(От лица Флориен)

– Мы немедленно должны сообщить о ней Норе!

– Необходимо сделать это тактично, ведь госпожа может не на шутку разозлиться и заставить Молли ходить по рассыпанной на полу фасоли, при этом страшно бранясь и избивая девочку всем, что попадётся под руку, пока та не усвоит правила приличия.

– А разве это плохо?

– Не знаю, – ответил второй голос, сбитый с толку этим вопросом. – Мне никогда не нравилась госпожа Нора.

Повисло долгое молчание, я попыталась открыть глаза, чтобы увидеть тех двоих, что шептались рядом со мной. Шёл сильный ливень, а по ветру, который ударял в моё лицо холодом, по мокрой траве, что щекотала мне шею, я догадалась, что нахожусь на улице. Приложив немалое усилие, я смогла разлепить глаза. А увидев забавное выражение лица парня, я хихикнула. Юноша и девочка подпрыгнули от неожиданности. У каждого в руках имелся большой чёрный зонт, укрывающий их от ливня. К счастью, зонты защищали частично и меня. Но точно скажу, что шанс простудиться у меня немалый. Мои ноги настолько онемели, что я не могла ими пошевелить.

– Она проснулась! Что нам делать?! – встревожилась девочка. Одета она в милое белое платье ниже колен. На голове красовался розовый бант, что гармонично сочетался со светлыми волосами, собранными в две косички. Девочка слегка подрагивала, её розовые туфельки на маленьких каблучках утопали в грязи.

Мальчик в белом парике, сделав быстрое движение рукой, достал из правого кармана своего пальто длинный камень. Затем он приблизился ко мне и приложил его острый конец к моей шее.

– Не знаю, что вы здесь делаете, demoiselle, и какие у вас намерения, но если хоть пальцем тронете мою Мону, обещаю, вы за это горько поплатитесь! – яростный шепот мальчика сопровождался скрежетом зубов. Его лицо находилось в сантиметре от моего, а горячее дыхание опаляло. Зелёные глаза потемнели от злобы, каждая мышца на лице была напряжена.

"А он симпатичный " – беспечно отметила я про себя.

Ребята грубо подняли меня за руки и поволокли по влажной земле. Грязь прилипала к моему платью.

– Какая же ты неряха, Молли! – сказала девочка.

Я оглядываюсь в поисках названной, и до меня доходит, что Молли – это я! Судя по взглядам пары, полным ненависти и презренья, меня тут не любят.

Когда большие двери особняка, к которому меня приволокли, открываются, ребята отпускают меня, и я падаю на мраморный пол, сразу после чего двери со скрипом закрываются.

– Постой здесь, – тоном, не терпящим возражений, сказал мне мальчик. – А иначе...

– Пожалею, что встала у вас на пути и всё в таком роде. Да, пожалуйста, уже жалею, – слегка приврав, пробормотала я себе под нос.

Мальчик лишь хмыкнул и быстро взбежал по лестнице на второй этаж.

Неужели он думает, что у меня есть желание оставаться и мёрзнуть непонятно где в ожидании их возвращения? Я стала подниматься по лестнице, рассматривая узорчатые карнизы, картины с красиво украшенными рамами, судя по которым я оказалась в викторианской эпохе. Вот портрет девушки в длинном белом парике. Хорошенькая. У неё серьёзное лицо, но большие голубые глаза радостно искрились. Она сидела на деревянном табурете, в одной руке держа красивую чашку, а в другой – книгу. Всё в этом портрете было идеально: и пышное бежевое платье, и украшения, и сама девушка. Дальше шли портреты детей и подростков с лицами, на которых не было никаких эмоций. Последнее полотно отличалось своей диковинностью. Мужчина с растерянным выражением лица. По портрету можно было понять, что он не хотел быть запечатленным. Правда, меня всё же удивил его взгляд. Что-то безразличное вперемешку с чем-то испуганным... Ох, я должна увидеть его вживую, иначе скончаюсь от любопытства!

Когда я добралась до последней ступеньки, то сразу направилась на кухню. И, оказавшись там, тихо ахнула. Радости не было предела! В эту минуту я была самой счастливой Молли, то есть, Флориен! Шоколадный торт! Он стоял на кухонном столе. Но стол оказался довольно высоким, мне пришлось пододвинуть стул поближе к нему, чтобы полакомиться хотя бы одним кусочком торта. И я, сразу же позабыв обо всяких манерах, начала есть его без столовых приборов. Мои вкусовые рецепторы ликовали. Сразу вспомнился тот шоколадный коктейль. Неожиданно я услышала шаги, которые становились все чётче. Я бегло взглянула на торт. Теперь он напоминал бисквитно-шоколадную массу.

Шаги. Голоса за дверью...

Вскоре я смастерила из сладости что-то наподобие единорога и постаралась аккуратно написать пальчиками "С днём рождения, волшебства тебе!"

– Чудесно! Праздник пройдёт просто чудесно! – услышала я женский голос.

– Не сомневайтесь, дорогая ма, что-о..? что случилось с тортом?! – я закатила глаза. Голос того мальчика, что угрожал мне камнем.

Я спряталась за холодильник, который очень напоминал шкаф. На нём стояли вазы с цветами – миниатюрно и мило, ничего лишнего. Моё лицо измазано шоколадным кремом, я пыталась тихо облизать пальчики от шоколада, чтобы женщина и её сын не догадались, что я здесь делала.

Но мальчишка оказался догадливым.

– Это сделала она, мама! Молли-Шмолли.

Очень мило и смешно с их стороны звать меня так.

– Оливьен Элвис Ричардсон! – сердитым голосом сказала женщина. – Я запрещаю вести себя таким образом и повышать на меня голос. Требую объяснить мне, что здесь делает Молли!

– Извините меня, дорогая мама. Вы помните ту корыстную девчонку, которая убила Лору иголкой два года назад?

– И не могу забыть, – печально вздохнула мать Оливьен. – Я плакала два месяца и была в глубокой депрессии. Теперь у меня осталось семнадцать детей.

Я чуть не укусила свой безымянный палец... Семнадцать?! Сколько аистов сюда прилетало? Представляю, как много ссор происходит в этом особняке.

– Прекрасно понимаю вас, дорогая мама, и разделяю ваши чувства, – спокойно сказал Оливьен. – Так вот, мы нашли её на заднем дворе нашего дома. Я с Моной подумали, что она мертва, думали вызвать отца. Но, к нашему несчастью, она проснулась. Мона и я принесли её сюда. Она должна была стоять в холле, но ослушалась меня и испортила этот торт. Вы собираетесь наказать несносную? – с надеждой в голосе спросил мальчик.

Повисло минутное молчание. Я старалась не шевелиться. Моё сердце быстро стучало, казалось, что оно хочет вырваться наружу. Нос и лоб покрылись капельками пота.

– Молли – испорченное дитя. Её воспитанием займётся госпожа Нора. У меня нет желания видеть убийцу моей дочери, – затем опять молчание. – Празднику Мими не помешает испорченный торт. Я попрошу у лорда Шелленберга исправить это... маленькое недоразумение, – последнее слово миссис Ричардсон сказала сухо и вышла из кухни.

Я с облегчением вздохнула и, круто повернувшись на каблуках споткнулась, а затем с грохотом упала на мраморный пол. Блестяще.

– Ты! – удивлённо воскликнул Оливьен. Его брови нахмурились, и он явно хотел сделать замечание о моей неуклюжести.

– Мне пришлось это сделать, – быстро протараторила. – Я была голодна!

Оливьен окончательно разозлился: грубо взял меня за локоть и потащил куда-то. Пыталась отпустить его руку, но мои попытки оказались безнадёжными. Куда же он так бежит?!

– Нора будет очень зла на вас, demoiselle! Опрометчивый поступок. Ох, понапрасну вы так! – мы спустились по лестнице и свернули в правую сторону.

Оливьен постучался в белую дверь.

– Входите!

Мы зашли в светлую гостиную, где в центре располагался большой длинный стол, возле которого обедали шестнадцать детей и одна старушка с довольно грозным лицом.

– Госпожа Нора, мы...

– Садитесь за стол! – приказала старушка. Её лицо некрасиво сморщилось, она не отводила своего пристального и полного ненависти взгляда от меня.

Одета Госпожа Нора была в платье болотного цвета в стиле рококо. На чёрных коротких волосах заметна выступающая седина. Время не пощадило лицо старухи, оно было богато морщинами. Старушка выглядела угрюмой. Без всяких слов мне стало ясно, что тётенька относится к тому типу людей, чья улыбка на лице появляется реже, чем ночная радуга на небе.

Госпожа встала со стула и медленной, но уверенной походкой подошла ко мне. Она остановилась возле моего стула и начала меня разглядывать.

– А вот и маленькая сволочь, – спокойным тоном проговорила старушка. – Молли-Шмоли, хм, наши дети не зря начитались Шалтая-Болтая. Ты! – крикнула она. – Твоя жизнь, начиная с этого дня, покажется для тебя сущим адом. Ведь теперь Я ТВОЯ ГОСПОЖА!

Взяла салфетку и с отвращением начала вытирать со своего лица слюни госпожи Норы.

Теперь-то я поняла, что такое ненависть.

***

Привет, дневник!

Это я, Флориен, но, наверное, здесь я должна звать себя Молли-Шмолли.

Я люблю конфетки, шоколадки и пушистые носки. Я ещё что-то люблю, но это что-то – точно не госпожа Нора! Меня поселили в маленькую комнатку, где пахнет сыростью, обои порваны, а чёрные жучки рассказывают друг другу сказки обо мне, и всё, что здесь есть, – лишь ужасно пыльный жёлтый матрас, на котором лежит зелёная ткань с дырками, служащая покрывалом.

И сейчас я могу сказать: Бр-р!

Не потому что мне холодно, а из-за того, что на моём новом розовом платье я обнаружила мёртвого жучка, у которого в лапке застряла козявка.

Кстати, на мне теперь розовое кружевное платьице и белые туфельки. Здесь не разрешают принять душ. Нужно бы не забыть запастись спреем от вшей – девятнадцатый век, как-никак.

Сегодня вечером в холле отмечают шестилетие Кейти. На торжество пришли все знакомые её родителей, и теперь они танцуют под музыку. Когда я направлялась в свою новую комнату, то по дороге увидела, сколько людей пришли сюда, чтобы украсить холл. Я не сомневаюсь, что сейчас там красиво, слюнки текут от того, какие сладости там обнаружила я. Злюка Нора наказала мне не выходить из комнаты, иначе она переселит меня в сарай, где я буду стоять на горохе.

Но, дорогой мой дневник, ты должен знать обо мне хотя бы то, что, пусть здесь меня и принимают за Молли, я остаюсь всё той же весёлой Флориен.

А настоящая весёлая Флориен обожает праздники и сладости.

И одно я знаю точно – Нора мне не госпожа.