Предупреждение: Данная глава представлена в виде обыденных сцен несвязанных дней, поэтому будьте более внимательны. Приятного прочтения.

«Нескромная тишина несколько дней давит на мозг, раздражая чрезмерно частым присутствием. Сидя на балконе, за белым кругловатым столиком, я попиваю, подобно грязному преступнику горячий кофе. Проблемы делают жизнь интересней. Бестактный, но верный вердикт. Всё до одури хорошо. Меня даже не постигают всякие дурные сомнения о надвигающейся буре. На удивление, даже погода играет на руку. Впервые я в действительности ощутила тошноту от эдакого рая. Неужели желание суеты, боли и слёз столь чуждо? Не знаю, как вы, но мне это всё надоело»

[Опубликовано: 11:35]

Бледноватую кожу опаляет горячий солнечный свет, просачиваясь сквозь тоненькие занавески и тенью оживляя предметы. Подушечки пальцев воодушевленно стучат по кнопкам клавиатуры, наблюдая за живописным текстом. Мэйли радостно, местами глуповато улыбается, обмакивая кончиком языка сухие губки. Прочитывая для некого удовлетворения несколько раз опубликованное, та хлопает в ладоши, выпрямляя согнутую спинку. Глотнув уже остывшего напитка, девушка на мгновение застывает, погружаясь в запутанные мысли. Пришедшее вдохновение тем скучноватым вечером к созданию личного блога в интернете напрасным не было — появился знатный стимул к чему-то неизведанному и дотоль интересному. Даже малое количество подписок не мешало ей делится проблемами, идти прямо к цели и просто красить скучновато серую жизнь в яркие оттенки. Теперь-то имеется определенный предлог к совершению безумных поступков, которые ехидно крутятся в ангельской головке.

Перебирая так удручённо ногами, Мэйли кусает внутреннюю часть щеки, спускаясь в сторону прачечной. Порядком не имеет представление о сегодняшних делах, поэтому всевозможными способами накидывает варианты последующих приключений. Карма изворотливо играет злую шутку, насквозь опустошая вакуум фантазий, прежде безупречно полыхающий пламенем рискованных идей.

Затрезвонивший в кармане мобильный на мгновение принуждает приостановится посреди высокой головокружительной лестнице и обратить внимание на ясно освещенный экран, где белыми буквами написано дотоль родное имя матери. Мэйли часто болтает с ней о бытовых вещах, втихомолку рассказывает происходящее вокруг и надлежаще спрашивает советы, которые в честности ответить лишь она. В прочем, в такие драгоценные секунду необъятное тепло разливается по телу, а голос становится слаще мёда, когда приходит серьезное понимание о добрых родителях, числившихся первыми местами в списке друзей.

— Айгу-у, ты же прекрасно знаешь, тетя недолюбливает тебя. Разумеется, папа будет зол, это его родная сестра. К примеру, когда я начинаю жаловаться Гуку на его семью, то он всё пропускает мимо ушей и строит такое противное лицо. Раздражает, — голубоватый оттенок стен восполняет прохладное помещение чувством гармонии. Сортируя по пластмассовым корзинам чистые вещи, Мэйли блаженно принюхивается к соблазняющему порожку. Приторный, но в тоже время, освежающий аромат лаванды с примесями кисловатого лимона безмятежно впивается в обоняние, заставляя наркотически заглатывать накопившуюся слюну. Обворожительно дотягиваясь до шершавой упаковки, она непринужденно сжимает в руках песочные частицы, скользящие авось сквозь тонкие пальцы вниз. Один только звук будоражит в ней стадо мурашек, пробегающих по прямой линии позвоночника. Она даже забывает, что по сторону покоившегося гаджета на мраморном стеллаже, издается неподдельное возмущение госпожи Пак. — Мам, отключаюсь. Пусть Чану приезжает, на выходных отправлю домой. Как раз мне нужен помощник.

— Он рвётся к вам отдыхать, а не подрабатывать слугой, не надейся. Я от него дома дождусь только вони, бардака и криков от игр. Вон, вечером твой отец придёт, разложит ноги на столе и будет смотреть детективы. Ладно, пойду-ка вырублю провода. Видать перепадёт мне сегодня прогулка.

Виниловая пластинка проигрывала джазовую мелодию, унося завораживающие ноты чрез проём приоткрытого окошка. Поддаваясь обескураживающим лучам, Мэйли озаряло превосходное настроение жизни. Невесомая улыбка прорисовалась на довольном светлом личике девицы до тех памятных пор, пока не был окован последний штрих в виде чёрных штанов. Искаженные эмоции пали до нуля, опираясь о безжалостную шкалу минуса. Проще говоря, в любой другой ситуации её безразличие в прочтении не волновало разъярённое сердечко, как в данную минуту при виде помятого свёртка. Искусывая губы до красноты, она грешно вчитывалась в написанное синеватыми чернилами, пытаясь коим образом осознать передаваемый смысл.

Хотя, по-видимому, не стоило искать лживые оправдания алому следу соблазняющих губ под начертанном на бумажке.

Заедешь вечером? 

Что-то начинало её упрямо отдалять от истины слов любви. В груди неприятно ковыряло отчаяньем, покрывая разум пылью печали. Теперь на фотографиях, да и зрительно представляя она лицезрела чужого себе человека. Тотчас переменившееся состояние на пучину дрожжи, холода потрескавшихся уст и мокрых на месте глаз затуманивали воспоминания. Чувство досады колом пронзало душу, оставляя разжигаться пепел. Подавно, остановить сотрясающиеся колени и плач ломкого голоса она была не в силах, ведь перевернувшийся наизнанку мир, давал печать найденному.

Бросив работу на произвол служанок, Мэйли равнодушно наблюдала за пошатывающимися вдоль тропинки кустами, игриво махающими крыльями птенцов и напевающим старинной музыкой садоводом с детской панамой на затылке. Несчастный листок швырялся из одной стороны в другую, приобретая изжеванный вид. Трудновато той было убеждать себя замедлить подлинные ощущения. Ей хотелось добросовестно взглянуть на карие и любящие глаза, едва промолчать, чтобы фальшиво улыбнуться и...

наконец услышать желанный ответ.

— Нет, он не такой, — нервно запустила руки в взъерошенные волосы, будто пытаясь избавиться от докучающих домыслов. — Он же мне никогда не врал...

Казалось, безобидная ничем записка способна погрузить человека в тёмные раздумья, где нет места искрящему нимбу, цветущим лилиям и свежему возгласу, лишь рана в области груди, тёмная ленточка в придачу с неопознанному определению спокойному сну. Из этой паутины правильное решение не сковывается, как бы надежда не пыталась выстроить надежный кирпичный дом. Поистине, каждый, оказавшийся в такой ситуации погрузиться в сложный лабиринт.

Однако молчание, истерзанность души, и выстроенный образ предателя — усугубят, не помогут.

— Йа-а, нуна! — вдруг позади эхом раздался мальчишеский голос, чем звонко вывел Мэй из отрешенности. Медленно обернувшись, лицезревает симпатично повзрослевшего, высокого и худощавого, но всё такого же милового, задорного брата, одетого в усердно отглаженную школьную форму с рюкзаком на плече. — Ты чё, не предупредила. Пол часа тебе названивал, чтобы узколобый охранник ваш впустил меня. Айгу, как я голоден!

— Омо-о, какашка, привет, — подлетев босыми ногами к опешившему парню, она крепко обнимает его за шею, постепенно вдыхая некогда родной и издавна наскучивший аромат, придающий памяти свежесть тех примечательно детских очерков. — Ты безумно вымахал, словно год не видела.

— Нуна, а ты вон потолстела. Конечно, наелась тут вкуснятин без меня. Но это легко исправить, да? — не признавший столь имеющейся в груди ценности мучительной скуки, Чану отчужденно, но мягко одаряет сестру знаком приветствия, ехидно хихикая под нос и нежно поглаживая ладонями по спине.

— Вонючка, мама мне должна была что-то передать. Где? — восторженно отлипнув от нехило пыхтящего юноши, Мэйли аккуратно хватается за кончик небесно-голубого воротника, выдергивая надоедливо торчащую нить.

— Вы, все женщины такие? Намеки совсем не понимаете? Айгу, нуна, какая ты злая. Специально целей день голодал, чтобы у вас набить живот лобстерами, — небрежно откинув рюкзак к новейшей реконструкции фонтана, что так успокаивающе разливает струи изумрудной воды, тот с громким шипением потирает плечо после смачно полученного удара. — Йа, больно же!

— Относись к этому особняку, как патриотическому музею. Что-нибудь разобьёшь, отдуваться сам будешь, — пригрозила кулаком Мэй, вполслуха нашептывая последнюю фразу, слыша чьи-то размеренные и незаметно осторожные шажочки.

— Ага! Сеструха, колись давай, сколько портачила? Не дрейфь, мама говорит, что в нашей семье неуклюжий человек это ты, а я её золотой любимчик! Завидуешь? — Чану не приходилось подниматься на носочки, дабы запрокидывать руки на её плечи и по-дружески притягивать к себе — он ощущал азартное превосходство в росте и силе.

— Значит игровую комнату и кинотеатр не открывать? Жаль, — поправляя испорченную прежде прическу, Мэйли разворачивается на девяносто градусов и деловито топает ножками.

— Да чё такое, — лопнув утраченный вкус жевательной резинки, тот исподтишка морщится и приклеивает её под торшер. — Один раз шутканул.

Благородный бордовый цвет элегантного платья развивался при едва качнувшемся неподалёку дереву вместе с блестящими каштановыми волосами, опадающими к лопаткам. Бриллиантовые часы пробивали обеденное время, однако за столом людей было с каждым днём меньше и меньше. Потерявшийся порядок славно злил, посему она нервно дергала каблуками и стучала ногтями по стеклянной поверхности планшета, без остановки решая рабочие дела. Краем глаза всматриваясь на усердно читающую Мэй, она примечала колебания взора, неровное дыхание и беспокойство глаз, хоть та якобы скрывалась за маской безразличия. Госпожа Чон могла только предполагать, однако докучать расспросами и влезать в личную жизнь детей — характер невоспитанности.

— Я нашла квалифицированного врача высшей категории, который будет следить за всем периодом беременности. Кстати она принимала роды у бывшей сольной певицы, потому в этот раз ты в надёжных руках, — Минджу отпила глоток свежего зеленого чая, грациозно кладя стакан на блюдечко. — Однако помни, необходимо истреблять весь стресс, выводящий тебя и плод из колеи.

— Серьёзно? Я так благодарна вам, — Мэйли отвлеклась, закрывая книгу на оставшемся прочтении месте. — Не переживайте. Я сейчас усердно занимаюсь созданием кафетерия и прочтением о беременности. Всё это доставляет крайнее удовольствие. Ах, а ещё, хотелось бы сходить в театр или на балет «Лебединое озеро».

— Поразительно. Пылкость и рвение мне нравятся, — госпожа Чон изумленно приподняла бровь, обводя изучающим взглядом поблизости стоящую служанку. — Потребуется помощь, я всегда рядом.

— Извините, если вы позволите, я отлучусь, — в висках девушки нещадно и тягуче пульсировала жила, подстилая тошноту к горлу. — Мне лучше лечь.

Дождавшись негласно одобрительного кивка, Мэй со скрипом отодвигает деревянный стул, оставляя свекровь отдыхать на открытой веранде, и следует к настораживающе бесшумному братцу.

Ноги необъяснимым трудом волокли на путь к кровати, но царапающая изнутри совесть приводила к умеренно голосящей из портативных колонок проигрывающей музыке. На мягком ковролине нерадиво расположены разнообразные закуски с напитками, включенный проектор с приставкой изображал любимую Чонгуком игру, в которую они по особым приключениям вместе играли, а сапфирового цвета светодиоды освещали участки райской комнаты.

Цокнув красноватым кончиком языка о нёбо, она зорко обводит воссозданный уют и отрицательно помахивает, выпуская неутолимый вздох. Скопившаяся слюна при виде солёных чипсов с сырным соусом или те же тянущиеся конфеты искусно очаровывали, завлекая аппетитным вкусом. Примостившись на податливом пуфике, Мэй сонно вытянула ножки и скучающим созерцанием уткнулась в огромнейший экран. Оттягивая во рту нежный и солёный вкус, она зажимает палец между зубами, а затем облизнувшись, кусает соломенную картофель, отсасывая масло с соусом.

По боку моргнувший телефон не пробуждал в ней пристального внимания, пока беспрерывно приходящие сообщения не воспламеняли кошмарное любопытство. Она искренне понимала — неправильно нарушать границы человека, но подсказывающий чертёнок, свесившийся на левой стороне, трезвонил в ушах об обратно. Единственным оправданием вопреки бестолковому и стыдливому поступку стала забота.

Что-то горько ударялось о ребра, оставляя заметные царапины...

то выдержать невозможно.

Вонзивший острым кинжалом холод пронзил до невозможности тело, опаляя горючий холод.

Предательски дрожащие пальцы слабо проводят по скользкому экрану. И с каждым её прочтением, с каждым её вздохом и осознанием действительности легкие содрогаются, сжимаясь клубочком, подстилающий кол режет разбитое сердце, а гнусная правда швыряет розовые очки прочь.

— Ты не должен был быть таким.

Каждая напечатанная буква мучительно саднит, прожигая в горле излишнюю сухость. Осознанная реальность и воздвигнутый образ ангела сокращается осколками об пол, а то пролитое вперемешку состояние шока ни за что не ускользнет.

— Ты чё делаешь?! — провалившись в мрачную бездну, Мэй не сразу примечает исподволь нависшую тень. Чану стремительно выхватывает гаджет, рассерженно оскалившись на сестру.

— Ты куришь, — столь просто произнесённые вслух слова никогда не ранили. И безумное желание не способно исправить произошедшее. Всплывающие пленкой фотографии, грязные переписки и уходящие неизвестно деньги, вновь истощали веру.

— Это не твоё дело, — именно в этот прискорбный момент она почувствовала настоящую обиду. Чану разгневанно плюхнулся на пол, повышая громкость противно звучащей мелодии, и с бесящим хрустом безостановочно поедал чипсы.

— Да как ты смеешь? Как ты смеешь так поступать! — выстоять пытки битья плоти ремнём также сложно, как наблюдать за всяким безразличием брата, который даже толком не догадывался сколько отчаянье он ей принес. — Кто тебе позволил заниматься такими мерзкими вещами? Неужели курение доставляет неутолимое удовольствие? Неужели я с чистым намереньем отправляла деньги на эту грязь? Неужели тебе даже хватает смелости приходить себя так вести?

— Чё ты ко мне приклеилась? Кто тебя просил влезать в мою личную жизнь? Не нужно наводить свои порядки там, где их не просят. Я сам разберусь, что мне нужно, а что нет, — зло сомкнув кулаки до побелевших костяшек, Чану тяжело задышал носом, силясь сохранить спокойствие, которого, бесспорно, мало.

Ведь она даже не спросила...

Не спросила: «У тебя всё хорошо?»

— Если твоя голова не способна нормального соображать, ты скажи, придурок! Как вообще позволил думать об азартных играх, болван?! Я присылала деньги не для игр, не для гребаных сигарет, девушек или алкоголя! Ты не должен заниматься таким беспределом! Да если родители узнают тебе конец.

Чану проводит языком по внутренней части щеки и вертит судорожно головой, начиная провоцировать жуткими словами, принуждая пробираться ярости под тело. Их голоса содрогаются, из уст выплескиваются тошнотворные фразы, а глаза наполняются ненавистью друг к другу и столь зримой печалью.

Мокрая дорожка слез оставляет на коже девушке неровную дорожку, обмакивая обкусанные и потрескавшиеся губы. Мэйли смотрит на брата и всё не можешь найти ответ.

Кто это?

Где маленький мальчик, любивший потрескать мамины пирожки? Где докучающий, но любимый братец, радовавшийся при любой покупке диска? Куда подевался, казалось, безгрешный юнец, желавший заработать для семьи счастья?

Покалывающие подушечки пальцев вырисовывают кончиком ногтем непостижимые каракули на тонкой ткани шортиков. Мэйли не в силах вымолвить аж писка, зная, что бездонность и размытость покроют пеленой истину перед глупым подростком. Нарочито презирает себя за потайное желание оскорбить его до травли, лишь бы донести правду. Нет. Любовь.

Теперь для неё всё меняется в мгновения, отворяя железные врата в гнусный мир.

Где становится жутко.

Теперь напротив стоит незнакомец, кого она отнюдь не знает. Что-то поломалось. Вновь.

— Что за балаган? Вас на первом этаже слышно?! — порванное нитью напряжение разделило их при проникновении света в уже угрюмую комнату. Чонгук вопросительно окидывает двоих взглядом, мигом примечая красные щеки, нос дрожащей жены, эмоции которой неопределенно сменяются с озлобленности до сожаления и уныние.

Она смотрит на него стеклянными зрачками, переживая сомнительную бурю в грудной клетке. Никогда прежде он не давал ей правдивого повода к подозрению. Ощущение собственности в ней кипит и с долей секунды не угасает. Любовь же выше начертанных эскизом предопределение.

— Мэйли, что случилось? — спрашивает ласковым, но в тоже время строгим тоном, стягивая белый пиджак на кожаный диван.

Девушка смыкает губки, подобно маленькому ребеночку и отчего-то виновато опускает голову, не смея пошевелиться. Она не понимает, что движет переменным настроением, ибо слёзы накатываются новой партией.

А Чану молчит. Смотрит на сестру и молчит.

— Блять, — он рывком стягивает галстук, медленно расстёгивая пуговицы ослепительной чёрной рубашки, что оголяет мужскую фарфоровую кожу. Приветственно хлопнув по плечу младшего, Чонгук подходит к Мэй и нежно приподнимает лицо за кругловатый подбородок. Всматриваясь в родные черты, тот заставляет её успокоиться, стирая пальцем мокрую тропинку. — Чего ты хнычешь, м?

— Ч-чану оказывается курит, — ощутив себя дотоль защищённой, девушка шмыгает носом, податливо шепча мужу накопившийся сгусток горечи, — п-пьёт, п-проигрывает деньги. Если бы я не схватила его телефон, то так бы и думала, что он хороший мальчик. Растоптал всё доверие к себе, доволен? Даже не объяснил мне, почему так гнусно поступил! Для чего родители мучались...

— Угомонись, Мэй! — прикрикнул Чон, останавливая за плечи рванувшую девушку. — Ты шарила в его мобильнике? — получив утвердительный кивок, он сверлит её испытывающим взором, приподнимает вопросительно хмурые брови. — Блять, иди в комнату, я поговорю с ним.

— Я не сдвинусь с места! — выждав минуту-другую, она украдкой взглянула на мужа испод длинных опущенных ресниц и деловито скрещивает руки, отворачиваясь по-детски к стенке. — И, кстати, я с тобой тоже отказываюсь разговаривать. Ты, не лучше... этого!

— М-м, серьёзно? — чуть повернувшись, Чон укоризненным взглядом сверлит девушку, будто мысленно придумывая искомые наказания её двинутому поведению. Заботливо приподняв любимую на плечо, дабы коим образом не навредить резкими движениями, он уводит ту под негодующее возмущение в коридор к широкому подоконнику с подушечками и цветами. — Посиди тут, милая моя, и подумай.

— Чё это я его слушать должна? — фыркнув, Мэй сощуренно проводила мужа, нервно дергая носочками. Она попыталась придумать неминуемое возмездие, однако по конечному итогу оказалась на пушистой кроватке под ворсистым пледом с мишками, что неспешным ползком, подобно извилистой змее, манило её в потусторонний мир сна...

Сознание неторопливо возвращалось, сквозь сомкнутые веки поступал еле-еле включенный свет, а конечности тело приобретали волю к движению. Тикающие электронные часы на тумбе ярко красным оттенком изображали половину пятого, что очевидно поражает девушку, поскольку проспала она почти ничего. Широко разинув рот, Мэйли бодро растягивается, моргнув несколько раз ресничками. Скинув надоедливое одеяло, она принимает сидячее положения, массируя изрядно изнывающую шею. Пожалуй, релаксация в виде сна, несомненно, была ей необходимо, иначе бурлящий мозг не допускал нормально анализировать ранее потрясенную информацию.

— Мой малыш очнулся, — отозвавший голос в унисон с приглушённым мурчанием девицы, шибко припугнул её мирный покой. Чонгук спешно открывает ноутбук, впоследствии сосредоточенно печатая какие-то документы. Всё та же глянцевая рубашка и джинсовые брюки с широким ремнем, предательски облегают невообразимо накаченные ноги, сильную грудь, вот-вот разрывающую пуговицы, и подчеркивающую шею с привычной родинкой.

Завораживает.

— Твоя непослушная мама, постоянно торопиться с необоснованными доводами и наступает на одни и те же грабли. Между прочим, она у нас герой ассоциации беременных, — кончики чёрных волос впиваются в ресницы, придавая карим глазам большей суровости и соблазна. В глубокой задумчивости оперевшись руками о мраморный стол, парень загадочно над чем-то призадумывается, обмакивая кончики губ влагой. Плавно обернувшись через плечо, он завлекательно подмигивает насупившейся девушке, дабы на её миловатых бурундучьих щечках проявился пунцовый оттенок смущения. — Когда нападает с гневными и предрассудительными расспросами, то у человека не выявится желание рассказать причину совершенных поступков. Мэй, нельзя подавляться эмоциям, в особенности, если подле тебя подросток. Ты даже умудрилась его всячески обозвать, когда нужна была элементарная поддержка сестры, а не кричащей тётки, — грабовая тишина двух персон возвышала расстроенное сердце к дождливым тучам, молнией передавая стук раскаянье и вины. Излишне близко присев к ней рядом, он неспешно тянется к её холодным от волнения пальчикам, сплетая руки во единое целое. Заводя мешавшую прядь ей за ушко, он поджимает губы, смотря на обручальное кольцо. — Люди совершают какие-то поступки не просто так. У него была причина курению, и это был последний раз. Игры в карты между друзьями — не великое преступление, а переписки с девочками — обычное дело. Не стоит из него лепить сопляка, который не сумеет за себя постоять. Строгость в воспитании родителей не мешала мне тусить в клубах, курить, пить алкоголь и делать то, чего хочу я.

— Нет. То есть, для тебя нормально, что школьник занимается таким? Неужели только мне так тяжело от одного осознания? — чеканит Мэй, выдергивая свою руку.

— Моя неженка никогда порно не смотрела, да? В ванной себя ты не удовлетворяла, да? Оказывается, у меня жена монашка, — хитро процедил Чонгук, касаясь большим пальцем, мочки ухо, спускаясь к длинной шее, и обводя выпирающие ключицы.

— Да как ты... — в смятении оторопев, Мэй знатно занервничала, отодвигаясь от лукаво улыбающегося мужа. — Да о чём вообще можно с тобой разговаривать? Хах! Да ты такой же как он! Всё, не хочу ничего слышать!

— М-м, а не поведаешь ли, как на день рождении внезапно предложила сыграть на раздевание? Кто тогда подушкой прикрывался? — энергично рассмеявшись, Чон притягивает Мэй за талию к себе, ощущая, как между ними возгорается пламя искры. Склонив голову на бок, тот водит кончиком носа по гладкой шее, пахнущей свежей фруктовой клубникой. Уловив сладкое смущение подрагивающих в незнании губ, он с вожделением ухмыляется, поглаживая по мимолётно выпрямившейся спине. Нежный, но тягучий поцелуй учащает пульс вздымающейся груди, отбивая посланием долгожданный ритм.

— Ну... раз мы вспомнили, то быть может я отыграюсь ночью? — гулко пробивающееся воспоминания, даёт знать о незаконченном деле, потому с её личика сползает хитрая улыбка. — Но сначала, я должна поговорить.

Порой люди не задумываются о смысле когда-то в унисон солнцу сказанных слов. Они продолжают идти по чистой дороге, всё еще жалуясь на небывалые камни, не примечая близ закопанных на траве цветов и скопившийся сгусток тоски в душе родного человека, внешне светившегося своей красотой.

Позади потерявшаяся мораль на желтоватом, изрядно помятом свёртка гласила: «Не все вольны доносит истинность души к ближнему, ведь иногда нужно просто спросить и просто выслушать. Подстилающая пеленой боль отдаляется от разъярённой помощи, в помине которую не ждали, а томное спокойствие прочерчивает карандашом на лбу — доверие и любовь» 

***

Золотистый просвет мерцает жемчужинами в отражении поныне эстетичного зеркало, вводящего в пространство времён аристократов. Зажженная свеча создаёт приятнейшую атмосферу полумрака ночи, растворяя в воздухе ванильное благоухание.

Французское писание автора о пленительных мгновениях жизни и потока совершенств в высоких целях к путному будущему — вдохновляет даже при особой краске его обложки, уже не говоря про сочные строки переданного. Впрочем, по несчастью, там не было начертано про завядшие отношения, про трудный период пары, когда вторая половинка буквально перестаёт уделять вниманию тёплым комплиментам, переходя на частую ругань, скопившееся недопониманию, и увядшую страсть. И дело не в потере сексуальности, узла беззаветного влечения, о чём как раз-таки подумывала Наён, а о чем-то более глубоком и конкретизированном.

Тёмные шёлковые волосы рассыпались завитыми волнами к рубиновой кружевной ночнушке, махровый халат согревает уютом покрывшуюся мурашками кожу. Намазывая руки маслянистым кремом, она украдкой всматривается в отражение, где на кровати беспечно лежит Тэхён. Его ничего не выражающее лицо периодически подчиняется смехотворным сценам фильма, умилительно обнажая зубы и блистающе улыбающиеся очи.

Вычурная ваза с позолотой когда-то хранила в себе изящество лилий, пион и даже скромных ромашек, зато сейчас в неведомом дневнике остались только воспоминания всему романическому миру. Потухшие розы старательно спасти не удаётся, как бы желание сердца не пыталась дать вторую жизнь, но вызволить строящиеся упорно отношения, застывшие в апатии — важно.

Но обоим ли?

— Нам надо поговорить, — утекающее терпение морем выбрасывается об песок, промокая сушу грязью. Унимая подавленность вздымающейся груди, что заставляет принижать её высокую и местами эгоистичную самооценку искомой картиной сумрака, она ощущает запредельный жар температуры.

— Мхм, — исподтишка кивнув, Тэхён не отрывает внимательного взора от широкого экрана. — Только позже.

Сердито куснув внутреннюю поверхность щеки, Наён ощущает тяжело застрявший в горле осадок ущемления, перекрывающий тугим узлом путь к кислороду. Впиваясь острыми кончиками ноготков в кожу ладоней, девушка впечатывает багровые следы, тут же испарившиеся магическим образом. Пылко срываясь с косметического кресло, она живо подлетает к назойливо шумящему телевизору и выдергивает длинный провод. Развернувшись на девяносто градусов, она всматривается на всё того же, ничего не подозревающего и не выражающего мужа.

Будто безразлично всё.

— Ты не думаешь, что нам серьёзно надо поговорить? — настойчиво чеканила девушка, неотрывно наблюдая за действиями парня, что, надев тапочки, неспешно шагает к бару с многочисленным алкоголем.

— Разве, это не могло подождать? — холодно произносит Тэхён, пронзая жену пристально неодобрительным взглядом.

— Нет, меня не устраивает, что мы с тобой живём, подобно сожителям, присматривающим за Рюджин, — в синем небе отдалённо виднеется сияние одинокой луны, чувство которой непоняты и создателю. Наён засматривает на столь неотразимую красоту сквозь прозрачные тонкие штор и грустно вздыхает. — Я не помню, когда ты улыбался мне, или звал на свидания, делал сюрпризы. Никогда в жизни не завидовала, до тех пор, пока не оказалась в грёбанном обречении. Вон, Чонгук изо дня в день радует Мэй. Они проводят всё свободное время друг с другом: то я в бассейне наткнусь на них, то играющих в мячик на газоне, то копошившихся вместе на кухне.

Доставая одну из бутылок с вином, Тэхён задумчиво и абсолютно молчаливо всучивает угрюмой жене два бокала, заколдованно разливая с характерным звуком алую жидкость, искрасившуюся в сознании чем-то азартным и вовлечённым в паутину любви.

— Вчера написал записку со стихами, а ответа от тебя так и не дождался. Утром приготовил кофе, но ты ускользнула, поэтому я отдал чашку Мэйли. На днях я предложил сходить на открытый балл, а ты, отнекиваясь убежала болтать, — отпивая пару терпких глотков, Чон прожигает таинственным взглядом недоумевающую Наён.

— Ч-что? — лицо девушки изливается могучим восторгом и упоением. Тэхён кладет бокалы на близстоящий столик, правой рукой плавно разматывая ремешок бесящего халатика. Коснувшись мизинчиком о мизинчик, он сплетает детский жест, притягивая стройное тело к себе. Пухлые губы Наён, обмазанные сверкающим блеском, опутывали чарами, зазывая всё ближе и ближе к себе...

Закреплённый союз любви, безусловно, поддерживать трудно. Многие ошибочно думают, что подарки, вычурные фразы, сказанные напоказ спектаклю, одно из главных составляющих данного фундамента, но так ли то важно, пока с глаз выскальзывают столь умилительные мгновения в мельчащих поступков. Оглянитесь, правда ли всё так плохо?

***

Прогулка ночной атмосферы неописуема ни одной единицей предложений. Колеса машины обдирают дорогу трассы безумной скоростью. Стрелка циферблата поднимается стремительно в высь вместе с разъярённо счастливым криком девушки, высунувшийся в открытый люк. Ветер то развивал, то запутывал светлые пряди, захватывал дух неистовым холодом и бодрил новой пучиной мысли. Красоты города пропечатываются в памяти на всю жизнь долговечной киноплёнкой, кадры которой воображают в себе истоки сего мира.

Машины едут мимо друг друга, мигая фарами приветственным знаком и сигналом. Отдалённые окна домов виднеются кругловатыми точками светящихся ярко фонарей. И мир за пределами дорогого транспорта кажется таким пугливым и одновременно чрезмерно свободным, что, безусловно, завлекает поглощающим интересом.

— А-а-а, это так освежает, — счастливым писком произносит Мэй, подпрыгивая на переднем сидении и тут же оковывая в объятиях сидящего за рулём мужа.

Чонгуку нравится показывать ей мир. Её некогда детские глаза наивно скалятся, в познании иного. И этот страх в зрачках скрыть не удается ничем. Как бы она не старалась казаться совершенной.

Прохладный вечерок среди великолепного парка, сияющих софитов фонарей и приглушенных голосов людей заставляет тепло улыбнуться звездам. Мужская рука медленно спускается с талии всё ниже, причмокивающие звуки губ создают защитный обруч, а тихий женский смех щекочет шею.

— Гукки, на нас странно глядят окружающие, давай не будем, — хихикает Мэй, пытаясь выпутаться из крепчайших объятий мужа, не дающих телам разъединиться. — Я стесняюсь.

— Поник мой, тебя ничто не должно волновать, пока мы целуемся, — проникнув рукой под тёплую мужскую куртку, которую Чонгук любезно накинул на неё, он начал водить пальцами по спине. Оглушив визг Мэй нежным поцелуем, тот сминает мягкие губы, но в тоже время страстно соперничает с её непослушным язычком, дабы ощутить тягучую взаимность. Оба с величайшим трудом отрываются друг от друга. Царящая улыбка и закрытые в любовной атмосфере глаза тянут под животом тугой и горячий узелок. Их учащенные дыхания и стуки колотящихся сердец сплетаются в танце, как вновь прижавшиеся в сладости губы.

Поднимаясь на носочки, Мэйли сильнее обвивает руки вокруг его шеи, ощущая каждый участок пленительного тела, возбуждающего электрическим зарядом. Влажные губы, издающие вызывающие причмокивающие звуки, переходят всякие границы дозволенного, однако пара, вовлечённая в импульсивную пропасть, останавливаться не желает.

— М-м, — шепотом постанывает в ухо девушка, пока губы Чона посасывают открытый участок кожи.

— Йа-а, Чонгука! — задорные басистые голоса вырывают их в реальность, принуждая нехотя оторваться друг от друга. Небольшая компания о чём-то животрепещущая, походят обрадованно и без зазрения совести к парню.

— Подожди, я сейчас, — он целует раздосадованную девушку в щечку, шагая к ожидающим друзьям.

— Вот же, — Мэйли обиженно цокает, чувствуя теперь невероятно окутывающее одиночество и озноб. Сверля ненавистным взглядом шумную компанию, выхватившую любезно мужа к себе, она то и дело вздыхает.

Зажав между зуб сигарету, Чонгук отворачивается от буйного ветра, прожигая её огоньком. Вернув другу зажигалку, он наслаждающе затягивается, выпуская из уст струю едкого дыма. Сводящая с ума картина почему-то заставляет влюбиться, как бы Мэйли не нравилось происходящее с очередным потоком противно пахнущего табака.

— Привет, — вздрогнув от неожиданно произнесённого приветствия, девушка сглатывает, примечая рядом знакомого мужа, скользнувшего незаметно к ней. В его улыбке выражается что-то больше коварности. Быть может, искренность ли? Зеленые кончики прядей украшают светлые глаза. Мэйли, признаться честно, начинает тайно нравится оказанное внимание симпатичного парня, ибо то доказывает ей и покрывает былые сомнения в привлекательности. — Как дела? Как зовут прекрасную леди?

— П-привет, да хорошо, Мэйли, — робко отвечает, зарываясь носиком в воротник куртки мужа, пахнущей исключительно его родным, искусно полюбившимся ей ароматом тяжёлых ноток пряностей и свежего базилика.

— Джисон, — юноша обводит напротив зажавшуюся даму томным взглядом, касаясь подушечками пальцев её раскрасневшихся мочек ушей. — Не пристало скромной девушке завязывать ночные похождения с таким уж парнем. Наверное, тебе бы хотелось долгих отношений, а не секса в отеле.

По слегка сведенным бровям читалось сильное негодование пугающей и неправдоподобной речи, ненароком провоцирующей на сомнения, которых в помине возникать не должно. Высокий юноша внезапно хватает ту за локоть, отводя в сторону к лавочке от шумной компании, чем бесповоротно пугает.

— Ты мне понравилась. Может, — Джисон кашляет, смущённо потирая шею и делая один шаг к непозволительной близости, когда дыхание уст впивается ментолом ей в обоняние, — сходим на свидания.

— Я вообще-то...

— Подумай, прежде чем отказывать, — повелевшие безмолвие поражает опасение и нешуточный дискомфорт, скользнувший ей невзначай в душу. — Я могу для тебя весь мир перевернуть. Только попроси.

В словах парня сквозило то ли примитивной ложью, то ли неподдельной честностью. Мэйли не научилась распознавать истинные эмоции людей, поскольку те играют свои роли лучше обученных актеров. И значит ли в его зрачках искра видного ликование с щепоткой неподкупной влюблённости?

— Ч-чонгук, — едва звонка зовёт, не осознавая, как выпутаться из этой ужасной ситуации, ведь она просто стояла в сторонке, мечтая оказаться в постели.

— Пойдём со мной, — Джисон сжимает её запястья до посинения, принуждая силком шевельнуться с место.

— Чонгук! — боязливо прикрикивает на весь парк, умоляюще смотря на спину парня.

Обернувшись на растерянный зов жены, Чон в ярости оторопевает, прорисовывая в сознании всю картину происходящего. Опрокидывая окурок под кроссовками, тот выплёвывает слюну на пол, стремительно оказываясь рядом с напуганными глазами любимой.

— Далеко уходить собрались, нет? — Гук цепко разглядывает скреплённые руки, унимая внутри разбушевавшуюся комом ревность.

— Блять, найдёшь себе другую на ночь, — фыркнув, ядовито выкидывает Джисон, поправляя джинсовку.

— Сука, как земля таких уёбков то носит, — Чонгук замахивается кулаком, нанося в гадкое лицо поощрительный удар за непростительное оскорбление. — Проститутку увидишь в своей кровати придурок, а жену мою трогать не стоило.

Не успев отклониться от удара, Джисон хватается за разбитую губу, выплевывая кровь на асфальт. Подбежавшие друзья начинают обоих успокаивать, отводя подальше вопиющего наглостью друга. Тем временем Мэйли пискнув, подлетает к Чонгуку, прячась у него за спиной, подобно маленькому котенку за хозяином.

— Тебе надо купить перцовый баллончик, — подытоживает Гук, махнув в знак прощание парням.

— А ты будь всегда со мной, — сплетенные пальцы сжались туже, улыбка согрела сердца, а прежнее спокойствие вернулось легким поцелуем.

«Рядом с тобой ничего не страшно...»

***

— Я хочу персики, — покрытый полным мраком дом прогрузился в обитель сновидений, однако журчащий живот и скопившаяся слюна девушки выводит на рыдания и вой. Умиротворённо лежащий муж слегка посапывает, пропуская мимо её умоляющую просьбу. — Да сколько дрыхнуть можно! Я хочу персики в шоколаде!

— Блять это не может подождать?! — резко крикнул Чон, пугая наотрез Мэй грозным взглядом.

Обиженно выпучив губу, девушка тихонько привстала, спешно напяливая на босые ноги тапочки, а на миловатую пижаму халат. Стирая мокрые от глаз слёзы, она специально громко хлопает дверью, спускаясь на кухню.

— Как будто я виновата, что мне до боли хочется кушать, — поёжившись от чрезмерных сумрак и вселившегося в огромном особняке страха, та мигом шмыгнула к включателю, спешно смотря по сторонам. — Блин, демонов же не существует?

Недосмотренные сцены сериала сменялись кадрами на небольшом телефоне. Мэйли под песенку в голове слегка подплясывала вытаскивая из холодильника пришедшие ей по вкусу экзотические блюда, фрукты и сладкое.

— Бу! — неожиданно зазвучавший сзади голос заставил её, испугавшись прикрикнуть и рефлекторно сосиской треснуть по нарушившему покою, кем, собственно говоря, оказался родной брат. — Да за что ты меня так не любишь!

— Так тебе и надо! — повторно треснув по лбу сосиской, Мэй прошла к наполненному едой столу, разливая по стаканам апельсиновый сок. — А чё ты разгуливаешь ночью?

— Почувствовал, как кто-то без меня лобстеры идёт есть, — Чану присаживается удобно напротив сестры, удивленно разглядывая изрядно повышенный голод. Он накладывает себе несколько порций на тарелку, также включая какое-то видео.

Оперевшись левой рукой о косяк двери, Чонгук потирает опухшие глаза от яркого света. Его помятая белая футболка обнажает грудь острым вырезом, а шорты демонстрируют накаченные ноги. Мэйли не сразу примечает заспанного мужа, волосы которого хаотично направлены. Обиженно проигнорив, та продолжает неспешно лакомиться, вызывая у него тихий смешок.

— Тебя тут не рады видеть, — сквозь набитый рот, пролепетала девушка, прожигая парня злобным взором.

— Мой ребенок меня рад слышать, — широко зевнув, Чонгук плюхается на стол, касаясь нежно рукой еле-еле выпуклого животика. — Айгу, это ты так за персиками пошла? Поразительно!

— Я не хочу с тобой разговаривать, — Мэйли угрюмо отворачивается, пытаясь сосредоточиться на телефоне, однако сверкнувший улыбкой муж схватил со стола дольку рыбы в соусе и медленно поднёс к маслянистым губам, замечая, как та сглатывает слюну.

— Ну же, сладость моя, ты хочешь, — наконец-таки сдавшись, она приоткрывает рот, нарочно кусая палец Гука.

— Йа-а, можно без сюсюканий? — неодобрительно отмахнувшись, Чану сморщивает лицо от приторной картины двух голубков.

«Даже если я умчусь разбитой в даль, он обязательно придёт...»