Всё, что мне осталось — бесцельно лежать на кровати и думать. Пытаться думать, отбрасывая в сторону хаотично лезущие в голову ненужные мысли.

Что у нас имеется? Псих, одна штука. Высокий, красивый, с крепким телом, но ненормальный. Хуже психа может быть только псих со сверхъестественными способностями, недюжинной силой и бешеным желанием вцепиться зубами в мою плоть. Учитывая все обстоятельства, шансов спастись у меня ровно ноль. Даже в доверие к нему втереться — задача непосильная. Быть ласковой я не умею, а фальш он вычислит на раз-два. Черт. Как же крупно я влипла.

Лучше бы я досталась тем уродам. Может, они бы не стали меня убивать. Если нужно выбирать из двух зол, я выберу меньшее. Впрочем, здесь я бы предпочла не выбирать вовсе.

Странно, что даже слёз нет. Только чёрная пустота в душе, которую так отчаянно хочется чем-нибудь заполнить, и воспоминания о моей  не слишком шикарной, но всё же свободной жизни. Смогу ли я когда-нибудь вернуться к ней?

Максим возвращается, когда за окном уже темно. Быстро заглядывает ко мне, проверяя, на месте ли я, и уходит. Чем-то шуршит на кухне и приходит с большим пакетом. Бросает взгляд в ведро и спрашивает меня:

— Ты что, терпишь полдня?

— Ага, — киваю, присаживаясь и спуская ноги с кровати. Я совсем поникла, едва могу шевелить языком.

— Я купил тебе несколько вещей. Будешь смотреть? — останавливается напротив меня и, подняв пальцами подбородок, оценивающе осматривает лицо. Будто во мне должно было что-то измениться за время его отсутствия.

— Нет. Отвяжи, пожалуйста. Хочу сходить по-нормальному. Как человек.

Молча отстёгивает меня и, как и в прошлый раз, держа за руку, отводит в туалет.

— Ты не считаешь себя человеком, София? — спрашивает, когда мы возвращаемся в комнату. Прижимает к стене, почти не оставив расстояния между нами. Я отворачиваюсь, опрометчиво подставив ему нетронутую сторону шеи. Он пользуется этим и вдыхает мой запах, обдав кожу прохладным дыханием.

— Нет, — говорю я. — Я животное, которое ты посадил на цепь.

— Животное я бы не стал целовать, — шепчет он и прикасается губами к моей шее. Целует, вызывая табун мурашек по коже, внизу живота неприятно ноет.

— Не целуй меня тогда.

— Чего ты добиваешься, София? Ты не в том положении, чтобы пререкаться со мной. Молчи и делай то, что я говорю, большего от тебя не требуется.

— И что тогда? — легонько отталкиваю парня от себя. — Отпускать ты меня не хочешь. Если будешь убивать, какая разница, сейчас или потом?

— Ты не понимаешь, — пытается сказать он, убирая от себя мои руки и еще сильнее прижимая меня к стене. — Заруби себе на носу. Для тебя дорога каждая секунда, которую я провожу с тобой в нормальном состоянии. Разбудишь зверя — он не будет ласкаться с тобой. Что ты выбираешь, провести эти дни со мной или с ним?

— Эти дни? — переспрашиваю я.

— Эти дни, — повторяет он. — Скоро я уеду.

"Скоро я уеду" — сказал он. Я — это значит, что он уедет один. Я не горю желанием таскаться с ним, но новость меня шокирует.

— А что будет со мной? — спрашиваю, с надеждой глядя ему в глаза. Должно же в нём быть хоть что-то человеческое. Оно в обычных людях остаётся далеко не всегда, не говоря уже о монстре, вроде него, который, убивает людей, не моргнув глазом, но вдруг?

— Ты уверена, что хочешь это знать?

— Уверена.

— А дрожь в твоём голосе говорит об обратном. Ну ладно, рано или поздно ты все равно должна была узнать. Я приехал сюда не просто так. Два раза в год я беру отпуск на работе и уезжаю в какой-нибудь посёлок в соседней области, чтобы охотиться на людей. Я охочусь по ночам, выслеживаю тех, кто остается один посреди леса или в тёмном переулке. Дальше рассказывать?

Ничего не говорю, а только киваю.

— Но убиваю я тоже не просто так, — произнося эти слова, он кладёт ладонь мне на грудь. — Самое ценное для меня это сердце. Кровь тоже сгодится, но именно то, что насыщает меня, это сердце, тёплое, только что вынутое из грудной клетки. И ты даже не представляешь, как я хочу твоё, София.

Дальше — паника. Ноги подкашиваются, Максим ловит меня под руки и тащит на кровать. Я не слышу, что он говорит и ничего не вижу перед собой, в глазах мелькают тёмные пятна, голова охвачена жаром, сердце пропускает удар и начинает колотиться в груди, в голове, в ушах, я чувствую удары по всему телу. Он убьёт меня. Поразвлекается и убьёт, вырвет сердце острыми когтями — теперь я вспомнила что прикасалось ко мне тогда. Это был не нож, а острый коготь. Он думал, сделать со мной то же, что и с мужчинами сейчас или оставить меня на сладкое — я уверена, что все было именно так.

— София! — Максим легонько бьёт ладонью по моим щекам, пытаясь привести меня в чувство. Паника не отступает, мне трудно дышать, держу ладонь на груди, делая резкие глубокие вдохи. Он садится на колени и, обхватив моё лицо обеими руками, медленно и чётко произносит: — Успокойся.

И вдруг все исчезает. Растворяется, как пар над водой. Дыхание выравнивается, а сердце возвращается к прежнему ритму. Но внутри меня продолжает кипеть буря, словно запертая в непробиваемой клетке.

— Да, — качает головой мой будущий убийца. — Не стоило тебе это говорить.

— Я правильно тебя поняла? — переспрашиваю его. Я должна убедиться, что мне не послышалось. Должна знать, к чему мне готовиться. — Через несколько дней ты уедешь отсюда, а перед этим вырвешь моё сердце, да?

Поджав губы и не сводя с меня взгляда, он кивает. Так спокойно, словно мы говорим об обыденных вещах. Встаёт и, положив пакет на кровать, говорит.

— Переоденься.

— Зачем же ты тогда купил мне эти вещи, если всё равно умирать?

— Захотел и купил. Пусть они сохранят твой запах. Ладно, София, сегодня я оставлю тебя в покое, уйду на всю ночь. Если у тебя есть какие-то дела, хочешь поесть или ещё что-нибудь, делай это сейчас.

— Думаешь, после того, что ты сказал, у меня появится аппетит? — подняв голову и смело глядя на него, спрашиваю я. Парень пожимает плечами.

— Дело твоё. Заставлять я тебя не буду. Просто советую. Ближе к ночи ты успокоишься и проголодаешься, а меня не будет рядом. Подумай, пока есть время.

Кажется, теперь я не успокоюсь никогда. Максим не уходит, остаётся рядом. Ходит со мной на кухню, стоит под дверью, когда я сижу в туалете, а потом приковываат к кровати и покидает дом, поцеловав меня на прощание. Я уворачиваюсь от поцелуя, побуждая его делать это насильно — взявшись за подбородок, поворачивает к себе лицом и впивается в мои искусанные губы. 

Спустя пару часов бесцельного лежания ничком мне на глаза попадается цепь от кандалов. Не толще цепи от наручников, которые я, конечно, кроме как в фильмах, больше нигде не видела. Прочная, но это всего лишь металл, который тоже гнётся и ломается, если приложить определенную силу. Только вот чем её сломать? Кровать слишком широкая, в дверной проем не пройдёт, значит, нужно искать в комнате.

Оглядываю помещение — кроме кровати и комода здесь нет ничего тяжёлого. Комод я не подниму, а вот кровать...

Очень громоздкая. С трудом приподнимаю, держа за подголовник и ногой подсовываю цепь под металлическую ножку. Приложив силы, чтобы чуть приподнять ещё, быстро отпускаю.  Проверяю — даже не погнулась. Проделываю так несколько раз, выбиваюсь из сил, несколько раз ловлю отчаяние, но удаётся только слегка погнуть цепь. Пробую ещё до дрожи в мышцах от натуги. Присев на кровать, даю себе пару минут отдыха, ложусь, положив мягкую подушку под голову, не закрывая глаза, чтобы не уснуть.

Слышу, как где-то, будто вдалеке, закрылась входная дверь, и резко сажусь, хлопая глазами. С ужасом бросаю взгляд в сторону окна — уже светает. Я всё-таки уснула. Ничего не получилось. Если он заметит, что цепь погнута, мне крышка.

— Уже не спишь? — заходит в комнату, не стесняясь показывать мне свой вид. Руки испачканы в крови, она видна даже на чёрной кожаной куртке.

— Да, что-то не спится, — вру я, ногой убирая цепь под кровать и, прочитав эмоции на его покрытом мелкими каплями крови лице, прихожу в ужас. От него ничего не скроешь. Он всё понял.

Присев на корточки, берет цепь в руки и тщательно рассматривает. Мне кажется, что он вот-вот придет в ярость, ударит меня или убьёт на месте, но парень спокоен как удав. Вернув цепь на пол, бросает на меня загадочный взгляд и выходит из комнаты, забрав с собой ведро, в которое я всего один раз пописала ночью.

Я точно знаю, что на этом ничего не закончилось. Забравшись под одеяло, нервно грызу ногти, слушаю, как он моется и одевается в своей комнате. Он вернётся с ожиданием, что я буду вымаливать у него прощение. Но я не буду. Обойдется. Пусть убивает.

Возвращается быстро, сжимая в правой ладони какой-то шарф. Сам в одних трусах, демонстрирует своё подтянутое тело. Сегодня оно меня совершенно не интересует.

— Снимай футболку и завязывай глаза, — теперь я слышу холод в его голосе. Сижу, обхватив колени руками, смотрю на него исподлобья. Что еще задумал?

— Зачем?

— Делай, что я сказал, София, — останавливается у кровати и бросает в меня тонким чёрным шарфом. — Ты думала, что моё терпение безгранично? Мы вроде бы договорились с тобой, разве нет? — скрестив руки на груди, гневным взглядом сверлит во мне дыру.

— Да.

— Да, но ты всё равно делаешь по-своему. А я предупреждал. Не зли меня ещё больше, давай, шевелись.

В его голосе не было злобы, но мне хочется плакать. Отбросив одеяло в сторону, я делаю, что он говорит: снимаю футболку и безумно стесняясь голой груди, плотно завязываю глаза шарфом, сделав узел сбоку.

— И что дальше? — спрашиваю, прикрыв грудь руками.

Прежде, чем ответить, Максим толкает меня в плечо, заставив лечь, забирается на кровать и резко, парой рывков стягивает с меня домашние шорты прямо вместе с трусиками. Трясущимися губами втягиваю воздух и замираю, сжав колени.

Секс — это не самое страшное, что может случиться, но почему моё тело так дрожит? Обеими руками он разводит мои колени и, нависнув надо мной всем своим холодным телом, произносит:

— Будет больно, София. Кричи, кусай губы, я даже разрешаю тебе бить меня. Всё, что угодно, только не снимай повязку. Ни в коем случае не снимай.