения хватило ровно на пять минут, а потом Чик чуть не снес все клавиши под смех Мари.

***

Ложась спать, Чикаго не выключил свет и решил оставить решение за Марией. С первой попытки так просто не избавишься от глубинного страха, спровоцированного посттравматическим стрессом. Вот и Мари все еще оставляла как минимум одну лампу включенной.

До этого дня.

Мария погасила весь свет и c максимальным ускорением, будто бежала от преследующих ее призраков прошлого или монстров, запрыгнула в его постель. До чего странно.

Воцарилась темнота, но не кромешная. Огни ночного города попадали через окно в комнату и оставляли на стенах тени.

Чикаго смотрел Мари в спину. Вдруг она повернулась к нему лицом и осторожно спросила:

- Чего ты боишься больше всего на свете?

Его удивил ее внезапный вопрос.

- Мы до сих пор играем в правду? - податливо ответил Чик вопросом на вопрос.

- Я оставлю право выбора за тобой.

Чикаго перевернулся на спину и вновь увидел парящие под потолком воздушные шары.

- Будет справедливо ответить тебе честно. Я стараюсь не бояться ни-че-го, чтобы не становиться беззащитным. Пока не признаёшь перед страхом его победу, ты неуязвим. Но как бы я не пытался, тревога внутри никуда не уходит.

- Бояться нормально. Cтрадать от своих страхов ненормально. Я давно хотела разобраться с тем, что меня пугает в темноте, и, возможно, так бы и не решилась это сделать в одиночку.

А ты привел меня в тот кинотеатр, - Чикаго взглянул на Марию. Ее лицо оставалось расслабленным. - Я не сказала тебе за это спасибо. Пускай полностью меня не отпустило, но я хотя бы сделала шаг в этом направлении.

- Ну да, - губы Чика двинулись в усмешке, - без меня бы у тебя ничего вышло.

Мария хохотнула и толкнула его в плечо.

- Поблагодари лучше себя, не меня, - уже серьезнее прибавил он и после открылся: - Больше всего на свете я боюсь навредить тем, кто мне дорог. Банально, но мне плевать, - его улыбка померкла.

Дело было в том, что как бы Чикаго ни хотел уберечь близких, все равно полностью у него это не получалось. Он не мог часто приезжать домой, старался свести общение с семьей к минимуму, чтобы держать ее как можно дальше от себя.

И тем самым столько всего упустил. Физически-то они целы, но что насчет душевного состояния? Чик знал, что своей неоправданной в глазах родных отреченностью нанес слишком много ран.

У его мамы была очень непростая юность. Она получила сильнейший травмирующий опыт еще до отношений с отцом. После чего с помощью Тетсу прошла огромный путь со специалистами, чтобы излечиться от депрессии. До конца симптомы болезни не ушли. Периодически ее накрывает, но состояние стало гораздо лучше.

Когда Чикаго отстранился, всем было непросто. Члены семьи переживали, что Лекси опять вернется к тому плачевному состоянию, из которого ее c трудом вытащили, потому как она становилась тише и стремительно теряла в весе.

Отцу пришлось перестроить рабочий график, чтобы проводить больше времени дома. Близняшки росли и были вынуждены наблюдать за тем, как угасает их мать, когда она им особенно была нужна.

С их последней встречи мама похудела еще сильнее. Всякий раз, когда Чик приезжал домой, он боялся увидеть, что ей стало хуже.

Тетсу во всем винил его. Отцу была непонятна отчужденность сына. Он переживал за жену и не понимал, как Чик мог обо всем знать и продолжать держаться в стороне. Тетсу считал Чикаго решением проблемы и не мог принять то, что он был не намерен возвращаться.

Чика и без него прекрасно колола вина. Поэтому он запихал все свои последние чувства как можно глубже.

У него просто не было права. Не было выработанной силы воли и высокого самоконтроля, который он тренировал, чтобы поскорее появилась возможность приехать домой без мучительной жажды и желания убить всех, как только он переступит порог.

Все говорят Чикаго о том, как им его не хватает, но едва ли кто-то задумался о том, как их не хватает ему.

- Вовсе не банально, - озадаченно хмыкнула Мари. - Просто не может быть банальным. Напротив, это означает, что у тебя огромное сердце. Сама в шоке, что я это говорю, - прошептала она, усмехнувшись и сморщив нос.

Мария приложила ладонь к его груди.

- Мне известно, что у вампиров практически не бьется сердце, но я уверена, что твое сердце бьется, как у самого живого человека на свете.

Оторопев, Чикаго замер. Знала бы она, как много для него значили эти слова.

Мари убрала руку и напоследок проговорила:

- Надеюсь, у нас будет спокойная ночь, Чикаго, - он понял, что Мария намекала на его самоконтроль.

- Зато завтра будет точно твой день, мартышка, - непроницаемо ответил Нильсен-Майерс.

- Это какой?

- Сумасшедший. Тебе должен понравиться.

Сонно и недовольно что-то промычав, Мария принципиально от него отвернулась, натянув на себя одеяло.

Посреди ночи Чику показалось, что он впервые перевернулся на бок спиной к Мари. Как та подскочила. Рывком вернула в обратную позицию, пригвоздив его спину и запястья обратно к простыням.

- Ну здорово, - с иронией в тоне вздохнул Чикаго.

Чуткий сон охотницы. Она сидела на нем сверху и сканировала Чика пристальным прожигающим взглядом. Не осталось и намека на то, что еще минуту назад девушка сладко спала на соседней половине. «Почему она так не просыпается, когда начинает бродить во сне?»

- Куда собрался? - подозрительно поинтересовалась Мари.

- Я всего лишь повернулся на другую сторону, но реакция у тебя неплохая. Спасибо.

Мария продолжала оценивающе вглядываться в его лицо.

- Пока что я убивать никого не собираюсь. Ложись спать, - он похлопал ее по макушке, - хороший песик. —  Мари зарядила Чику по носу, со спокойной душой отпустила и легла обратно.

Все как обычно.

Спустя какое-то время Чикаго опять распахнул глаза, почувствовав на себе инородное тело, которым (конечно же!) оказалась Мария. Забравшись на него полностью, она умиротворенно спала, устроившись на его груди.

Чик еще не видел ее такой безмятежной. На территории вампирской общины Мари спала очень беспокойно. Постоянно ворочалась и с кем-то дралась. А сейчас она словно наконец нашла покой. Длинные ресницы практически касались ее щек. Размеренное дыхание грело его футболку.

«Чудовище...»

Чикаго не стал ее стаскивать с себя, чтобы не будить. Вдруг ей снится что-то прекрасное. Вместо этого он накрыл их с Мари покрывалом и погрузился обратно в сон.