~ ~ ~

Книги – только одно из вместилищ, где мы храним то, что боимся забыть. В них нет никакой тайны, никакого волшебства. Волшебство лишь в том, что они говорят, в том, как они сшивают лоскутки вселенной в единое целое.

Рэй Брэдбери

«451 градус по Фаренгейту»

Бывают такие моменты, когда судьба решает кардинально изменить нашу жизнь. Переход в новую школу – отличный повод для подобной выходки со стороны непостоянного явления в лице судьбы.

Утренние лучи осветили комнату, пробравшись через неплотно закрытые жалюзи. Сумрачная синева, царивший здесь ночью, давно рассеялся, ещё на рассвете. Солнечный свет, отразившись в окне дома напротив, упал аккурат на обложку книги в руках миниатюрной брюнетки-старшеклассницы, лежавшей на полу. Её большие карие глаза быстро бежали по странице, сквозь стёкла круглых очков взахлёб читая каждое предложение. Выражение лица девушки было сосредоточенным и увлечённым. Она прикусила нижнюю губу – Доминика всегда так делала, когда события в книге отвлекались от решения глобальных проблем, переключаясь на более романтичные.

— Разве тебе обязательно уходить прямо сейчас? — спросила Аника, вскакивая на ноги. Её голос, подобный трели соловья, мог слиться с утренним пением птиц, когда солнечный диск только-только покажется над бескрайними полями Санленда. В своём простом беленьком льняном платьице и с растрёпанными короткими волосами, топорщащимися ёжиком во все стороны, девушка едва ли походила на ту воительницу, благодаря которой наконец-таки закончилась двухсотлетняя тирания династии Кимен.

— Мне всё это время казалось, что война изменила тебя, терзался мыслью, что все эти страдания оставят на тебе неизгладимый след. Но нет, ты осталась всё той же тринадцатилетней малюткой с двумя русыми косичками за спиной, — лучезарная улыбка коснулась губ парня. Сердце Аники затрепетало как обычно, а в голове в который раз вспыхнула привычная мысль о том, что такой Нэл – счастливый, улыбающийся – способен победить целый легион дариков без меча и подмоги. — Разве что косичек теперь нет, — взъерошив ворох пшеничных волос девушки, произнёс юный испара. Аника давно привыкла, что дивный народец так похож на людей. Так же она привыкла к манере парня менять темы».

Доминика в живую представила Нэла в дверном проёме старого покосившегося домика. Его лёгкая рубашка слегка порвана, рукава закатаны, а яркие солнечные лучи бьют ему в спину.

«— Ты не ответил.

— Ты знаешь, что я бы остался с тобой, но моя миссия здесь окончена. У каждого из нас есть своё место и предназначение, роль, которую нужно исполнить. Мы не должны жить чужой жизнью из-за желания подчинить себе се законы времени и пространства. Нужно быть благодарными, Аника. Я благодарен, что жизнь на фоне всех этих страшных событий подарила мне такую соратницу, как ты.

«Соратницу». Это слово больно кольнуло девушку прямо в сердце, впилось своими клешнями в мозг. «Соратница».

— Ты предлагаешь опустить руки и течь по течению? Отдаться власти судьбы? Это наши жизни. Мы имеем право сами строить её и быть счастливыми, не считаясь с тем, что нам уготовано Вселенной.

— Наплевав на счастье других? — с непривычным холодом в голосе спросил Нэл. Анике стало не по себе. Раньше этот металл в голосе парня ей доводилось слышать, когда испар имел дело с представителями династии Кимен или злейшими врагами своего рода – дариками. Никогда он так с ней не разговаривал, даже когда она действовала наперекор его приказаниям.

— Нет, — прошептала Аника и с надеждой посмотрела на Нэла из-под полуопущенных ресниц, — деля своё счастье с ними.

— А что, если их счастье невозможно? — равнодушно произнёс испар. В его чертах читалось абсолютное безразличие. Аника достаточно хорошо знала парня, чтобы понимать истоки его настроений. Но в этот раз она не могла понять, откуда этот холод во взгляде. Почему он так смотрит на неё?

— Почему в твоих глазах счастье и любовь несовместимы? — Теперь и в её голосе послышались металлические нотки, взгляд стал жёстче и красноречивей.

— Почему в твоих глазах счастье и призвание несовместимы?

Нэл не стал дожидаться дальнейшего продолжения разговора. Он развернулся и пошёл к выходу из старой покосившейся лачуги.

Аника сжала кулаки. Тоже хотела развернуться, но не смогла. Попыталась окликнуть парня, но в горле вдруг пересохло, а все слова куда-то делись. Девушка бросила прощальный взгляд на уходящую фигуру парня. В дверной проём ярко светили солнечные лучи, слепя глаза и не давая девушке разглядеть Нэла. Сердце больно сжалось. Аника вдруг как никогда осознала, что вот он, конец...»

Откуда-то справа резко раздался писк, а потом записанный на диктофон голос Милы Райден, мамы Доминики, произнёс:

— Time for you to sleep. — Что переводится как: «Тебе пора спать».

Лежавшая на полу девушка вздрогнула и передёрнула плечами. Она до дрожи ненавидела, когда техника, а чаще всего мобильник, отвлекала её от чтения.

— Конечно, mom, уже встаю, — простонала Доминика, нащупывая под одеялом телефон и отключая будильник.

Мила никогда не понимала, почему мобильник дочери, а не сама дочь, ночует на кровати. Но за всё то время, что Доминика была более-менее сознательным ребёнком, она редко что делала таким образом, каким это принято в обществе лишь потому, что так однажды кто-то решил. Так что Райден чаще ночевала на полу, чем в кровати просто из-за того, что она терпеть не могла читать лёжа на чём-нибудь мягком. Для этого не было причины, просто одна из её причуд так же, как решение поставить на будильник мамину любимую, как девушке казалось, фразу.

Мила Райден частенько говорила с дочкой по-английски, хоть в школе девушка его не учила. Доминика всегда мечтала знать как можно больше языков, но их изучение ей почему-то не очень давалось.

Доминика меньше всего сейчас хотела отвлекаться от книги – когда до конца меньше главы, но что поделать. Девушка нацарапала карандашом надпись на полях: «Они никогда больше не встретятся» — заметка-догадка, чтобы потом саму себя убедить в собственной правоте. Разумеется, только если это окажется действительно так. Доминика положила увесистый томик под бок. Сладко потянулась, вытягиваясь на полу в полный рост. Зажмурилась, сняла очки и, отложив их в сторону, приложила холодные подушечки пальцев к векам. За ночь чтения всё тело слегка онемело, а глаза подустали, но впереди был целый день. Девушка оперлась рукой на матрас, лежавший на полу, и поднялась на ноги.

Ей на глаза попалась расчёска, оставленная со вчерашнего вечера на стуле. Доминика провела ею пару раз по волосам, которые всё равно остались спутанными, и прошлёпала в пушистых зелёных тапочках на кухню.

Семья Райден жила в четырёхкомнатной квартире обычной серой коробки-многоэтажки, но Питер Райден, глава семейства, называл это старым сундуком сокровищ. Сундук одряхлел, а монеты и драгоценности внутри всё так же ярко блестят. Разумеется, он всегда добавлял, что владелец этого кладезя, видимо, хранил в нём и все свои старые карты, которые крошились от собственной древности точно так же, как соседка Райден почтенная Наталия Пантелеймонова, самая ворчливая старушка в доме. Поговаривали, что она раньше работала в историческом музее, но сейчас была на пенсии. Её Питер называл ласково Понти.

Доминика была единственным ребёнком в семье, и поэтому ей доставались все блага, которые могли себе позволить её родители. Но, несмотря на это, она не была «капризной принцессой», которая постоянно думала только о себе. А, скорее, книжным червём, творческим деятелем и первой актрисой домашнего, и не только, театра. Доминике хоть и было только пятнадцать лет, но никто бы не посмел упрекнуть её в подростковой безответственности, глупости и лени. Да и с такой самостоятельностью, которая была ей присуща, родители позволяли девушке куда больше, чем разрешено большинству пятнадцатилетних подростков. Из-за этого и ещё по многим причинам все воспринимали Доминику старше её лет.

Пройдя по коридору, где на стенах висели картины Питера — он был художником — и шесть зеркальных плит, которые занимали почти всю стену, девушка зашла на кухню и включила свет.

Эта кухня ничем не отличалась от других. Здесь были присущие всем кухням многочисленные шкафчики, ящички, плита, стол, стулья, холодильник и раковина. Мила Райден всегда и во всём любила порядок и хороший дизайн, поэтому все помещения в квартире были обустроены со вкусом. Разумеется, кухня, второй кабинет Милы, не была исключением. Ко всем изыскам обустройства – стиль, хорошо подобранные цвета, красивый интерьер – мама Райден любила добавлять цветы в вазе на столе. Доминика, наоборот, уставляла свою комнату засохшими букетами. Она это делала по двум причинам. Во-первых, чтобы идти против системы и разрушать стереотипы. Во-вторых, такие цветы никогда не нужно поливать, подрезать или как-то ещё за ними ухаживать.

Доминика, впрочем, как всегда, не собиралась особенно заморачиваться по поводу еды. В любимую кружку она налила молока — хотя будь это выходной, никому бы не удалось отговорить её от чашечки латте с ванилью — намазала парочку кусочков домашнего хлеба черничным и лимонным джемом, а два сделала с вишнёвым — для мамы. Сама вишню и всё вишнёвое девушка терпеть не могла. Сложив свои бутерброды на большое блюдо, она уже собиралась идти в свою комнату, чтобы там позавтракать, дочитывая «Позови меня на рассвете».

— Доминика, в холодильнике есть рисовая каша и творог. Поешь по-человечески хотя бы раз в своей жизни, а то питаешься одним молоком и кофе. — На кухню зашла Мила Райден в своём банном халате. Её короткие иссиня чёрные мокрые волосы казались сейчас ещё темнее, чем обычно.

— Начинать что-то новое с понедельника – плохая примета, — сказала Доминика. — Поэтому не стоит изменять традиции питаться абы как.

— Во-первых, сегодня не понедельник. Во-вторых, мне казалось, ты борешься с подобными стереотипами. В-третьих, наша страна уже давно отошла от традиционного общества, так что будь добра, и ты это сделать,— сказала Мила.

— У каждого государства свой путь развития, — запротестовала девушка, надкусывая один из бутербродов.

— Только твоё уж слишком задерживается, — заметила мама, набирая в чайник воды из фильтра.

— Как говорят, — Доминика сквасила важную мину и с набитым ртом продолжила:

— Ранние цветы прекрасны, но поздние прекраснее всего!

— Скажешь это, когда на поезд опоздаешь.

— Ой, точно! Сколько уже времени? — Доминика глянула на электронные часы микроволновки. — Ещё до фига времени.

— Раз «до фига», ты успеешь поесть кашу, — сказала Мила, доставая из шкафчика упаковку чая.

— Ладно, но ты мне дашь с собой денег, — поставила условие девушка.

— Возьмёшь в сумке, сколько нужно.

— Ура!

— Но после каши.

— Ладно, mom, — согласилась Доминика, уже предвкушая шелест купюр у себя в руках.

— И не забудь волосы расчесать, — заметила Мила.

— Неужели настолько всё плохо? — задорно спросила девушка, открывая холодильник.

Чайник закипел, и из кружки Милы, немного погодя, уже струился пар от кипятка. Чайный пакетик начал окрашивать воду в золотисто-коричневый цвет.

— Не думаю, что в школе оценят.

— Из урода красавца сложно сделать.

— Я тебе сейчас как дам! — пригрозила мама Райден. — Уродец, тоже мне. Если бы по ночам книжки не читала и побольше гуляла, гляди, не такой бледной и измученной была.

— Между прочим, я почти дочитала «Позови меня на рассвете».

Доминика положила себе в творог черничного джема и принялась тщательно его размешивать. Крупные комочки под натиском вилки быстро превращались в мелкие крупинки, окрашиваясь в тёмный цвет под тон джема.

— И что? Аника и Нэл остались вместе? — спросила Мила, делая глоток горячего чая.

— Кажется, нет. Они победили дариков, Самеле вернули крылья, драконы улетели восвояси, и Нэл, вроде как, собирается вернуться в Санленд. Я, пожалуй, тогда сделаю себе латте, — как бы между прочим заявила девушка, вставая из-за стола, чтобы достать из углового шкафчика упаковку кофе.

— Печально, — сказала Мила, успевшая полюбить вслед за дочкой героев серии книг.

— Я люблю грустные концовки, — сказала Доминика чистую правду, загружая приятно пахнущие зёрна в небольшую кофемолку. — Если учесть, что автор уже не первый раз возвращается к этой книге и пишет сиквелы, каждый из которых должен стать последним, не думаю, что Нэл и Аника никогда не встретятся. В итоге, мне кажется, либо они оба умрут, либо навсегда останутся вместе. Третьего не дано. Но если умрёт только один, ну, или Нэл всё же безвозвратно покинет мир Аники, я буду счастлива. Знаешь, как мало фэнтези с печальным концом?

— Помниться, ты говорила, что хотела бы попасть в одну из своих книг. Хотела бы тогда, чтоб твоего парня убили?

— Mom,— закатив глаза, раздражённо протянула Доминика. Она всегда так делала, когда хотела съехать с темы. Самые заветные мечты слишком личные даже для обсуждения их с мамой,— я не хочу попасть в уже написанную историю. А ещё я ненавижу попаданцев. Лучше уж пусть со мной произойдёт неожиданная история в этом мире. К тому же, я не могу сказать, что чувствовала бы, потеряй парня в результате долгой изнуряющей войны, ведь парня у меня никогда не было. А почему? Потому, что я уродец. — На самом деле, Доминика видела причину своего одиночестве в несколько другом свете, но обсуждать утром первого сентября перед отъездом тему любви и безразличия ей не хотелось.

— Ещё раз услышу слово «уродец», не дам денег.

— Эй-ей-ей, — запротестовала Доминика.— Так нечестно.

— А по-английски?

— It's not fair?

— Это вопрос?

— Нет, — задумчиво протянула девушка, заправляя аппарат по изготовлению божественного бодрящего напитка фильтрованной водой и только что смолотым кофе и погружаясь в какие-то свои мысли. Гудение техники гипнотически действовало на Доминику. Она даже забыла поставить греться молоко.

Девушка всерьёз задумалась над тем, что могло бы быть в сиквеле очередной части «Позови меня на рассвете». В серии вышло уже пять книг, хотя планировалась только одна. И Райден не сомневалась, что будет и шестая. Доминика никому бы никогда не призналась, но уже давно глубоко в сердце она чувствовала зависть по отношению к таланту автора. Этот самый талант позволил писателю невообразимым образом расширить удивительный мир чудес, где во всей своей красоте пред читателем раскрывалась неподдельная магия приключений. Весь спектр человеческих чувств, переживай и эмоций был настолько точен и красочен, что невозможно было остаться равнодушным.

Тем времен кофе машина начала издавать визжащие-кричащие звуки, от которых уши сначала закладывало, а потом скручивало в трубочку. Доминика тотчас вынырнула из своих мыслей и выдернула вилку из розетки. Девушка поставила уже полную молока чашку в микроволновку и включила на минуту.

— Доброе утро, семейство. — В кухню вошёл Питер – высокий черноволосый мужчина за тридцать. В лице его угадывались черты Доминики. Отец и дочка были очень похожи – тот же задорный блеск в глазах, да и сами глаза девушка унаследовала от папы, ведь у Милы они были серо-голубые, как хмурое небо осенью, но на свету отливали чистейшим серебром.

— Доброе, — ласково сказала мама Райден. Что пятнадцать лет назад, что сейчас она была безумно влюблена в Питера.

— Дом-Дом, вызывает Юпитер, я слышал звук взрыва на атомной электростанции. Да и видок твой это подтверждает. А запах какой... ммм... — Мужчина потянул носом. — На меня хватит?

Но прежде, чем Доминика успела что-либо ответить, Питер, кинув мимолётный взгляд на стол, продолжил:

— Неужели ты ешь творог?

— Да, — тяжело вздохнув, согласилась девушка, скосив глаза на маму.

— Можно предложить тебе сделку? — заговорщицки сощурив глаза, спросил мужчина.

— Попробуй.

Райден сел напротив дочки, сделал глубокий вдох, многозначительно посмотрел на маму и сказал:

— Ты делишься кофе, я доедаю творог.

— По рукам! — Мила не успела запротестовать, как Доминика подхватила с сушилки большую папину кружку и вылила туда добрую половину содержимого стеклянного чайничка.

— Доминика Райден! — недовольно окликнула мать. — Моё предложение отменяется.

— Ооо, — протянул Питер, — так значит, эта юная леди занимается незаконными махинациями?

— Именно, — согласилась Мила.

— Тогда, — Райден сделал драматичную паузу, а затем продолжил:

— Я с ней заодно.

— Да-а-а! — торжествующе воскликнула Доминика.— Мы банда!

— Всё с вами ясно, — равнодушно протянула Мила.

Она сняла с зарядки оставленный тут вчера планшет, и погрузилась в работу. Она всегда так делала во время завтрака. Тем временем молоко согрелось и после того, как было взбито, отправилось в высокий хрустальный стакан вперемешку с ванильной добавкой. Доминика тончайшей струйкой влила дымящийся кофе и с удовольствием сделала большой глоток, невзирая на то, как неприятно обожгла жидкость язык и нёбо.

— Где мои очки? — поинтересовалась мама Райден, оглядываясь назад в сторону окна – она частенько оставляла очки на подоконнике.

— Кажется, я их видела в последний раз на обувной тумбочке в коридоре, — сказала Доминика. — Ты показания счётчика записывала, наверное, там и оставила. Сходить?

— Нет, пусть папа сходит, а ты лучше скажи мне, юная леди, берёшь ли ты сейчас с собой тёплые вещи, и что мы должны будем тебе отправить позже?

Питер вышел из кухни.

Доминика запрыгнула на столешницу, облокотившись головой о холодильник.

— В ближайшую неделю там, вроде, тепло должно быть, как, впрочем, и весь сентябрь, поэтому я, наверное, только кожанку возьму и всё. А парку и обувь вы мне тогда потом пришлёте, да?

— Только не ходи раздетая, я попрошу Кэйт, чтобы следила за тем, как ты одеваешься. Не хватало ещё, чтобы ты там заболела.

Кэйт – считай, вторая мама Доминики. Она провозилась с девочкой всё детство, пока та была крохой, а сейчас являлась главной советчицей во всех вопросах, которые касались творчества и учёбы пятнадцатилетней Райден. И хоть Мила благодарила жизнь за Кэйт, Питер всегда с осторожностью относился к, на его взгляд, чересчур юной и преданной театру подруге семьи. Но это не помешало принятию решения отправить Доминику учиться в школу-интернат, в которой преподавала Кэйт.

— У тебя из канцелярии всё есть? — продолжала опрос дочери Мила.

— Да. Когда закончится, там куплю. Я посмотрела, там городок какой-то есть, там наверняка ручки, тетрадки будут.

— Оkay. Школьную форму и прочие вещи сложила?

— Да, с вечера всё проверила.

— Взяла карточку?

— Да. А сколько вы будете мне переводить?

— А это зависит от твоей успеваемости. — На кухню вернулся Питер с чехлом от очков в руках.

— Ла-адно, — протянула девушка.

— Ты документы сложила?

— Ещё неделю назад, а на выходных очередной раз проверила.

— Отлично. Я вчера распечатала твои результаты вступительных экзаменов. Они лежат у меня на столе. Возьми их на всякий случай. Did you get it?

— I got. Обожаю английский, — вздохнув, протянула девушка.

— Мне кажется, или в вашем тоне слышится сарказм, юная леди?

Доминика залпом опустошила стакан, чувствуя, как горячая жидкость обжигает горло, и, чмокнув мать в щёку, умчалась к себе в комнату одеваться.

Вопрос одежды всегда, впрочем, как у всех девушек, у Райден стоял особо остро. Гардероб ломился от вещей, а надеть нечего. Доминика никогда ничего не надевала просто так же, как, впрочем, и сегодня. На этот раз из шкафа исчезла вешалка с «траурным» костюмом – смоляной пиджак, чёрные брюки, трикотажное платье, которое могло сойти за тунику, а в довершение – угольная бабочка, в мгновение ока оказавшаяся на тонкой бледной шее девушки. Длинные густые волосы после мучительной попытки Доминики расчесать их были собраны в слегка неопрятную высокую причёску и закреплены сотней невидимок.

В скором времени вся семья Райден вышла на улицу. Светило и по-летнему грело солнце. Перистые облака еле заметными завитушками зависли на неопределённой высоте бездонного неба. Зелёная трава на газоне и пёстрые цветы в клумбах источали лёгкий аромат. Одним словом, была отличная погода.

— Уверена, что каблуки в поезде это хорошая идея? — спросил Питер, помогая дочке уложить чемодан в багажник красного Mitsubishi Lancer.

— Это непрактично, — согласилась Мила, поправляя манжеты своей рубашки.

— Да, непрактично, но красота требует жертв. Хотя, признаю, мне уже навряд ли что-то поможет. — Наигранная уверенность в себе и в своих словах были для девушки такой же привычкой, как закусывать губу при чтении книг.

— И в кого она такая упрямая?

— Полагаю, что не я вчера выносила мозг бедному официанту из-за несоответствующего цвета салфеток.

— Тут, папа, ты меня обошёл, — поддакнула Доминика, стягивая с себя пиджак – уж очень жарко было. — Я бы успокоилась после того, как мне дали синий вместо лазурного, но тебя даже голубой не устроил.

— Выдайте ей диплом кулацкого подпевалы.

— Согласна, если его будет достаточно, чтобы не ходить в школу.

— Губу закатай.

Доминика попыталась максимально поджать губы.

— В машину или пешком пойдёшь, — Райден, щёлкнув пальцами, указал на заднюю дверь.

Доминика закинула сначала пиджак, а после и сама плюхнулась на сиденье. Питер сидел за рулём, а Мила – рядом с ним.

— Кэйт написала, что ей поручили классное руководство над девятым «Б», так что о твоей успеваемости мы будем узнавать раньше тебя.

— Ты так говоришь, как будто я никогда не учусь и вместо учёбы всё время занимаюсь какой-нибудь ерундой, — пробурчала Доминика. Ей было обидно, что родная мать доверяет своей подруге больше, чем дочери.

— Я просто за тебя переживаю, honey, — ласково произнесла Мила, любовно глядя на свою дочь. — Дать тебе брошюру, которую я взяла у них в приёмной? — спросила мама Райден, роясь в своей сумке. — Тут список кружков-секций, имена учителей, план школы.

— Давай, — всё ещё с долькой обиды пробормотала Доминика и, по мере возможности, растянулась на заднем сидении, подложив под голову свёрнутый пиджак. — А ты разве не опоздаешь, если меня поедешь провожать?

— Я предупредила, что сегодня задержусь.

— Не стоило из-за меня пропускать работу, ты и так из отпуска позже на три дня вышла, чтобы помочь мне с документами и поступлением.

— Что сделано, то сделано, — как бы сама для себя протянула Мила, проверяя какие-то бумаги в своей сумке. Доминика поняла, что дальше мама не хочет распространяться на эту тему. Девушка полезла в рюкзак за книгой – как раз успеет дочитать, пока едут на вокзал. Но в рюкзаке её не оказалось.

— О, нет...

— Что случилось? — обеспокоенно спросила мама Райден, переглянувшись с мужем.

— Я, кажется, убрала «Позови меня на рассвете» в чемодан. Ладно, придётся дочитывать уже в школе.

Мила заметно расслабилась и облегчённо вздохнула.

— Пап, как твоя новая картина? Я её так и не увидела.

— Это сюрприз, — улыбнулся Питер, выруливая на главную дорогу.

— Ты её уже закончил?

— Нет, но к твоему приезду на каникулы, надеюсь, будет готова почти вся выставка. Обязательно съездим вместе, и я тебе покажу.

— Окей.

Питер был одним из тех, кто прошёл путь от маляра до художника, чьё имя можно было найти чуть ли не в любом культурном журнале. А Мила – пример серьёзности, скрывавшей воплощение доброты и любви – работала в одной из самых престижных гостиниц города.

А Доминике предстояло отправиться учиться в престижную школу-интернат. Как сказала бы Аника, «хочешь найти приключения – иди туда, куда не пошёл бы ни за какие Санледские сокровища». Но, возможно, Доминика как раз и не сильно возражала против учёбы в новой школе хотя бы потому, что в старой у неё нет друзей, по которым бы она скучала, да и, если верить брошюре, которую дала девушке мама, у неё будет великолепная возможность тратить уйму времени на театр.