Встретившись лицом к лицу с охотниками в доме «Мрачной Ночи», вражеский дух Марии по отношению к ним стал лишь ярче. И он бы извергся наружу, если бы Чикаго не увел ее за миг до этого.

Наткнувшись в особняке на картину семейства Адамс, Мария тут же узнала их, ведь охотничья организация держала тех на прицеле, как одну из главных угроз. Адзе Адамс – древний вампир, приходящийся серьезной угрозой охотникам с незапамятных времен.

От его руки погибли два боевых соратника только из ее стартового состава отряда, а сколько пострадало охотников в других группах...

Вампиры, убивающие людей, охотники, истребляющие вампиров, и вампиры, охотящиеся на охотников – нескончаемый круговорот жестокости в природе.

Стоя перед зеркалом в ванной, Мария пыталась уложить непослушные кудри. Она никогда не любила возиться с волосами, и, как правило, что-то путное из этого редко выходило.

Мышцы рук устали, и когда Мари в очередной раз захватила лишние пряди волос, которые к тому же успели спутаться, она обреченно прорычала:

– Да как меня все задолбало!

В этот же момент в дверь раздался глухой стук и за ним насмешливый и одновременно собранный голос Чикаго:

– Понимаю, – он надавил на ручку. – Я войду?

– Зачем? – сделав глубокий вдох, раздраженно спросила Суарес, но ответ не получила.

В проходе уже вырос приодетый на бал Чикаго.

«Шикарно приодетый...ну или раздетый?»

Глядя на его образ, даже раздражение поугасло, что странно. Обычно, когда Чик попадался на глаза или, того хуже, начинал говорить, все работало наоборот.

Он накинул на себя классический вельветовый пиджак цвета граната. А под пиджаком не было ничего, кроме обнаженного тела и переплетенной свисающей цепи, повторяющей форму ребер. Украшение полностью перекрывало торс. Оно держалось на плечах и доходило до брюк, по всей видимости, из одного комплекта с пиджаком.

Мария заметила, что его блуждающий взгляд задержался на ее фигуре, которую облегало шелковое изумрудное платье в пол. Длинные рукава сужались у запястий. Глубокое декольте открывало вид на грудь и острые ключицы и запахивалось поясом, подчеркивающим талию. От пояса струилась юбка, огибающая форму бедер. Чем ниже к подолу спускалась нежная гладкая ткань, тем свободнее было платье, также имеющее привлекательный вырез на бедре.

Мари сама изумилась тому, как платье идеально село, и, пожалуй, еще тому, что, проведя в нем около пятнадцати минут, она все еще оставалась жива. Не успех ли это?

Сдвинув брови, она отвернулась от Чикаго, принявшись снова воевать с прической. «Приперся постоять над душой, что-ли?»

Чик обошел ее и встал у нее за спиной. Как-то частенько он стал это делать. Мария грозно зыркнула на него в отражение в зеркале. Снисходительная ухмылка тенью коснулась его губ.

Отобрав у Мари расческу, Чикаго следом забрал у нее резинку, которую она гневно сдавливала в зубах.

– Ты что задумал? – подозрительно поинтересовалась Мария, проследив за его движениями.

– Ненадолго избавить тебя от мучений, – деликатно проведя расческой по волосам, он осторожно отделил и подцепил несколько прядей ее челки, часть оставив спереди, пока Мари не понимала, что происходит и почему.

– Заплетешь мне косички? – ехидно предположила она.

– Вообще-то могу, – Чикаго усмехнулся. – А у тебя, как я вижу, с этим большие проблемы?

Ей ничего не оставалось, как продолжить следить за ним в зеркало.

– Какой ты наблюдательный, – c краткой улыбкой фыркнула Мария. Его прикосновение к волосам напомнило о маме. – Помню, когда я была маленькой, моя мама часто возилась с моими волосами.

По правде говоря, это было одно из немногих ее воспоминаний о матери, но очень ценных.

Она недоумевала, зачем сказала это вслух. Отвела взгляд и хотела уже было пожалеть о том, что выдала, но опомнилась о том, что хотела запретить себе жалеть о чем бы то ни было.

– Сыграем в правду? – предложил Нильсен-Майерс, закручивая волосы: – Что c ней случилось? С твоей мамой.

Смирившись с тем, что сама подлила масла в огонь его любопытству, Мария поведала все, что ей было известно:

– Она умерла совсем молодой. Мне было четыре, когда ее убил вампир. Папа не вдавался в подробности произошедшего. Для него эта тема всегда являлась самой болезненной.

– Соболезную, – сострадательно произнес Чикаго, поймав ее взгляд в отражении. – Как ее звали?

– Бьянка.

– Твоя фамилия: Суарес, – констатировал он. – Фамилия твоего отца? Ты часто бормочешь под нос на испанском, но твой английский безупречен. У тебя испанские корни, не так ли? К слову, я знаю, что ты часто порочишь мое имя на испанском, – Чик слегка потянул ее за волосы назад.

– Мои родители были из Испании, я родилась и выросла здесь. А твое имя я готова порочить не только на испанском. Откуда такие глубокие познания в языке? Ты знаешь испанский?

– Немного, – бесстрастно пожал плечами Чик и, соединив пряди, зафиксировал их резинкой. – Учил в школе от скуки. Как оказалось, не зря, да, estúpido?

– Сам ты тупой! – огрызнулась Мария. Она хотела обернуться, но Чикаго шикнул на нее, чтобы Мари не мешала.

И тогда Суарес специально наступила ему на ногу, на что Нильсен-Майерс лишь с усмешкой цокнул.

Мари вернулась размышлениями к матери.

– Я не знаю, какая фамилия была у мамы, – печально призналась она. – У нас было опасно заводить любой разговор о ней. Cродни табу. Папа избавился от всего, что напоминало ему о маме, кроме меня, в том числе от ее фотографий, поэтому я даже не могу вспомнить, как она выглядела. Но отец как-то сказал, что я очень похожа на нее, – этот факт грел Марии душу, так она имела хотя бы какую-то общую ниточку с мамой.

– Что насчет родителей Бьянки? Они живы?

– Нет.

Скривив губы, Чикаго холодно высказался:

– Твой отец не подумал о тебе, когда забирал последнее, что у тебя осталось от Бьянки.

– Однажды я сказала ему тоже самое. Он ничего мне не ответил, лишь посмотрел так, будто я самая ужасная дочь на свете, – уголки губ Мари дрогнули в слабой ухмылке. В тот момент она примерно так себя и чувствовала из-за того, что попробовала упрекнуть его.

– Мне это знакомо, – понимающе сказал Чик. – Когда я в последний раз ненадолго смог выбраться домой, мой отец смотрел на меня таким же образом.

Он считает, что мне плевать на семью, – c печальной усмешкой, спокойным тоном поделился юноша. – Отец может оставаться при своей точке зрения. И хорошо то, что на этот счет у меня тоже есть свое мнение. Мне достаточно того, что знаю о себе я. А правда кроется в том, что мне не плевать на них.

Мария была полностью согласна с Чикаго. Истина заключается в том, что знаешь о себе ты, а не другие.

Чик отстранился, а Мари покрутилась у зеркала, пытаясь разглядеть в отражении старания вампира. Пряди челки были прилежно закручены с двух сторон, некоторые переплетены в некрупные косы. Прелестная композиция искусно соединялась сзади.

– Спасибо большое, – восхищенно поблагодарила Мария, любуясь прической. Если честно, она не верила, что у Чика получится нечто стоящее, когда тот взялся за эту затею. – Что бы я делала... – здесь она решила прервать фразу.

– Без меня-то? – нагло просиял Чикаго, довольствуясь ее реакцией. – Без понятия, но, кажется, я представляю, что ты имела в виду. Что я неотразим и таких, как я, больше нет?

Взглянув на него, Мари усмехнулась и возвела глаза к потолку.

– Ты меня понял.

– Понял, и между тем добавлю, что таких, как ты, тоже больше не существует.

Сказав это, Чик оставил Марию в ванной одну, однако она последовала за ним.

– Само собой, – Мари торжествующе поставила обе руки на талию, пока Чикаго надевал часы, а в ногах у него ластилась лиса. 

На его тонких длинных пальцах красовались кольца.

– Но что ты имеешь в виду? – в ее голове выдалась глобальная ошибка после брошенной фразы Чика, от которого услышать что-то похожее было очень странно, поэтому Мария решилась переспросить.

– Что все мы уникальны, – ровно отозвался Чикаго, надевая длинное черное пальто. По огоньку бесов, заигравших в его глазах, можно было догадаться, что он снова возобновил свою игру. – И даже ты.

– «Даже», – проворчала Мария. Нильсен-Майерс набросил на нее верхнюю одежду и, сверившись с часами, объявил:

– Можем выходить.

Вампирский бал – вот к чему ни морально, ни физически не была готова Мари. Часть огромного испытания, с которой она тоже справится. C которой обязана справиться.

Вдохнув поглубже, она позволила Чикаго стать своим проводником навстречу собственным страхам.

***

Они ничуть не спешили на мероприятие, вышагивая по аллее, ведущей к дому «Багровой Зари». В планах было подоспеть на бал одними из последних.

Луна скрылась за тучами. Под ногами хрустел гравий, по которому идти на каблуках стало дополнительной пыткой. Прохладный запах свежей хвои пробивался в легкие, а в некоторых местах территории, напоминавшей лабиринт елей, маячили «светлячки» – знак присутствия магии лёми.

Завтра Чик отчаливает на общее собрание, и Марию это по-настоящему напрягало. Ведь если кто-нибудь из вампиров решит воспользоваться его отсутствием, без нормального оружия она не сможет за себя постоять, и тощий мальчишка Миллард вряд ли ей как-то поможет.

Мари было сложно поверить в то, что Чикаго не принимал это в расчет. На секунду старые предубеждения и сомнения вновь вцепились в охотницу мертвой хваткой, и она в который раз задумалась, стоит ли вообще доверять Чику. Сердце заколотилось, выдавая ее переживания.

– Нервничаешь? – с подзадоривающей язвительностью не упустил свое Нильсен-Майерс.

Чтобы отвлечься от терзаний, Мария уточнила прямо:

– Ты всерьез рассчитываешь завтра на Милларда?

– Я не привык рассчитывать на кого-либо, – смотря перед собой, откровенно ответил Чик. – Но завтра могу ненадолго доверить тебя Милларду. – Мари сжала челюсть, cобравшись вспылить: «Ты опять меня испытываешь или ни черта не догоняешь?!», как он добавил: – Я могу понять твои опасения, но они ни к чему.

Я официально заявил Лилит о тебе, как о своей «собственности», – это слово заставило Марию поморщиться, – и она приняла мое решение. Никто из вампиров клана не смеет посягнуть на то, что одобрила высшая правительница. Это закон. Высшая знать расценит это как прямое оскорбление и пренебрежение. Лишние проблемы с главарями здесь никому не нужны, тем более я официально один из управителей домов, поэтому никто не посмеет на тебя посягнуть.

Думаешь, Афина или кто-нибудь из вампиров не решил бы напасть на тебя раньше?

Мария недоверчиво хмыкнула.

– Раньше ты от меня практически не отходил.

– Не будь я домоправителем, кто-то бы непременно напал до официального разрешения Лилит, чтобы унизить тебя как представителя человеческой расы, чтобы поставить на место меня и показать, что дозволено в клане, а что нет. Более того, ты была бы мертва. Я далеко здесь не самый сильный вампир.

Выходит, если бы не статус Чикаго, они бы не смогли заключить сделку, и, вполне возможно, ее бы прикончили еще в самый первый день пребывания в клане.

При вечернем освещении фасад самого крупного особняка клана, усыпанный дикими розами, его красные башни и каменный дракон, охранявший дом, выглядели еще внушительнее, чем днем.

Рассматривая статую спящего дракона, Мари подметила для себя общую интересную деталь у домов и осведомилась вслух:

– Почему каждый из особняков отличает какое-то животное?

– Помнишь, я как-то сказал, что вампиры не тронут Финко, потому что она священное животное? Каждый из четырех домов их олицетворение, а животное считается символом. Символ дома «Багровой Зари» – дракон, «Судного дня» – грифон, у «Мрачной Ночи» – ворон и, наконец, символ «Пылающего Заката» – лис.

Наладив отношения, чародеи преподносили вампирам за покровительство в дар фамильяров. Они не были простыми животными, отличались развитым интеллектом, обладали магией и служили своим хозяевам. Многие из них отличались долгожительством и способностью разговаривать. Таким же образом в клане появились лёми.

Кроме того, некоторые вампиры способны обращаться в этих животных. Так как развитые вампиры были созданы последствием наложения проекции, дар к трансфигурации передался от чародеев.

– Так вот откуда...

Узкий мир Марии представлений о вампирах обретал новые очертания благодаря информации, что давал ей Чикаго. Похоже, скоро ей будет известно о вампирах больше, чем всей Тайной Государственной Организации охотников.

– Тебе еще многое предстоит узнать, – равнодушно закончил Чик, вернувшись взглядом к торжественному входу в особняк. – М-да, не хватает лишь вывески «Добро пожаловать в цирк!»

Шутки Чикаго разбавляли внутреннее напряжение, от которого содрогались все внутренности, как от землетрясения.

– Цирк уехал – клоуны остались, – c задорной улыбкой подхватила Мари.

– Будет очень грустно, но смешно, – с ледяной усмешкой подытожил Чикаго и, положив ладонь ей на талию, прошептал: – Не верь ни единому моему действию в этих стенах.

Он подтолкнул ее вперед, и мысли Марии затерялись где-то между его словами и ее попыткой сохранить самообладание.