Хант, с легкой, издевательской и непринужденной улыбкой оглянул без того взвинченного Бартлетта, нервно поправляющего свой чёрный помятый галстук, касаясь толстыми большими пальцами нежного на ощупь изделия.
Сэмюэль, давно работающий и знающий все и как в своей далеко не простой и выматывающей нервы сфере, явно понимал, что тот лукавил. 

Растерянно стуча длинными изящными пальцами, мужчина направил взор своих аквамариновых очей, то на один ободранный угол кабинета, то на другой, в поисках хотя бы малейшей зацепки на что-то действительно важное, что приведёт его к разгадке того, чего он сам ещё не знал.
Хант трезво понимал, что стены этой больницы хранят отнюдь не прекрасные воспоминания этой отвратительной жизни, магнетизируя, закручивая в свой водоворот. Кажется, если прикоснуться к этой развалюхе, в голове самопроизвольно начнут вырисовываться все прошлые воспоминания и события, которые, почему-то, чертовски привлекают, но в тоже время, отпугивают, заставляя забиться в какой-нибудь угол, перепугано кусая ногти. Ну и, конечно же, мужчина понимал, что он уже начал эту незамысловатую игру, из которой, выхода, к сожалению, нет, как бы он обреченно не вздыхал и не массировал свои виски от усталости и изнеможенности. Нужно действовать.

Пара глаз интуитивно замерла на какой-то ободранной тумбочке из темного дерева, по которой, как показалось мужчине, стекала какая-то жидкость, явно не привлекая его. Спустя уже секунду, аквамариновые глаза обратили внимание на старую фотографию черно-белого цвета, создавая эффект винтажности, древности своими потертостями и мятыми местами. Фотография находилась в такой же ободранной, как и тумбочка, рамке, сделанная из такого же материала. На ней был изображён, как показалось Сэмюэлю, сам Чарльз, в возрасте своего совершеннолетия. Но особо привлекло его внимание не какая-то фотография в ободранной рамке, а то, что находилось рядом с этой вещью — уже далеко не белая, ржавая пластиковая карточка.

Хант заинтересовано подпер своим кулаком подбородок, все более внимательнее вглядываясь в столь интересный объект.

— Мистер Хант, куда вы так упорно смотрите? Будто сейчас там сделаете дыру, — неожиданно для обоих, наконец подал голос Чарльз, очень неумело пытаясь разрядить нервную обстановку. Но нервной она оставалась только для него.
Самюэль лишь незаметно для него вздрогнул, но оставался все также удивительно спокойным и непоколебимым.

Дабы отвлечь директора, мужчина спросил:

— Ваше фото? Неплохо выглядите, мистер Бартлетт.

Тот, в сотый раз вытирая капельки пота со своего лба каким-то грязным платком, принялся заливаться красным румянцем.

— Можно посмотреть поближе? — осторожно спросил Хант, немного боясь отрицательного ответа, но, получив краткий кивок, облегченно вздохнул с легкой улыбкой на губах,  понимая, что тот не понимает его хитрого замысла.

Осторожно отодвинув, со скрежетом об пол, стул, мужчина встал и медленно подошёл к тумбе.
Заслоняя собой весь вид на область, где находится тумбочка, Сэмюэль принялся делать вид, что он якобы заинтересованно разглядывает фотографию директора этой больницы, хотя, на самом деле, ему было абсолютно плевать на это. Правой рукой, незаметно для Бартлетта, мужчина тонкими пальцами прикоснулся к карточке и на секунду сжал, позже, медленно приблизил руку к себе и засунул ржавую пластмассу в правый карман, хорошо выглаженных брюк.

— Ложный вызов, говорите? — Сэмюэль с наигранной тёплой улыбкой повернулся к собеседнику. Тот лишь нервно кивнул. — Как скажите, мистер Бартлетт, пожалуй, мне стоит тогда удалиться.

Быстро попрощавшись, Хант нажал на потную, видимо от рук Чарльза, дверь. Та поддалась, и мужчина встретился с кромешной тьмой и разрушенными стенами, создающие бесконечный путь в никуда: запугивающие, затуманивающие рассудок и сознание, смешивая все мысли в голове, не давая прийти к какому-либо решению.

Напрягая свои глаза в темноте,  мужчина увидел длинный коридор и начал свой путь.

Все это время, мужчину сопровождала отвратительная вонь каких-то лекарств, заставляя его морщиться и сводить брови в переносице.

Холодные потоки воздуха из выбитых окон психиатрической лечебницы обратились на Сэмюэля, из-за чего-то тот неоднократно поправлял своё длинное пальто и каждый раз вжимался все крепче в свой чемодан, сжимая губы в тонкую сплошную линию и изредка оглядывался по сторонам.

Неожиданно, каблук мужчины за что-то зацепился, заставляя того упасть на пол.

— Чертовщина! — выругался Хант, ударяя руками об пол. Но вместо привычного звука удара об поверхность, мужчина услышал звук всплеска. Его руки обволокла неизвестная жидкость и он незаметно для себя задрожал и замер, приоткрыв тонкие губы. Неловко пытаясь встать, он повернулся, задев рукой что-то мягкое на ощупь, вскрикивая. Нащупав другой рукой свой чемодан, мужчина открыл его, доставая фонарик и включая. Направив его на свою руку и на область рядом с собой, Хант опешил.

По его руке стекала красная жидкость, явно напоминавшая ему кровь, возле мужчины находились обрубленные части тела какого животного, потухшие старые свечи и какие-то непонятные зарисовки на полу.

Хант ужаснулся.

— Что это за хрень, мать твою?!

Как можно быстрее встав, Сэмюэль решил на свой риск и страх побежать, дабы быстрее добраться до выхода из этой, как ему казалось, преисподние.

Благополучно добежав до какой-то непонятной железной двери, Хант облегченно вздохнул и с надеждой нажал на ручку двери, на что та издала противный, режущий слух звук, осведомляя что она заблокирована.
Пару секунд Хант растерянно смотрел на дверь, но увидев какой-то намагниченный блок, коварно усмехнулся.
Потянувшись к карману брюк, мужчина нащупал необходимый объект и прислонил к блоку. После, дверь издала положительное пищание, и Сэмюэль снова надавил на ручку, на что та поддалась и огромная железная дверь отворилась.