Угрюмо пялясь в потолок, я проклинала и Люциуса Малфоя с его манией защищать «честь будущей миссис Малфой», и саму Паркинсон, и себя саму за неконтролиемую ярость.  Да я даже, если подумать, не сильно-то и надавала ей. Могла бы и вообще череп пробить или что похуже. А я ей только немного волосики да личико поправила. Ну и сотрясение было у нее... Небольшое.
Гермиона все так же была лежала в Больничном Крыле с отравлением. Мадам Помфри обещала, что в ближайшее время она очнется – обещали, что через неделю или две Гермиона очнется. Мы с Роном торчали в Крыле, пока МакГонагалл лично не приходила за нами, чтобы мы шли на уроки. Паркинсон же лежала в Мунго, а с ней сидел Малфой, который, как мне кажется, хотел быть где угодно, но не рядом со своей невестой-мопсом.
- На меня подали заявление в суд, - обыденным тоном сказала я, рассматривая идеальные буквы на письме из Визенгамота. – Ну и ладно. Я напишу этому... как его... в общем, адвокату своему.
Мы с Томом на эту тему не раз разговаривали и старались сделать так, чтобы меня не посадили куда-нибудь. Азкабан же разрушен.
- Они же не станут сажать за решетку Избранную? – как-то нервно и невесело произнесла я.
Том покачал головой.
- Пока там правят чистокровные, то очень вероятно, что тебя посадят не за решетку, а прямо перед Волдемортом, - язвительно и зло сказал он.
Слизеринец считал мою ярость излишней, и мы даже немного поругались из-за того, что произошло.
- Ты что, совершенно не понимаешь, что творишь?!
- Она отравила мою подругу! Мою лучшую подругу! И я должна была еще ей ноги расцеловать, что ли?!
Том в последнее время стал очень нервным и дергался по любому поводу. Под его глазами залегли глубокие, черные мешки. Приходя ко мне в башню, он тут же ложился на кровать и в тот же момент засыпал мертвым сном, просыпаясь иногда посреди ночи и шаря по кровати в поисках чего-либо. Находя меня, он сжимал мое тельце в объятиях и глубоко дышал.
На мой вопрос о том, что ему снилось, он отвечал однозначно и коротко. «Кошмар». Большее я от него получить не могла, хоть и очень просила.
- Ты должна была держать себя в руках!
- А если бы на ее месте была я, ты бы тоже держал себя в руках?
- Милая, тебе это знать совсем не обязательно, - с вымученной улыбкой прошептал Том и поцеловал меня в лоб, судорожно сжимая в объятиях.
- Это только ты так считаешь, - покачала я головой в ответ и решила не продолжать эту тему, увидев, что он с силой поджал губы. – Ладно, лучше давай поспим, а то мне завтра опять с этим белобрысым уебком разговаривать. Чертов Малфой.
Я делала вид, что засыпала, Том тоже – так и жили. Вернее, спали.
- Даже если они и докажут, что ты ее избила, - сказал Том, вырывая меня из воспоминаний. – То мы можем доказать, что Паркинсон отравила твою подругу, Гермиону, и тогда им придется пойти на попятную.
Я покачала головой и язвительно произнесла:
- И как же мы докажем это, светлая твоя голова?..
Том с удивительной ловкостью достал из кармана брюк флакончик, на котором было написано «Яд гадюки».
- Это тот самый?.. – спросила я, уперев взгляд в флакончик, словно в нем был не яд, а амброзия в жидком виде.
Том Мракс широко улыбнулся и важно кивнул.
- Как ты его достал?! – с визгом спросила я и бросилась ему на шею, чуть не уронив тот заветный флакончик.
- А вот про это тебе знать необязательно, - горячо прошептал он мне в ухо, чмокнул в висок и положил этот самый яд мне в ладонь. – Используй его с умом, - в манере Слизнорта произнес он и улыбнулся.
- Никогда, слышишь, никогда не сравнивай себя с Грейнджер! Ты важнее нее! Для меня - важнее!
- Пошел к черту!

Мой новый адвокат (что за чертовщина происходит? Где тот прошлый, с фамилией или именем демона?), Авраам Фильцжген очень обрадовался новой улике, которую я преподнесла ему на следующее утро. Он уже считал, что Гелле придется заплатить огромные деньги в качестве взятки некоторым членам Визенгамота. Или искать на них компромат – второе, впрочем, найти будет сложнее первого.
Авраам Линкольн, как я его называла за внешнее сходство с оригиналом, старался сделать из меня девушку, поддавшуюся эмоциям из-за отравления подругу. Но тут ребром встал вопрос о моем психическом здоровье.
Люциус сыграл на том, что я, черт возьми, лежала в психиатрической лечебнице на третьем курсе и у меня диагностировали множество заболеваний, касающихся психики.
- В таком случае я с радостью им расскажу, откуда я их получила! -  в гневе прошипела я на следующий день после заседания, разговаривая с Линкольном через каминную связь.
На заседания меня не пускал Гриндевальд и Том, знавшие, что в гневе я могла наделать такого, что потом может раздуть дело в сотню раз.
- Вы не должны разглашать эту информацию до определенного момента, - деловым тоном произнесла голова скупого лица мужчины среднего возраста, то есть моего адвоката. – Это будет наш выпад в их сторону, когда дело станет безысходным.
- А яд?
- Пэнси Паркинсон никогда не использовала яды, - нехотя произнес Авраам. – Да и адвокат той стороны хорош, француз с весьма хорошей репутацией.
Я нервно заходила по комнате и выпалила на десятом кругу:
-  А если... если мы используем моего опекуна?
Дело пахло керосином и мне было страшно. Загреметь за решетку я согласна, но вот в лапы к этому поганому слизняку без бровей – нет.
- Вы же были против этого, - тут же ответил Линкольн.
Я покачала головой, пряча трясущиеся руки за спину.
- Теперь нет, - твердо сказала я. – Используйте и его имя тоже.

Меня отстранили от занятий, и я все свое время подтирала полы рядом с Больничным Крылом, куда меня тоже не пускали из-за указа Попечительного совета. Ну, а главой Совета был Малфой, поэтому ясное дело, почему меня не пропускали к подруге.
«Мисс Поттер опасна не только для незнакомых или конкурирующих людей, но и для своих знакомых и друзей. Именем закона Министерства Магии я имею полное право, как глава Попечительского совета, запретить ей учиться среди других детей и посещать студентку Гермиону Грейнджер, которую, вероятно, она сама и отравила».
В тот день я бушевала в кабинете Дамблдора с такой силой, что, кажется, большинство картин-директоров теперь будут видеть меня в кошмарах. А у самого Дамблдора теперь дергался глаз. Самым невинным образом дергался глаз и даже немного встали волосы дыбом. И еще у него теперь нет табуретки, стола, пары стульев и Феникс от страха сдох, а потом возродился в качестве мелкого детеныша.
- Я думаю, мисс Поттер, этот вопрос можно решить быстро, если вы извинитесь перед мисс Пэнси Паркинсон, - ровным голосом, несмотря на волнение, произнес он, капая себе в чай валерьянку.
- Мне нельзя к ней приближаться, - тут же прошипела я, садясь уже на немного поджаренный стул. – И я не сделаю это, даже если это избавит меня от Азкабана, Нурменгарда и еще черт знает чего. Я не буду перед ней извиняться.
Дамблдор преспокойно, кажется, от валерьянки, предложил мне успокоительное и я, глядя ему прямо в глаза злым взглядом, выпила все за один глоток.
Столько валерьянки пить нельзя. Может вызвать сердечный приступ. И, видимо, Дамблдор это знал, раз уж смотрел на меня глазами-галлеонами.
- Если я сдохну будете сами справляться со своим Волдемортом, - сказала я с самым невинным видом, немного нетвердой походкой встала и, покачиваясь, вышла, насвистывая себе новую мелодию.
В общем, я стала едва ли не кровавым убийцей, что чертовски веселило гриффиндорцев и напрягало слизеринцев.
Весь Гриффиндор считал, что я сделала все правильно. Они говорили, что я сделала все правильно, постояла за свою подругу и была самой настоящей Гриффиндоркой. С большой буквы.
- Я бы не смог это сделать, - признался Невилл, когда я инкогнито (под маской Зорро) приперлась попить огневиски с Роном. – Никто из них не смог бы взять невесту Драко Малфоя за волосы, ударить ее о зеркало и потом обкорнать ей волосы. Для этого нужно быть либо совсем чокнутой, либо бесстрашной, либо слишком сильно любить свою подругу.
- Поттер – это коктейль, все, что ты сказал, в ней смешано в самых больших пропорциях, - подал голос Уизли, расставшийся с Лавандой, которая, впрочем, не слишком переживала и вешалась на Симуса Финнигана. Рядом на Дина Томаса вешалась Джинни, встречались они где-то три дня, а Рон, похоже, об этом даже не знал, хотя они целовались едва ли не каждые пять минут где угодно.
Я сложила губы подковой. А потом глотнула огневиски прямо из бутылки и сказала:
- Мне нельзя видеть Гермиону, мне нельзя учиться и, кажется, меня исключат из школы. И, вероятно, посадят в Азкабан.
- Азкабан же разрушен! – удивился Невилл.
- Под Азкабаном подразумевается Сам-Знаешь-Кто, - вставил свои пять копеек Рональд.
- Точно, - кивнула я и вздохнула. – Скажите, а если я задушу ее подушкой, дело закроют?
- Конечно! – согласились они в один голос.
Я кивнула им в ответ.
Если что, это они меня на убийство подтолкнули.

Том смотрел на меня безумно усталым взглядом. Кажется, мешки под его глазами стали в два раза больше.
И у меня в голове вдруг раздался вопрос. Простой вопрос, о котором я не думала почти два месяца.
- Как ты успеваешь ходить на собрания к этому зоофилу, тусить со слизеринцами и со мной? – спросила я его, и догадка поразила мой мозг, подобно молнии дерево. – Где ты достал маховик времени, окаянный?!
Том разлегся на подушки, нахально улыбнулся.
- Порой ты кажешься необычайно умной.
Я закатила глаза.
- Ты что, думаешь, я «кажусь» умной? – обиженно сказала я. – Я глубоко оскорблена, мистер. Пошел вон отсюда.
Том рассмеялся и не собирался никуда валить.
- У тебя огромные проблемы с Малфоем, - серьезно сказал он и резко сел. – Ты не можешь игнорировать факт того, что тебя могут отдать Волдеморту, сделав вид, что тебя похитили какие-то неизвестные Пожиратели.
- Министр не может повлиять на дело? – спросила я слабым голосом, садясь рядом. – Он не может замять дело? Я как-никак Избранная. Спасительница. Героиня.
Том покачал головой.
- Четыре года назад его выгнали из Визенгамота за подделку данных, - нехотя протянул слизеринец, разрушая мои надежды насчет этого Министра. – Теперь его не подпустят к Визенгамоту ближе, чем к делам Пожирателей. Дальше его просто-напросто не пропустят.
- А Крауч?
- Он постарается сделать все, что может, но дело ведет Робб Блишвик, а он Пожиратель.
Блять.
- А Боунс? Почему это дело не ведет она?
- Потому что в тот момент твое дело принял Блишвик, а его сочли достойным, его ни разу не обвиняли в связи с Волдемортом.
Я уткнулась лбом ему в плечо.
- Не говори мне, что это тупик, - сдавленным голосом попросила я. – Мерлин, прошу, не говори, что всем придется узнать о том, что произошло... тогда.
Том молчал.
Если Гриндевальд попытается вмешаться в политику Англии, то это будет равноправно брошенному вызову о войне. А на войну с неинтересным ему государством Гелла не подписывался.
Это тупик.
- Гермиона так и не очнулась? – слабо спросила я.
Существовал маленький, совсем крошечный процент того, что Гермиона могла не проснуться. Совсем крошечный, но увеличивающийся в размерах с каждым днем вариант, пугающий меня до дрожи в коленках.
- Нет.
Я судорожно вздохнула и горько заплакала.