~ ~ ~

Если любишь цветок — единственный, какого больше нет ни на одной из многих миллионов звезд, этого довольно: смотришь на небо и чувствуешь себя счастливым. И говоришь себе: «Где-то там живет мой цветок...»

»

Удивительные свойства девушек – из всего делать мелодраму и сводить все разговоры к парням. Хотя это почти одно и то же.

Со следующей недели полным ходом начались репетиции в театральном кружке. Все усердно готовились к предстоящей очень важной поездке на фестиваль в Сочи. Билеты были куплены на двадцать второе октября. Времени оставалось не очень много, так что отдыхать было некогда.

Репетиции были каждый день сразу после седьмого урока и до ужина. Наверняка кто-нибудь другой на их месте уже давно бы всё бросил, но только не эти ребята. Они занимались по несколько часов в день, доводя каждый свой выход, каждую фразу почти до абсолютного совершенства. Каждый из этих детей наслаждался работой над спектаклем. Подобное этому удовольствие невозможно испытать нигде в другом месте. Актеры вкладывали в свои образы всех себя без остатка. В них бушевала страсть. И им было мало этих часов, хотелось больше.

Каждый день Доминика возвращалась в комнату с тоской в сердце. Её тянуло обратно в зал. Никогда она ещё не чувствовала себя настолько живой. Хотя Мика и уставала физически, но не признавалась в этом. Ей хотелось ещё хоть часок побыть в компании своих друзей-театралов. Порой девушке казалось, что только они её понимают. Ведь Ева и остальные девчонки из 79ой не поддерживали этого ненормального, как им казалось, фанатизма.

Эрик хоть и пытался скрывать, но каждый раз за ланчем Мика чувствовала, что парня что-то тревожит. Она понимала его чувства, ведь стоило ей встретиться с Сергеевым взглядом, как сразу вспоминалась та ночь на крыше, их разговор об Избранных, тёплые руки парня. Доминика знала, что со всеми этими репетициями невероятно ограничивает то время, что они могут проводить вместе. Ведь в выходные тоже были репетиции, которые требовали полной самоотдачи.

Один раз, за пару дней до поездки Мике в голову пришла непрошеная мысль, заставившая девушку чувствовать себя виновато. Она — Избранная. Она часть совершенно иного мира, и у неё есть другие «обязанности». Хоть Доминике ещё не исполнилось пятнадцать лет, её мучили сомнения насчёт её будущего как Избранной. Перед ней стоял выбор: театр или что-то иное, пока не досягаемое. Что-то такое к чему Микино сердце так же рвётся, как к искусству. Доминика чувствовала, что это «что-то» - её настоящая реальность.

Порой, когда девушка просыпалась в холодном поту от ночных кошмаров о скором, возможно, будущем, Мика не могла отделаться от ощущения, что две её сущности поменялись местами, что теперь она настоящая в тех снах, что она настоящая — Избранная, а не та девочка, которая выражает себя в искусстве.

Эти мысли не давали Доминике покоя. Кто же она на самом деле? Как поступить, чтобы не потерять истинное «Я» и не заблудиться среди тысячи путей. Мика не знала, как правильно поступить. Ей хотелось отбросить эти мысли, задвинуть их в далёкий ящик, отделить от себя, разорвать их в клочья, чтобы даже малейшего напоминания о них не осталось! Но это было невозможно. Каждый день Доминика ходила по грани между обыденным и сверхъестественным. Всё вокруг напоминало девушке об этом, особенно Голдилокс и Тарплэр. Они-то всегда ходили по пятам за Микой. Ларкина понимала, что для них это совершенно привычно и не вызывает какого-то дискомфорта, но самой Доминике было из-за их присутствия только хуже.

Ева, разумеется, видела изменения в подруге. И, как казалось Мике, знала причину их возникновения, но ничем не могла помочь, впрочем, как и остальные. Эта была борьба только Доминики. Она сама должна была сделать выбор для себя. Либо её обычная жизнь: учёба, театр, гастроли, фестивали. Или волшебный мир, о котором она так давно мечтала. Да, конечно, ещё пару недель назад Мика, не задумываясь, выбрала бы второе.. Но теперь... Благодаря постоянным репетициям она вновь ощущала эйфорию, которую испытывала, будучи на сцене. Девушка упивалась каждой секундой, ей нравилось продумывать абсолютно все свои движения, слова, эмоции, интонации до малейших деталей. Ничего подобного она не могла испытывать в других местах, только здесь. Даже то чувство, которое посещало Доминику при чтении книг о сверхъестественном, не могло сравниться с тем, что наполняло каждую клеточку тела девушки во время репетиций. Даже вспоминая первую встречу с Голдилокс, Тарплэром и Алдвигом, Ларкина могла совершенно уверенно сказать, что не чувствовала тогда ничего настолько же будоражащего, ничего подобного её переживаниям в театре. Атмосфера творчества, переполняющий восторг и энергия от репетиций захватывали девушку с головой. Это была её реальная жизнь. Но Избранная — тоже часть Мики, которая не могла сочетаться с театром. Как бы Доминика ни хотела обратного.

Старшая группа театра «Мэри» стояла на платформе в ожидании, когда же откроют вагон. На улице было темно и холодно. Отправление поезда в 01:05. У многих ребят дома находились в Оранджвилле, и поэтому в Сочи ехали ещё некоторые родители. Всего их было около пяти-шести.

Мика очень хотела жить в Сочи в одном номере с Сашей, Женей Михайловой и Таней, которые разделяли её желание. Но Дарья Владимировна решила поселить девушек в разные комнаты. Это было связано с тем, что ехало много пятиклашек, которые легко могли потеряться в отеле или потерять ключ от номера. Так что посчитали разумным, чтобы самые старшие жили с самыми младшими. Таким образом, Мике предстояло жить вместе с Витой и Кристиной. На самом деле не такая уж и страшная перспектива.

Все, трясясь от холода, поделились на свои привычные кучки. Ларкина стояла рядом с Михалычем, которая уже промёрзла до костей. Совсем рядом мерзли ещё две девчонки — Женя Рябинова и Катя. Они пели какую-то песенку про Гималаи. Несмотря на то, что сейчас было действительно очень холодно, Таню, впрочем, как всегда, не покидал оптимизм. Рядом с ней стояла Саша. Дарья Владимировна разговаривала с родителями. Младшие девочки образовали свой маленький круг общения. А маленький Влад пытался присоединиться хоть к какой-нибудь группке, но в итоге ему пришлось стоять со взрослыми.

В театре отношение к пятиклашкам и шестиклашкам разительно отличалось, несмотря на небольшую разницу в возрасте. Пятиклашки слыли настоящими малышами, за которыми нужен глаз да глаз в то время, как шестиклассники были почти наравне с самыми старшими. Так всегда бывает, всё время тянет кого-нибудь опекать, и в данном случае под опеку попадали одиннадцатилетки. Хотя кроме них, были ещё самые маленькие актёры из Оранджвилла, для которых была отдельная группа в школьном театре. Они ходили в начальную Оранджвиллскую школу и детский сад.

Когда, наконец, пришла проводник и открыла вагон – было уже сорок пять минут после полуночи. Пассажиры сразу начали двигаться ко входу в тёплый поезд. Все билеты были у Игоря Алексеевича, поэтому подростки и дети могли спокойно заходить в тепло, не переживая о том, что надо достать документы или стоять в очереди на холоде, ожидая, когда же наконец проводник проверит все бумажки.

Зайдя в вагон, Доминика попыталась скорее уйти с прохода, чтобы никому не мешать. Теснота была примерно такая же, как на новогодних губернаторских ёлках или в ТЦ в выходные дни или дни бешеных скидок.

Когда все уже были в поезде, Дарья Владимировна стала каждому называть номер его койки. Ларкиной предстояло ехать вместе с руководительницей театра, Стефанией, её дочкой, мамой Жени Рябиновой, Леной и Машей – девочками из младших групп. Лена училась в шестом «А», а Маше было всего семь лет, она ходила в первый класс Оранджвиллской школы.

Доминика так устала, что у неё хватило сил только на то, чтобы застелить койку и уснуть.

Одиннадцать часов утра. Доминика села и глянула в окно. Обилие красок сбивало с толку. Мика так привыкла к серости и бледности, что уже успела позабыть, насколько яркой может быть осень. Деревья стояли в золоте. Холмы покрылись охрой. Тёплое солнце светило в вышине. Как же Мике этого не хватало. Просто даже хорошей погоды.

Почистив зубы и умывшись, Ларкина достала из рюкзака мюсли и залила их молоком из картонной коробочки. Вполне себе вкусный и сытный завтрак. Лена тоже как раз села завтракать, она, так же как Мика, проснулась пару минут назад.

Позавтракав, Доминика решила присоединиться к весёлой компании в соседнем купе, где играли в мафию. Ведущим был Игорь Алексеевич, который превращал повествование событий в настоящий ужастик. Играло полтора десятка человек, которые расположились на верхних и нижних койках. Их было так много, что они напоминали селёдки в бочке.

- Пока город спит, кровь жертвы стекает в канализацию, а мафиози заметают следы,- сказал Игорь Алексеевич после очередного ночного убийства.- Доктор проснулся с неудержимым желанием накачать кого-нибудь таблетками, неважно спасёт это человека или наоборот.

Этой ночью было убито два гражданина города Кровавый петух: Михалыч и маленький Влад. Они выдвинули на повешение трёх кандидатов: Женю Рябинову, Катю и Тимура Гринёвых. Катя была старше брата на два года.

- Они не мафии,- сказала Голдилокс.

Доминика вопросительно посмотрела на неё.

- Хочешь, чтобы я тебе сказала?- заговорщицким шёпотом спросила беферг.

Мика едва заметно кивнула.

- Таня и Стефания,- ответил Тарплэр скучающим тоном.

С недавних пор парень стал теплее относиться к Доминике. Иногда это даже вызывало смущение у девушки. Например, когда беферг слишком пристально на неё смотрел с только ему понятной горечью и тоской во взгляде. Или когда он проявлял чрезмерную заботу. Мика не могла сказать, что именно волновало её в поведении Тарплэра, но она на каком-то подсознательном уровне чувствовала, что с бефергом что-то не так. Он был слишком печальным всё время. Особенно, когда смотрел на Доминику.

По итогам этого раунда игры победил город. Конечно, Мика прицельным огнём поубивала всех мафий за сутки игрового времени. Криминал наскучил, и театралы решили перекинуться в картишки, а точнее в Дурака.

Всего было три колоды. Одну мигом захапали мелкие в лице маленького Влада, Маши, которая ехала с Микой в одном купе, Виты и Кристины. Вторая и третья колоды достались Доминике, Тане, Жене Михайловой и Полине. Таня и Полина были одноклассницами, лучшими подругами и полными противоположностями друг друга. Образ вечно весёлой Тани совсем не вязался с вечно печальной Полиной, которая напоминала Натали Портман в фильме «Леон».

Ларкина целую вечность не играла в карты, поэтому чуть не проиграла. Её спасло только то, что Голдилокс с удовольствием подглядывала в карты вечно выигрывающей Жени Михайловой.

Так они играли, пока поезд не остановился в каком-то населённом пункте, название которого Мика на слух всё никак не могла разобрать. То ли с дикцией у кого-то проблемы, то ли со слухом.

Вместе со деньгами на поездку Мила и Питер прислали лишние пять тысяч «на непредвиденные расходы». Как раз сейчас намечались эти самые «непредвиденные».

Выйдя на улицу в футболке и спортивных штанах, в которых ходила в поезде, Доминике попала, как ей показалось, если не на экватор, то, по крайней мере, в какую-нибудь летнюю Испанию.

Яркое солнце слепило глаза. На станции было только здание вокзала и пара ларьков.

Уже привыкшие к нулевой и минусовой температуре театралы не могли обойтись в такую жару (+15°С) без мороженого. Выбор был огромный. Эскимо, рожки, стаканчики. Ванильные, шоколадные, пломбир, клубничные, банановые. Глаза разбегаются!

Женя Рябинова – любитель селфи – фотографировалась со всем, что можно, и с кем можно. За двадцатиминутную остановку она успела сделать не менее тысячи фоток, а-то и больше!

Михалыч снимала трансляции, малыши бегали по платформе, стараясь попасть в обе камеры одновременно. А взрослые, кроме того, что сами фоткались и вели трансляции, пытались за всеми уследить.

Поезд тронулся. Все уже мирно сидели в вагоне, доедая мороженое. Духота была жуткая, поэтому все стали открывать форточки.

Пришло время обеда. По всему вагону разносился запах Доширака, а Мика ела растворимую Картошечку. Дарья Владимировна угостила Ларкину и Лену помидорками и огурчиками. Почти королевский пир! На второе фруктовый чай с творожными сочнями.

Наступил «тихий час». Пассажиры отдыхали. Кто играл в карты, кто читал. Доминика просто смотрела в окно. Здесь ещё не опали листья! Удивительно! А ведь уже конец октября! Света, так звали маму Жени Рябиновой, спала, отвернувшись к стенке. Дарья Владимировна оформляла программки к спектаклю. Стефания ушла в купе к Тане и Полине, кстати, ехавшим вместе с Женей и Сашей, которым порядком наскучила компания шестиклассниц. Они решили составить компанию всеми брошенной, как им показалось, Мике.

- Привет!- сказала Саша, садясь рядом с Доминикой.- Почему ты одна? Девочки там в Дурака играют. У них есть свободное место.

- А вы почему не с ними?- в ответ спросила Ларкина.

Михалыч, севшая напротив, улыбнулась.

- Ладно, допустим. И раз нам наскучила компания младших, можно помечтать о чём-нибудь вместе. Ты же этим тут занималась? Признавайся. У тебя было такое лицо будто ты воображаешь милую прогулочку с каким-нибудь красавчиком.

Девушки рассмеялись.

Если кто и мог узнать по лицу девушки, что её мысли обращены к какому-нибудь красавчику, то это Михалыч. Как хорошо, что она достаточно тактична, чтобы всё обратить в шутку.

- Да ладно, я шучу. Что нового? Чем планируешь заниматься в свободное время в отеле?

Доминика уже хотела ответить, но вспомнила о присутствии Дарьи Владимировны.

- Мы хотим ещё кого-нибудь посвятить в наши планы?- шёпотом спросила Мика у Жени и многозначительно глянула в сторону руководительницы.

- Упс! Давайте найдём место поуютней,- предложила Саша.

- Наше купе заняли,- сообщила Михалыч.

- Можно в конец вагона пойти, правда, там Игорь Алексеевич.

Игорь Алексеевич был вторым руководителем в театре и мужем Дарьи Владимировны.

- Он уже пообещал мне, что будет за нами следить в отеле по камерам,- сказала Женя.

- Ну мы-то знаем, где их нет,- таинственным тоном сообщила Саша.

- Игорь Алексеевич сказал, что, если мы пойдём туда, где нет камер, он сам всё остальное додумает.

- Идём в коридор?- предложила Доминика.

Под «коридором» она подразумевала небольшой закуток в самом конце вагона перед туалетом.

Там никого не было; тишина и покой. Саша приоткрыла форточку.

- А зачем Игорю Алексеевичу следить за нами по камерам?- спросила Ларкина.

- Ну, так, на всякий случай,- неопределённо сказала Саша.- Не мне рассказывать, какие сейчас встречаются старшеклассницы. Не знаю, как у вас в параллели, а у нас каждая вторая только и мечтает замутить с кем-нибудь из парней. А правила насчёт внешнего вида как будто не для них. Ходят в набедренных повязках. На лестнице страшно глаза от пола оторвать, такое увидишь.

- Ну, если восьмиклассницы такие, что о девятом классе говорить,- хмыкнула Михалыч.- Не удивительно, что в нашем классе даже Сопля уже успела с кем-то переспать. Особенно отвратительно, что за мою «чистоплотность» и «правильность» каждый готов обосрать и посмеяться. Кто-нибудь бы объяснил, что это они ненормальные, а не те, кто ведёт «монашеский» образ жизни. Ну, я, конечно, не думаю, что Дарья Владимировна и Игорь Алексеевич о нас такого мнения. Скорее, они просто шутят. Или намекают, чтобы мы головы не теряли от большей свободы, чем в школе.

Ветер задувал в форточку. Тут едва ли были слышны разговоры, которые велись в вагоне.

- Вы остаётесь в школе на каникулы?- спросила Саша.

- Нет, я домой еду,- сказала Мика.

- Да, я тоже. Мои,- Она имела в виду своих родителей,- уже планы на месяц вперёд построили, думаю. Я так по ним соскучилась. У нас ещё собака родила на прошлой неделе. Так что меня дома ждёт тьма милых маленьких созданий.

Михалыч фанатела от собак. У неё дома было два бордер-колли и лабрадор. И, видимо, теперь колли стало больше, чем два. Женя любила фотографировать и большую часть памяти её фотоаппарата занимали собаки, а всё остальное были конкурсные работы в особом Женином стиле. У неё всегда получались необыкновенные красивые снимки, которые переносили зрителя в реальность изображения. Если то были фотографии природы, человек мог почувствовать дуновение ветра, запах травы и цветов. Если человек, то можно было с уверенностью судить о его характере, мыслях. Все Женины работы были полны любви и искренности. Впрочем, сама девушка была такой. Любящей и искренней. Возможно, эти её качества передавались во время вспышки фотоаппарата изображению.

- Девчонки, как же классно, что мы едем вместе,- неожиданно сказала Саша.- Больше недели вместе. В школе, хоть мы и живём в одном здании и чуть ли не каждый день видимся, мне вас не хватает.- Она вдруг заплакала.

- Саша,- в один голос сказали Женя и Мика и обняли девушку.

- Ты чего?- спросила Ларкина.

- Что случилось?

- Мне Даня изменил с Кировой. Я видела его с ней за школой после уроков.

- Вот же трайгес.- В «Мэри» раз в неделю проходил такой предмет, как «история театра». И с этих уроков Доминика знала, что «трагедия» переводится «песнь козлов». «Трайгес» - козёл, и «ода» - песня.

- Почему ты раньше не сказала?- спросила Михалыч.- Я бы обоим устроила.

- А то, что от них осталось бы после Жени, я бы стёрла в порошок и развеяла по ветру.

- Не расстраивайся, Сашь. Он того не стоит. У тебя будет ещё парень, который не бросит тебя, который будет тебя на руках носить. Мы же в Сочи едем. Ты помнишь, сколько там красавчиков?

- Только не забывайте про камеры,- усмехнулась Ларкина, стараясь развеселить подругу.

Саша всегда была олицетворением грусти и красоты в одно время. Она была не по годам умна, знала английский лучше всех в театре, да и во всей школе. Она была как цветок. Нежной и прекрасной. Один её взгляд мог свести с ума, в нём скрывалось столько чувств и мыслей, сколько не каждому дано передать словами. У неё была светлая, добрая душа, подобной которой не найти в целом свете.

А поезд всё ехал вперёд. Навстречу солнечному городу Сочи.

Когда настало время ложиться спать, и Игорь Алексеевич пошёл рассказывать своим воспитанникам страшилки на ночь, Мика сидела у себя на койке в компании «Героя нашего времени». Со стороны соседнего плацкарта шла явно измотанная Голдилокс, которая при виде Доминики сразу натянула привычную улыбку.

Мика протёрла уставшие от чтения глаза и потянулась.

- Ты устала?- заботливо спросила Голди.

- Не то, чтобы очень,- зевая, ответила Ларкина, сунув книгу под подушку и сев на постели.- А где снова Тарплэр пропадает?

- Он...,- начала было беферг, но замолчала.- Где-то,- обречённо выдохнула Голдилокс, махнув рукой в неопределённом направлении. Вся её напускная беззаботность испарилась.

- Вы поссорились?- недоумённо спросила Мика. Ей всегда казалось, что её хранители отлично ладят друг с другом, но сейчас девушка впервые подумала, что невозможно несколько сотен лет жить в мире, и наверняка между этими двумя существуют разногласия.

- Нет.- Голдилокс отмахнулась.- Просто... ему тяжело.

Доминика молча ждала продолжения. И, видимо, осознав это, беферг призналась:

- Тарплэру тяжело находиться рядом с тобой.

- Почему?!- удивилась Ларкина.

Она попыталась вспомнить, что она такого могла сделать, чтобы хранитель вдруг стал избегать её. А потом перед глазами возникла картинка того самого дня, когда Мика снова обрела свой поразительный дар видеть то, что не видят другие. Тогда Тарплэр практически ни разу на неё не взглянул. Он всё время отводил глаза в сторону, смотрел в окно, чтобы случайно не наткнуться взглядом на Доминику. Конечно, тогда в голове Мики были совершенно другие мысли по этому поводу, но сейчас...

- Он меня ненавидит?- склонив голову, спросила Ларкина.

- Ненавидит? Нет. Как ты могла так подумать? Просто... представь, что бы испытывала твоя мама, если бы ты её вдруг начала полностью игнорировать, если бы для тебя она перестала бы существовать? Не подумай, что я тебя упрекаю за что-то, но очень тяжело осознавать, что твой... практически ребёнок намерено не хочет признавать твоё существование. Тарплэр в тебе души не чаял с самого твоего рождения. Он готов был круглые сутки петь для тебя, на руках носить, играть во всяких там дочек, матерей. И хоть счастливее него не было, место для грусти нашлось в его сердце. Всегда в глазах Тарплэра читалась такая боль и тоска, будто у него отбирали самое дорогое в жизни. Он ещё тогда знал, что придёт день, и ты усомнишься в реальности нашего с ним существования, в здравости своего ума. И несмотря на это, Тарплэр всё равно не отходил от тебя ни на шаг. В глубине души он надеялся, что ты будешь привязана к нам так же, как и мы к тебе. Когда счастье переполняло его настолько, что все тревоги отходили на задний план, я слышала, как он обещал защищать тебя от плохих компаний, девочек-задир и парней, которые бы разбили тебе сердце. Представляешь, как он был одержим тобой? Ему казалось, что твоя любовь действительно возьмёт верх над предрассудками и всем таким прочим, что в итоге заставило тебя отказаться от своих способностей. Ты подарила ему такую надежду, которой не познало человечество. Но детское сердце... тебя затянула суета мира со своими яркими обложками. Я тебя не виню, но так же не могу винить Тарплэра. После тебя он никогда так сильно не любил. Впрочем, до тебя тоже.

Голдилокс замолчала.

- Прости... я не знала.- Доминика впервые видела Голди не той весёлой хранительницей, которая без устали готова заботиться о ней, а шестисот семидесятитрёхлетней хранительницей из древнего могущественного рода бефергов, которой приходится возиться с ребёнком. Мике стало стыдно за то, что прежде воспринимала Голдилокс и Тарплэра, как само собой разумеющуюся часть своей жизни, как данность. Она никогда не задумывалась о чувствах своих «нянек», не думала, может, у них есть свои проблемы, не касающиеся её. Ведь мир не крутится вокруг одной Доминики.

- Не извиняйся. Ты ни в чём не виновата, по сути. Ты была ребёнком. Все мы совершаем ошибки. Просто, если не можешь дать Тарплэру ту любовь, которой он всегда жаждал, постарайся поменьше обращать на него внимания. И ни в коем случае не говори ему, что я тебе всё рассказала. Даже виду не подавай, что знаешь. Он не хочет хоть кому-нибудь казаться слабым или жалким. Будь ему на сотню-две меньше, я бы попыталась его образумить, но... никто не захотел бы пережить ту боль, которую пришлось испытать Тарплэру. Но он сильный, справится.

- Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что он меня любил? В смысле, как сестру или дочку?

Голдилокс посмотрела на Доминику как на дурочку. После взгляд её смягчился.

- Нет, Мика... так что не давай ему ложных надежд, если что. Думаю, даже малейшую нежность с твоей стороны он не выдержит. И да, не говори при нём об Эрике.

После этого никто из них не проронил ни слова. И лишь когда Голдилокс забралась на пустующую верхнюю койку, Мика сказала тихо:

- Думаешь, он до сих пор меня... любит?

- Я в этом более чем уверена.

Беферг больше ничего не сказала, оставив Доминику наедине с невесёлыми мыслями и противоречивыми чувствами. Как Тарплэр может любить её настолько? Она не могла даже на секунду представить себя с ним. Ему больше пятисот лет! А ей всего четырнадцать.

Ларкина снова достала «Героя нашего времени» и попыталась с помощью чтения отвлечься.

Тут к ней пришла Саша.

- Привет,- сказала девушка.

Доминика заметила, что она всегда произносит это слово медленно и как-то смущённо, как будто извиняется за то, что потревожила. Выглядело это безумно мило. Сразу хотелось её обнять и молча сидеть рядом, наслаждаясь её обществом. Саша сейчас была в своей серой толстовке и чёрных лосинах, золотые волосы с коричневыми концами собраны как всегда в высокий хвост на макушке.

- Привет,- улыбнулась ей Доминика, откладывая книгу в сторону.

Хоть койка была узкая, девушки умудрились улечься на ней вдвоём.

- Не любишь страшилки?- спросила Ларкина.

- Я их уже слышала,- ответила Саша.

- Ты как?- тихо спросила Мика, перебирая пряди волос подруги. Они были такие гладкие и мягкие.

- Нормально. Что читаешь?

- Лермонтова. «Герой нашего времени». К экзаменам готовлюсь.

- Да, искусство искусством, а про учёбу ни на секунду не забываешь.

- Да разве тут забудешь. Страшно не сдать.

- Ты не сдашь?- усмехнулась Саша.- Я тебя умоляю. Уверена, ты справишься. Игорь Алексеевич сегодня Михалычу говорил, что там задания для тупых. Так что ты справишься.

- Надеюсь, он прав.

- Главное, чтобы от твоей учёности парни не разбегались,- засмеялась Саша, но смех вышел какой-то напряжённый.

- Да, было бы неплохо. Знаешь, стрёмно так бывает. Послушать Полину, у неё вся жизнь – сплошная мелодрама, а она младше меня на три года. Чувствую себя уродцем.

- Да брось, ты прекрасна. Просто ты ещё не нашла того самого. Вот скажи, тебе кто-нибудь нравится?

- Ну...,- протянула Мика.- Есть один кадр. Но он слишком... хорош для меня.

- И кто же это? Дай угадаю.- Саша сделала вид, что напряжённо думает, хотя сама улыбалась.- Эрик Сергеев. Школьный сердцеед. Послушай меня, всем своим знакомым, которые сохли по нему, я говорила: «Брось эту затею», а в тебя я верю. Никогда не видела, чтобы он так смотрел на кого-нибудь, кроме тебя. Да и при тебе по нему будто электрический ток пропускают. Я знаю, мы раньше с ним дружили, можно сказать.

- И насколько близко?

- Отвечу, только если буду уверена, что ты не убьёшь меня из ревности.

- Неужели настолько?

Саша закатила глаза. Доминика улыбнулась.

Как хорошо иметь таких подруг как Саша, Женя и Ева. Добрые, искренние, любящие, понимающие и без лишнего гонора. Ну вот скажите, много ли подруг, с которыми можно лежать на койке в поезде, которая едва ли достигает 80 см в ширину, и болтать о всякой девчачьей ерунде? Раньше Мике казалось, что такое возможно только с сёстрами и то не со всеми.

Ларкина уютно устроилась на плече у подруги и смотрела, как Дарья Владимировна пьёт вместе с дочкой и Светой Рябиновой чай, Голдилокс сидит на пустующей койки Лены, а в окне отражается всё их купе. Этот миг хотелось запечатлеть навсегда. Миг, наполненный спокойствием, теплом, и любовью близких. Вот Дарья Владимировна предложила Стефании пряник. Сколько любви в одном этом взгляде! Сколько радости в одной милой улыбке одиннадцатилетней девочки, которая чувствует материнскую любовь! Сколько счастья в дружеской беседе! Сколько тепла в прикосновении руки подруги!

Доминика вспомнила, как расстраивалась, что едет не вместе с Женей и Сашей, но сейчас этому даже обрадовалась. Она вспомнила всё, что происходило в течение последних суток. Ни одна секунда не была поводом к грусти или сожалению о чём бы то ни было. Мика блаженно закрыла глаза.

- Я тебя люблю,- прошептала она Саше.

- И я тебя. Как хорошо, что ты с нами.

- Я тоже этому рада.

Хотелось говорить и в то же время молчать. В голове было столько слов, и в то же время никто не знал, что сказать. А на самом деле ничего и не надо было. Достаточно просто молчать и быть друг у друга.

Доминика подняла глаза на окно рядом со своей койкой. Там, в тёмной бескрайней вышине светили звёзды. Их было бесконечно много. В голову некстати пришла мысль, что Эрик наверняка тоже сейчас может смотреть на них, на те же самые звёзды.

- Я думаю, мне он действительно очень нравится. Правда, я не могу понять, почему. Меня не волнует его красота. Мало ли вокруг красавчиков? Меня не волнует его популярность. Какое счастье, когда все говорят о тебе? Но почему меня так притягивают его глаза? Почему каждая его фраза заставляет биться сердце быстрее? Почему оно сжимается от мысли о нём? Почему, когда он далеко, тоскливо? Он ведь мне никто. Я бы поняла, если бы он был моим парнем, а так... глупо как-то.

- Наоборот. Мне бы твоих чувств к кому-нибудь.

- Зачем?

- Потому что это и называют любовью. Когда любишь, несмотря на недостатки. Когда любишь не за широкие плечи или накаченные мышцы. Я никогда не понимала, как это возможно, думала, возможно ли такое вообще.

- Как же это, наверное, романтично звучит.

- Соня Шаталова сказала как-то: «Романтика – настроение, когда во всём обычном видишь чудо».

- Это правда,- подала голос Голдилокс.- Я собственными ушами слышала, как она это говорила.

- Закрыли тему,- резко оборвала Доминика, адресуя эти слова и подруге и хранительнице.