Леся

Осторожно выглядываю из-за угла. Университетский коридор практически пуст, но главное – на горизонте я не вижу его...

А значит можно попробовать проскочить в аудиторию без приключений.

Поправив ремень сумки, висящей через плечо, делаю осторожный шаг вперёд, а потом как можно быстрее семеню по коридору к нужному кабинету на заседание студенческого совета.

Надо же было так вляпаться? Ходи и оглядывайся теперь. И зачем я вообще решилась на ту авантюру?

Всего один раз! Я не собиралась заниматься этим вечно! Я хотела лишь получить хоть какие-то так нужные мне копейки и забыть о своём «преступлении».

Все должно было быть просто. Зарегистрироваться в этом дурацком анонимном приложении и найти желающего упростить себе жизнь на экзамене по эконометрике.

Никто не должен был узнать о моей шалости. Поэтому никакого открытого общения и номеров электронных карт. И ничего лучше я не придумала, чем попросить моего «клиента» оставить мне нужную сумму в конверте.

Я должна была прийти в тот парк и удостоверится, что деньги на месте, а потом просто отправить ответы в чат. План казался мне идеальным. Но откуда меня было знать, что на эту встречу явится ОН.

Гад. Говнюк. И самовлюблённый павлин.

Другого мнения о Максиме Ольховском у меня и быть не может. До первой нашей встречи я вскользь слышала о нем от сокурсниц. Кто-то склеивал после него свои разбитые сердечки, а кто-то открещивался от всяческих контактов с ним. Мне же хватило того минутного пересечения с Ольховским тогда, в подсобке, чтобы точно отнести себя ко вторым.

«...ты просто немного стремная...» — эти слова, как заноза, до сих пор сидят у меня в голове. Как и тот день, в котором по мне, как катком проехались.

Я так долго готовилась к этому разговору. Полгода теряла дар речи, когда со мной рядом оказывался Леш... Алекс Смирнов. Он глава спорткомитета да и просто лапочка. Каждое заседание студенческого совета для меня было, как праздник.

И я все-таки решилась поговорить с Алексом, двадцать первый век за окном как-никак. Девочки же могут позволить себе быть смелее? Вот и я позвонила, а реальность быстро поставила меня на место. Реальность и Ольховский - два сапога пара. Взяли и растоптали все мои хрустальные мечты.

Поэтому, когда вчера на горизонте появилась его нахальная физиономия... О-о-о, меня как подменили. Я была готова отдать эти ответы кому угодно, но только не Ольховскому!

Обида взыграла с такой силой, что словно в тумане помню, как со злостью давила на экран пальцами, набирая: «сделки не будет».

И жаль мне не удалось близко увидеть выражение лица Ольховского в тот момент. Наверно, оно было феноменальным.

Правда, оказалось, что махинации, обман и интриги - это явно не мое. Все испортил телефон, непоставленный на беззвучный... И мой вечер закончился на таком адреналине, что до сих пор трясутся руки. Я как в каком-то боевике побывала.

А что теперь? Теперь я прислушиваюсь и приглядываюсь к тому, что происходит вокруг. Любой, даже мимолётный взгляд в мою сторону - и я паникую. Мне мерещится, что все обо всем уже знают.

Да, у нас половина вуза продаёт то курсовые, то готовые лабораторные. И все счастливы...

Но со мной этот номер не пройдёт.

Если хоть кто-то поймет откуда у меня эти билеты...

Мне – конец...

И не мне одной...

Меня не спасёт даже то, зачем я решилась на это.

Я подставлю не только себя, но и...

Внезапный захват моей руки и одергивание в сторону вырывает меня из болота собственных мыслей.

Дыхание перехватывает, когда понимаю, чья ладонь крепко стискивает мое запястье. И этот лейбл на спине черной ветровки того, кто тащит сейчас меня за огромный фикус в конце коридора, я уже видела. Буквально вчера. В парке...

Но теперь бежать мне некуда. Втиснувшись со мной между стеной и шикарными ветками фикуса, Ольховский разворачивает меня к себе лицом, продолжая сжимать в своей лапище мою руку.

— Попалась птичка в клетку, — зловеще шипит он, а внутри меня все холодным комком летит куда-то вниз. Даже вчера его карие глаза не смотрели на меня так свирепо. Этот взгляд просто пробивает насквозь. — Живо рассказывай, что за цирк ты вчера устроила, Синичкина!

Вдох. Выдох. Спокойствие.

Ну не убьет же он меня, правда? По крайней мере, прям здесь. За фикусом.

— Какой цирк? — стараюсь как можно невиннее хлопать ресницами, а заодно освободить свою руку из цепких пальцев Ольховского.

Но тщетно. Его жилистая клешня словно въелась в мое запястье намертво. Да и сам Максим выглядит очень недружелюбно. Широкие, темные брови сведены к переносице, а крупные губы сжаты в одну линию, выдавая на смуглом лице все напряжение.

— Не коси под дурочку, — фыркает он. — Я про нашу прогулку в парке. Ты специально все это устроила?

— А оно мне надо что-то делать специально для тебя, Ольховский? — стараюсь говорить как можно строже.

Тогда как стук сердца нервно набирает обороты. Головой понимаю, что вряд ли Максим настолько придурочный, что решить учинить надо мной какую-то физическую расправу. Но само его присутствие рядом уже напрягает.

— Почему этим анонимом оказалась именно ты? — рычит мне в лицо Ольховский.

— Может, все-таки судьба твоя такая - быть отчисленным? — проговариваю сквозь зубы и каким-то чудом умудряюсь выкрутить своё запястье из мертвой петли его пальцев.

И на всякий случай делаю от Ольховского шаг назад.

— Значит, зуб на меня точишь. Что я тебе сделал, блин? — Максим округляет глаза.

И на секунду мне даже кажется, что весьма искренне. Хотя... Это маловероятно.

— Совершенно ничегошеньки. Ты же белый и пушистый, а я вот немного стремная...

Максим весьма театрально выгибает одну бровь и проходится по мне таким оценивающим взглядом, что хочется прикрыть себя, обняв руками. Это все как-то чересчур неприятно. Снова.

— А-а-а, вон что, — язвительно тянет Ольховский. — Это все из-за того нашего разговора в подсобке. Что я такого сказал?— вальяжно сунув руки в карманы, он делает шаг, сокращая между нами расстояние и слегка склоняется надо мной тенью, одаривая ярко пахнущим мужским парфюмом. Тяжеловатым, древесным, но точно врезающимся в обонятельную память. — На правду разве обижаются? Ты ведь до сих пор все в этом же жутком кардигане и с зализанными в хвост волосами.

Смазливая, но до безобразия нахальная морда Ольховского озаряется кривой усмешкой. Несколько секунд прямого взгляда, глаза в глаза, и меня снова прошибает обидой. Да с чего я должна терпеть подобное?

— Так, — набираю полную грудь воздуха и четко выдыхаю. — С меня хватит, Ольховский! Ты ещё противнее, чем я думала.

Резко огибаю его широкоплечую фигуру и быстро шагаю прочь от фикуса, насколько это могут делать мои ватные ноги. И под раскат звонка на пару направляюсь по коридору к нужному кабинету.

— Синичкина, стоять! — Хриплый бас Максима раздаётся за моей спиной. А через секунду у меня перед носом всплывает и его хозяин. — Я хочу знать, у тебя реально есть эти билеты или ты просто издеваешься надо мной?

— Вчера я ясно все написала в сообщении: сделки не будет, — твердо заявляю я и опять огибаю Ольховского, проскальзывая мимо.

Но этот настырный нахал вновь становится передо мной стеной.

— Ты, вообще-то, собиралась их мне отдать, — поставив свои руки в бока, он преграждает мне путь. — Я удвою сумму.

— Извини. Передумала, — пожимаю плечами, глядя в горящие недовольство глаза Максима.

— Отдай мне билеты, Олеся. Хватит строить из себя обиженную. Будь человеком.

— Уж кто бы заикался про человечность. Можешь считать, что я отказываю тебе из принципа, — твердо выдаю я и ускоряю шаг, оставляя Максима у себя за спиной.

И уже собираюсь скрыться за спасительной дверью аудитории, но куда там! Ольховский ставит свой белоснежный кроссовок в дверной проем. Я испуганно отшатываюсь, а Максим бесцеремонно вваливается в кабинет, оттесняя меня назад.

Мы оба оказываемся на пороге аудитории. Ольховский смотрит на меня с прищуром и делает плавный шаг вперед. Как какой-то хищник. Максим снова становится перед моим носом.

Вплотную.

Безо всякого стеснения наклоняется к моему уху.

И Ольховского, похоже, совершенно не смущает, что на нас ошалело смотрят пар двадцать глаз студенческого совета и заместитель ректора по учебно-воспитательной работе. И как на зло в аудитории воцаряется тишина.

— Ты бы сильно не хорохорилась, Синичкина, — Максим до угрожающей хрипотцы понижает голос. — Я ведь могу и своими принципами поступиться. Не люблю сплетни, но... А вдруг я захочу рассказать всем одну очень занимательную историю? Там такая бразильская драматургия - закачаешься. И надо же, главные герои тоже здесь: и мажор-красавчик и, отвергнутая им, серая мышь. Да, кстати, а откуда у первокурсницы готовые билеты на экзамен четвертого курса? Гольцман всегда выдает их только в день сдачи. Может, ты втихую стащила их у препода? Или тебе кто-то помог? — он шепчет все это мне на одном дыхании.

И с каждым его словом воздуха в моих лёгких становится все меньше, а его въедливого парфюма все больше. Я прекрасно понимаю, куда клонит Максим.

А ещё понимаю, что сейчас весь студенческий совет, и Смирнов не исключение, просто поедают нас глазами.

Только Ольховскому пофиг. Не дожидаясь моего ответа, он отстраняется и, растопырив указательный и средний пальцы, направляет этот жест сначала к своим глазам, а потом и к моим:

— Смотри у меня, Синичкина.

Громко хмыкнув, Ольховский вальяжно выходит из аудитории, оставляя меня на растерзание ошарашенных взглядов всего студсовета...

***

Заседание студенческого совета проходит в обычном режиме, за исключением одной м-а-а-ленькой детали. Так или иначе, на меня время от времени косятся ВСЕ!

Чувствую себя, как чудо-юдо на арене цирка. Цирка, который устроил придурок Ольховский!

И стоит только замдекану во время заседания отлучиться всего на секундочку из аудитории, как тишины становится в ней все меньше, а внимания к моей персоне - больше.

— Олеся... — слышу негромкое через бубнеж других студентов.

Я вздрагиваю, боясь даже пошевелиться. Боже. Он обращается ко мне! Смирнов первый обращается ко мне!

Нет, он и раньше иногда общался со мной по всякой ерунде, но лишь по моей инициативе. А после того разговора в подсобке мы и не виделись. Алекс уехал на какие-то спортивные соревнования. И надо же ему было так удачно вернуться с них именно сегодня!

Сглотнув сухой ком, я осторожно оборачиваюсь к Смирнову, сидящему на соседнем ряду. И стоит мне только взглянуть на Алекса, как внутри все предательски растекается.

Идеально выглаженная голубая рубашка, так гармонирующая с его голубыми глазами, безупречно обтягивает плечи и спортивный торс. А еще, кажется, Алекс подстригся: короткие светлые пряди аккуратно уложены ото лба наверх.

Он реально – само совершенство. Смирнов всегда выглядит, как с обложки журнала "GQ". Не чета некоторым экземплярам, ходящим в рваных джинсах и бесформенных толстовках.

— Олеся... — Алекс снова вполголоса произносит мое имя и чуть наклоняется вперёд. — У тебя все нормально?

— В смысле? — я по-идиотски теряюсь от его вопроса.

Мои щеки моментально пропитываются жаром.

А если Алекс хочет поговорить по поводу нашей последней беседы? Вдруг переживает? Или думает, что я обижена? Или вообще... передумал... Мое сердце даже замирает где-то в груди...

— Ну... В смысле никаких проблем? Конфликтов? — Алекс внимательно смотрит на меня в упор.

Чувствую, как в горле начинает противно першить от разочарования. Догадываюсь, на что намекает Смирнов. Ольховский! Вот чтоб ему сейчас икалось, гаду.

И совсем не о нем хотелось бы мне поболтать с Алексом.

— Да, все нормально, — сдержанно киваю с дурацкой улыбкой.

— Точно? — Алекс недоверчиво прищуривается.

Но ответить не даёт мне настойчивое похлопывание по плечу. Обернувшись, натыкаюсь взглядом на Ингу Майер, усевшуюся своей пятой точкой на край моего стола. И, как всегда, она тоже выглядит глянцево: элегантная белая рубашка навыпуск и джинсы в облипочку.

Удивленно смотрю на рыжую красотку, умницу, отличницу и главу оргкомитета нашего университета. А ей-то что понадобилось? Она обычно и здоровается со мной через раз, а тут...

— Синичкина, — Майер заинтересованно обводит меня оценивающим взглядом, — а ты что? Знакома с Ольховским?

От ее вопроса в лоб я окончательно впадаю в ступор. Да что за напасть-то с этим нахалом?

— Ну так... немного, — отвечаю Инге кратко.

— Немного - это как? — Она хмурит свои татуированные брови.

— Это как много, только наоборот, — прерываю наш зрительный контакт и перевожу взгляд в свой раскрытый блокнот.

Делаю вид, что внимательно изучаю все ранее мной там написанное, надеясь, что Инга правильно поймёт мой жест.

— Что-то ты юлишь, — не отстает Майер. — В лом нормально ответить?

Вздыхаю и поправляю ворот своей блузки. Мне внезапно становится как-то неуютно жарковато. И что за день-то сегодня такой? Прочищаю горло и бурчу максимально равнодушно, продолжая изображать невероятный интерес к своим каракулям в блокноте:

— Знаю и все тут.

— Давно?

— Нет.

— И часто вы общаетесь?

— Нечасто.

Инга замолкает, но продолжает сидеть своей попой, облаченной в модные джинсы, на моем столе. Молчу и я. Лишь ощущаю ее взгляд на себе. И ещё кажется, что на меня продолжает смотреть и Смирнов. Да и не только он... Или я уже себя просто накручиваю?

Проходит ещё несколько молчаливых мгновений между мной и Ингой. Пока я все же не выдерживаю сама. Поднимаю голову и вопросительно взглядываю на Майер. И рыжая красотка недовольно сжимает свои кукольные губки.

— Ясно, — чуть ли фыркает она. Ее явно не устраивает формат нашего общения. Ну не буду же я выкладывать ей все на блюдечке? С чего вдруг? Встав, наконец, с моей парты, Инга демонстративно откидывает свои рыжие локоны себе за плечи. — И, кстати, ты вчера так и не прислала мне месячный отчет о работе нашего совета. Будь добра, пришли его сегодня.

Мне хочется скривиться. Вот не общались мы с ней и не надо начинать.

А ещё хочется скорее уйти туда, где никто не станет задавать мне неудобные вопросы об Ольховском.

***

После заседания студсовета я на всякий случай пулей вылетаю из аудитории.

На сегодня с меня разговоров хватит. И со Смирновым, и с Майер. Да любых. А тем более об Ольховском.

Но тащиться домой ещё рано. Через пару мне нужно быть на дополнительных курсах по английскому. Решаю на весь академический час спрятаться в библиотеке, а заодно подготовить там доклад на завтра по философии.

Это будет и полезно, и максимально безопасно. Вряд ли я наткнусь на Ольховского в библиотечных стенах.

Но по коридору все равно иду озираясь. Мало ли...

На мое спасение в библиотеке оказывается пусто. Выбираю самый отдалённый компьютерный стол и располагаюсь за ним.

Тетрадка, ручка и цветные выделители текста - достаю из сумки все, что мне нужно, чтобы заняться конспектом. Мне не хватает только глотка воды, чтобы, наконец, немного освежиться и перезагрузиться. Сегодня и так не день, а чёрт знает что.

Я снова лезу в сумку за припасенной бутылочкой минеральной воды. Легким движением пальцев откручиваю крышечку, и тишина библиотеки заполняемся резким шипением и моим возгласом:

— Блин! Блин! Блин! — вода стреляет из бутылки мощными брызгами, заливая мне блузку и джинсы. — Вот черт! — подскакиваю со стула, чтобы не угробить ещё и клавиатуру компьютера.

Стою, облитая посреди библиотеки, и точно понимаю, что сегодня не мой день. Аккуратно отставив бутылку на стол, мокрыми руками пытаюсь найти в сумке сухие салфетки.

Что я там говорила про не мой день?

Окончательно распсиховавшись, хватаю свои пожитки, исчезаю из библиотеки и в мокрых вещах топаю в женский туалет. Благо он находится в конце этого же коридора.

Заперевшись в пустой кабинке, я стягиваю с себя чудом оставшийся сухим расстегнутый кардиган и насквозь влажную противную блузку. И параллельно ловлю краем уха женские голоса и стук каблуков, только что вошедших в дамскую комнату.

—... да я сама офигела, когда увидела...

— А может, это был не он?

— Я что? Ольховского не узнаю?

Моя рука, тянувшаяся к рулону сухой бумаги, замирает. Опять его фамилия! Это издевательство? Или как?

— Так и что было?

— Он ее прям впихнул в аудиторию, зашёл сам и стал ей что-то на ухо нашептывать...

До этой секунды я стояла за закрытой дверью кабинки просто замерев, а теперь даже не дышу. Я узнаю голос одной из девиц - это же Инга.

Слышу шум воды, перебивающий ее разговор со своей подругой. И я становлюсь одним большим ухом, когда вода через пару секунд выключается...

— Да не может быть, чтобы она была с ним знакома.

— Я своими глазами видела, — возмущенно цокает Инга. — И не понимаю, как такое возможно? Ещё и эта мымра молчит! «Знаю и все тут», — Майер мерзко пародирует мой ответ. — Я перед Максом крутилась около года, и он ни разу не обратил на меня внимание. Так с какого бока он шепчется с этой Синичкиной?! Она ж вообще никакая.

— Ни кожи, ни рожи. Вечно этот хвост на башке затянет, ссутулится, в бабкину одежду вырядится... Фу... — поддакивает подружка Инги.

— Точняк. Она стремная, — подтверждает Майер.

И обе очень ехидно хихикают. И эти смешки противно скручиваются где-то у меня в животе под ложечкой.

— Ты ж не думаешь, что между ними что-то есть?

— П-ф, — усмехается Инга. — Удел Синичкиной быть старой девой в окружении сотни кошек, но явно не Ольховский. Только вот зачем он с ней тогда общается?

Но я уже не слышу ответа ее подружки. Они обе, цокая каблуками и хлопнув дверью, испаряются из туалета.

А я так и стою в своей кабинке. В одних джинсах и спортивном лифчике, сжимая в руке блузку и кардиган.

Меня словно бахнули пыльным мешком по голове. Слух сдавливает накатывающий белый шум, а по спине ползут ледяные мурашки.

Дрожащими руками я натягиваю на себя обратно мокрую блузку и закутываюсь в кардиган. Из кабинки выхожу на негнущихся ногах.

Я ощущаю себя как-то странно. Вроде, это называется дежавю...

Застываю перед огромным зеркалом, висящим на белоснежной кафельной стене женского туалета. Смотрю на своё отражение.

«сутулая»

«куцый хвостик»

«лицо блеклое»

«в бабкину одежду вырядится»

«Ты просто немного стремная», — в моей голове раздаётся бас Ольховского.

«Точняк. Она стремная», — вторит голос Инги.

Стискиваю зубы, потому что горло сжимает солёный спазм. И я все ещё смотрю на себя в зеркало.

То есть слова Максима - не его прихоть и желание просто сделать какую-то пакость?

Неужели меня и правда все видят именно такой?

Стремной.