Конечно, огромное спасибо Руди за детство.
Но я вырос. И музыкант-гик-гей (нельзя перечислять отдельно) меня абсолютно не интересует.
Однако, Руди всё ещё единственный, кто готов меня терпеть, выслушивать про мою Художницу, не пытаться перебить, исказить мои мысли.
Да, я эгоистичен по отношению ко многим. Ко всем, кроме тебя, милая. Ну и что? Вся моя привязанность и теплое отношение уходит к тебе.
А остальное я не хочу отдавать другим, оно ведь по праву твоё.
- Алло, да, Руди, приезжай ко мне. Купи пиццы с курицей и ананасами. Что? Пиво? Ну давай, - я устало сбросил и потер глаза. Включил телефон, посмотрел на заставку. Твоё фото. Так иронично.
И ты так смеялась, когда увидела.
Тут ты в картинной галерее, стоишь возле своей работы в шелковом чёрном платье с V-образным вырезом. Такая элегантная, с бокалом в руках, с только твоей искрой в омуте ведьменских глаз.
Хочу прижать экран к себе и поцеловать. Тепло внутри меня, такое жаркое и разрастающееся, будто я вечно пьян, вечно в агонии, вечно бреду вперед на свет твоей полыхающей свечи.
В следующий час я принял душ, доделал статью для сайта, отмыл плиту и сейчас спокойно разглядывал твои фото.
Хотя, "ты" и "спокойно" странно употреблять в одном предложении. Моё золото, находка, что ждал всю жизнь.
Моя чертова религия, перед которой готов преклоняться, кланяться, обцеловывать.
Святой лик. Скульптура Ренессанса. Произведение искусства, причудливых переплетний ДНК.
Думают ли нормальные влюбленные люди о таких вещах?
Звонок в дверь вывел меня из колеи странных мыслей, и я уныло направился к двери.

- Руди, здравствуй! - Даже не смотря в глаза давнему знакомому я сразу заметил пиццу в пакете. Отлично, живём!

- Прривет, Джош, - радостно светился рядом Руди, я взял из его рук пакеты, а он быстро разулся и собачкой полетел за мной. Только хвостика разве нет. Жалкое зрелище.

- Как жизнь? - Скорее ради того, чтобы не сидеть в тишине, спросил я.

- Потихоньку-помаленьку, - с энтузиазмом раскрутился на моем кресле кучерявый. - Как Мэг? - Они даже никогда не виделись, а он всегда спрашивает, ха! Хотя, я бы и сам рассказал.

- Всё ещё лучшее, что есть в моей жизни. Она сегодня была у меня. Вот тут вот пила чай, - я с любовью провел ладонью по стулу.

- Я... Ррад за тебя, Джош. Я вижу, как ты её любишь. Порражает твоя способность постоянно о ней болтать, - прозвучало двояко. Этому выродку что-то не нравится? Меня взял необоснованный гнев. Опять переизбыток эмоций, гормонов и ещё невесть чего.

- Радуйся молча. Ты знаешь зачем ты здесь, - пусть это прозвучит грубо, но это истина, к которой ему надо привыкнуть.
Руди же моментально помрачнел и замолчал. Опять сказываются издевки парней со старшей школы.

- Эй, Руд, пицца с ананасами?

- Ананасы, сырр, куррица, соус, помидорры.

- Сыр? Мог бы и запомнить, что я не любитель сыра в пицце, - Зеленоглазый пожал плечами и устало уставился в пол.

- Я взял пиво ещё...

- Зачем? - Мои вкусовые рецепторы уже наслаждались божественным вкусом фастфуда.

- Ты же сам согласился...

- Да? Ну хорошо, - абсолютно этого не помню. Я был занят мыслями о Художнице.

- Джош... Я купил себе гитарру недавно новую. Электро-гитарру. Там такой звук... Я подумал, вдруг ты захочешь послушать, как я игрраю... - Я засмеялся.

- Заниматься мне больше нечем. Давай лучше на выходных в баскетбол? - Рассеянный кивок в ответ.
- Сто лет вместе не кидали мячик, - на его лице пронеслась буря каких-то воспоминаний, и он мечтательно вздохнул.

- Ну что, тебе нравится кто-то? А то мне придется быть более открытым в одежде... - С усмешкой сарказничал я от скуки. Мне параллельно на ориентацию Руди, но он когда-то поделился фактом о своей голубизне. Чего он ожидал? Поддержки? Я всё ещё плох в этом.

- Это несмешно! Нет, я в поиске.

- А я натурал.

- Джош!

- Натурал, - буйство в моих глазах, ребяческая игра и всё вот это вот заставляло снова меня стать собой. Хоть слегка расслабиться, выместить поток скопления мыслей и энергии. Конечно, не самой положительной. А кому ещё оставлять негатив, если не таких рыхлым кучкам, как Руд? Все знают - он отчаянный слабак.
Как всё было в 8-9 лет, так и осталось, к сожалению.
А Художница... Достойна большего. Любви. Заботы. Ласки.

- Почему ты так ведешь себя? - Опять ноет. Отвратительно. Почему я понимаю обидчиков своего друга?

- А как я себя веду? - Я заинтригованно поднял бровь.

- Ну так... Неуважительно. Как я тебе не дрруг, а просто мальчик на побегушках, для всяких порручений, типа этой пиццы, - сколько печали в его тоне.

- Нас столькое связывает, Руди... - Я загадочно отвел глаза в сторону, громко смеясь внутри себя, - И мне кажется, что у нас есть некая связь. Поэтому... Руди, ты должен был понять, что... Что так и есть. Ты мне нужен только для окрашивания досуга, чтобы я меньше думал о Мэг, чтобы ты приносил мне еду, а ещё побольше молчал и слушал меня, - сегодня я особенно мразь. И как мне нравится это. Просто быть злым и ужасным, наслаждаться каждой секундой своей раскованности. Быть воплощением всего плохого. Рядом с тобой, Художница, я - это Руди. Терпящий и идящий на поводу.
И я оторвусь на нем так, чтобы не чувстовать себя ущемленным. Не чувствовать хотя бы на недолгий промежуток времени.

- Джо..ш... Что ты такое говорришь? Ты шутишь?

- Боже, не парься. Ага, шучу, - главное, не зайти очень далеко, не довести его до слез и истерики. Я вдохнул внутрь себя побольше воздуха, а потом закрыл глаза, чувствуя подрагивание собственных ресниц. - Доверяй мне. Будь моим другом. И всё будет хорошо.

- Я всега так делаю, но... Ничего. Я налью нам пива?

- Я бы был очень тебе признателен, - и я тепло ему улыбнулся, зная, что этим растопил холод обиды в его сердце. Художница, если бы тобою было так же просто манипулировать...
Через пару минут Руди возвращается с двумя кухлями золотистого напитка. Запах хмеля и спирта очаровывает меня, поэтому я блаженно вдыхаю аромат и он влетает в мои ноздри, затмевая всё вокруг.

- Приятного пивопития, - с улыбкой говорю кучерявому, который забавно облизывает стеклянные стенки кухля.
Я знаю, прекрасно знаю, что внутри меня живет настоящий алкоголик. Алкоголь - это мой отдельный сорт кайфа, если не считать мою возлюбленную. В нем я нахожу столько услады, столько жизни и хорошего, что приходится постоянно себя ограничивать, чтобы крепко не подсесть.
Этот вечный контроль всё равно не помогает, когда не пил ничего алкоголесодержащего уже неделю, а перед тобой стоит оно. Душистое, приятное, окрыляющее. Пиво.
Может, у меня генетечиские предпослыки. Мой папа сильно запил после самоубийства мамы... Лишь год он смог держаться. Работая и работая, не вылезая из командировок и документов. Но потом он понял насколько это бессмысленно, наверное. Потому что начал уходить в запои.
И только в них он вновь чувствовал себя счастливым, весёлым и молодым.
Я так боюсь пойти по его примеру и сидеть в подворотнях с такими же опустившимися отморозками.
Но я так не хочу думать об этом сейчас. Лишь припасть устами к источнику наслаждения, облизнуть опьяненным языком сухие губы.
За какие-то секунды я опустошил содержимое бокала, туманность сразу ударила в глаза, а голова начала по-приятному раскручиваться, как детская карусель.

- Вкусно? - Поинтересовался так же уже выпивший свою порцию Руди.

- Приятно, - я откинулся на диван, пытаясь разобраться с чувствами внутри. Пьяности от пива не может быть много, но меня определенно взяло. - Ох, Руд... Я так устал, - вдруг начал говорить, поняв, что вместо умиротворения чувствую тяжесть рюкзака с кучей булыжников. - Перед моими глазами опять она. Моя любовь сжирает меня. Ох, Руд... - Я почувствовал его присутсвие здесь. Гладкая ладонь парня прошлась по моей голове, но мне от этого не стало легче. Прикосновения только одного человека сравнимы с лучшим алкоголем в мире.

- Джош, ты такой пррекррасный, не надо так себя убивать, - мурлычащее "р" друга плавно пролетало по моему обездоленному телу. От чего же я так морально устал? - Этим ты и меня убиваешь. Джо, ты мой лучший дрруг. До сих порр. Я никогда тебя не забываю. И я всегда готов пррийти на помощь, ты только хоть рраз позови меня, - столько горечи в его словах, сколько одиночества. Почему мы все так одиноки? И всегда одиноки из-за людей. Я из-за Художницы, он из-за меня.
Я тоже хочу помочь ему. Отпустить его, отвязать веревочку на шее, что связывает нас уже столько времени. Если Мэган не может так сделать со мной, то я с ним обязан.
Чтобы хоть кто-то стал свободнее.
Я начинаю тихо скулить, жмурюсь, но становится всё хуже. Меня берет настоящий холод. Холод где-то внутри. Почему я замерзаю? Внутри меня так холодно. Я превратился в ледовую арену. Пустую, устрашающую, с огромной коркой льда.

- Руди, уходи. Не общайся со мной. Ты слышишь?! Не терпи меня! Уматывай! - Горло осипло. Жизнь не чёрная и не белая, она теперь голубая. Цвета льда.

- Всё хорошо, - тихо шепчет Руди, испуганно нависнув надо мной.
Но я мотаю головой и давлю пальцами в виски.

- Ты не понимаешь. Ты не должен общаться со мной! - Беспомощно себя чувствую. Ощущение того, что если кто-то ткнет в меня пальцем - моментально рассыплюсь.

- Но я хочу с тобой общаться, - жалостно промямлил Руди, метаясь с одной стороны в другую. Мэган никогда обо мне так не заботилась.

- Почему? - Тихий вопрос вырвался из под моих губ, а сам я сжался.

- Потому... Потому что я люблю тебя? - Молчание. Иногда слова только мешают. Конечно, ты мог догадаться, Джош. Зачем ещё другу-гею с тобой возиться?
Я рассмеялся.
Звонко, громко и с надрывом.
Я знал, что хочу сделать. Картинка вдруг стала чёткой, настолько, что голова затрещала с новой силой. Я чувствую неадекватность от алкоголя и полную, как мне кажется, ясность рассудка. В этом и хорош алкоголь, он показывает твою истинную сущность, открывает шкатулочки с тайными неисполнимыми желаниями.
Казалось, я всегда этого хотел, отдавал себя отчет, но подсознание перерезало мне путь.
Будто едешь на байке к океану и видишь ограничивающую табличку. Разворачиваешься и уезжаешь, забываешь об океане.
Только что я проехал эту табличку.
Мои губы быстро коснулись губ трясущегося Руди. Он неумело пытался мне ответить, но я лишь с напором вжался в его десны.
Мне нужен был этот "поцелуй" только для одного. Осознания.
Я подорвался с места, быстрыми шагами дошел до кухни и отодвинул шухляду.
Руди показалось, что я хочу достать презервативы, и я слышал его томное дыхание, суматошное снятие одежды с себя.
Но в шухляде съемной квартиры хранились ножи. Заточенный нож хозяйки, она не раз говорила, чтобы я был с ним аккуратен.
Вернувшись в комнату, я застал Руди расстегивающего молнию джинс. Он поднял голову, я спокойно ему улыбнулся и подошел ближе.
Руди не чувствовал страха, на лице, как мне показалось, читалось предвкушение.
Этот ебанутый думал, что я изменю Художнице? Долбоеб.
Руди не смотрел на мои руки, смотрел в глаза. Очень зря.

- Ты всё ещё любишь меня, да?

- Да, я так давно лю.. - Основание ножа вошло Руди в живот, - Люблю, - продолжил он, ведь наверное так давно хотел это сказать. Его лицо преобразилось. Непонимание дитя.
Я кайфовал от этого момента. Я чувствовал как горят мои уши, как поднялся мой член, как всё внутри пульсировало. Я хотел ещё пихнуть его. Ещё поцеловать. Утешить, но разбить полностью. Вытереть ноги об его любящую душу.
Первое убийство - это как первая любовь. И я, и Руди познали это чувство первой любви. Только вот первая любовь Руди стала его смертью.
Я с ожиданием смотрел на парня. Он скрючился, пытаясь вытолкнуть нож. Это была фатальная ошибка, тот вошел ещё сильнее, заставляя чувствовать парня дичайшие муки. Весь ковер был запятнан полосками светлой крови. Как только Руди опустился на пол, то крови стало ещё больше.
Я присел рядом с ним.
Парень хрипел и плакал. Я не знал, хотел ли бы я увидеть его мертвым. Я не думал об этом.
Просто схватился за ручку ножа и ещё три раза вогнал внутрь.
Какой Руди молодец, что разделся. Его футболка такая чистая. Он такой красный.
Осознание всех этих фактов в момент довело меня до оргазма. Выдохнув, я расслабился. Чувство опьянения смешалось с остервенением.
Как мне охуенно. По-животному охуенно. Этот инстинкт покорителя разрушает мой мозг эндорфином и серетонином.
Я столько знал Руди. Столько общался с ним. И теперь он не скажет мне ни слова. Никогда. Кайф.
Я завалился на диван, нюхая футболку друга. А он остался лежать окровавленной тушкой на ковре.

Сон. Такой странный.

Ромашковое поле и я лечу вперёд. Я такой легкий, почти невесомый. А над головой прозрачное небо. На мне льняная белоснежная рубашка, впереди Художница.
Она смотрит на меня с таким вожделением, моя любимая ждёт меня.
И я бегу к ней с распахнутой душой. Я переполняюсь от любви, от возбуждения, от интереса. Я знаю - я дотронусь до её волос, нежно чмокну в тёплые губы, мы будем нежиться под теплым солнышком и собирать ромашковые букеты; И в этой жизни мне больше ничего и не нужно.
Расстояния между нами всё меньше и меньше, сердце бешено отстукивает ритм бега.
Я почти возле неё, я готов принимать ласку и всеобъемлющую страсть, но всё вдруг останаливается.

Лицо Художницы преобразилось, её глаза шокировано окидывают меня потрясенным взглядом. Она кричит и отходит от меня.
Что? Что не так? Что тебе не нравится, солнце?!
Смотрю на руки. Они красные. В крови. Нет! Нет, милая, это шелковица! Всего навсего шелковица! Как же я мог?! Милая, не бойся!
Сейчас... Сейчас ототру...
Ты прижимаешь руки к лицу, застыла в немом страхе. А я вытираю руки о чистую рубашку, я плачу, пытаясь тебя переубедить.
Я знаю, что ты хочешь уйти теперь. Хочешь сбежать от меня. Даже не думай!
Или мои руки будут запятнаны уже твоей кровью!
Что я... Нет конечно... Я не трону тебя! Я не убийца! Это моя кровь, я поцарапался.
Ну же, поцелуй меня. Всё хорошо, я...
Поднялся ветер. Я отрываю собственные волосы, рву ромашки и протягиваю тебе. Запачкал ромашки кровью.
Медленно начинаешь исчезать. Ты исчезаешь, а небо красное. Как и мои ладони.
Рыдаю, прижимаю тебя к себе. Ты как кукла. Красивая, но омертвевшая.
Тебя всё меньше. Призрак. Я так люблю тебя.
Нет-нет-нет. Вокруг меня бушующий ураган и кровь. Я обнимаю воздух.
Ты растворилась. Всё. Финит а-ля комедия.
Жалко прислоняюсь к земле, цветы и трава щекочат лицо. Я знаю, я давно уже мертв.
И это мой отдельный, самый жестокий круг ада.

Во имя Отца, Сына и Духа. Чтобы ты сдохла. Люблю тебя.