Она была прекрасной изящной фигуркой для того, чтобы понравится, но слишком тощей, чтобы влюбиться.

У нее были прекрасные огромные глаза, чтобы привлечь внимание, но они были слишком большими, чтобы украшать лицо.

От нее пахло дорогими духами, но Николая тошнило от этого запаха.

Ни малейшей симпатии он не испытывал к хозяйской дочери Людмиле Ягужинской, но отчего-то при взгляде на нее сердце дворецкого сжималось от невольной жалости к этому беспомощному созданию. Люся была подобна ребенку. Не испытываете ли вы чувство сострадания, видя перед собой исхудавшую до костей девочку?

Люся, подобно котенку, с нежностью прижалась к груди сидящего в кресле Воронцова и, Николай готов был поклясться, спала. Но, насколько известно, люди засыпают возле других людей только тогда, когда полностью им доверяют, открывая человеку свою незащищенность и беспомощность во сне.

Но что же вызвало такое слепое доверие?

А, может, ключ? Ключ, который он достал в Питере?

Да, поездка в Санкт-Петербург не была безрезультатной. Кое-что Николай все же добыл, и казалось, будто сама судьба на стороне Воронцова.

И это был ключ. Слишком новый, чтобы принадлежать Некрасову, и слишком состаренный, чтобы привлечь внимание работников музея.

Просто вспомнив, что на картине Николай Алексеевич держит руку в кармане, Воронцов как-бы случайно смахнул с гвоздя халат писателя.

- Что случилось?! - мигом прибежала пожилая экскурсоводша. - Что вы наделали?! Вы можете быть аккуратнее?!

- Извините, пожалуйста, - залепетал Николай. - Я такой растяпа...

Женщина, злобно зыркнув на Воронцова, торопливо начала поднимать с пола упавшую вещь.

- Что это?! - вновь послышался ее недовольный тон. - Это ваше? У нас этого не должно быть!

Эксурсоводша держала в руках металлический ключ.

- Ой, простите! Да, это мое! Из кармана, кажется, выпал... Из моего кармана.

Женщина неодобрительно поджала губы и сунула Николаю в руки ключ.

- За вещами следите!

Это было последнее, что она сказала насчет неаккуратности. Повесив халат, она продолжила повествовать о жизни Некрасова, при этом временами неодобрительно косясь в сторону Воронцова наряду с толпой приехавших сюда людей.

Однако ключ он достал, и это уже немало. Осталось лишь узнать, что он открывает. Возможно, он отворит не только какую-либо дверь или сундук, но еще и тайну личности какого-либо человека. Не исключено, что и самого Черного Ворона.

Впрочем, доказательства были уже не так важны. Кажется, Николай начал догадываться о том, кто он, этот знаменитый серийный убийца.

- Не уходи... - сонно бормотала Люся, трогательно посапывая. - Не уходи, Коля... Останься...

Однако странно. Девушка, кажется, сошла с ума. Ну, или без ума влюбилась в дворецкого. Но первое намного вероятнее.

Она сошла с ума. И уже давно.

- Коленька, хороший мой, только не бросай меня...

Да. Точно сошла.

Николай всего-то начал светскую беседу о книгах и ненароком затронул тему детства Люси, соответственно, пожалев ее.

Он просто ее пожалел, но Людмила вдруг ни с того ни с сего подлетела к дворецкому, крепко обняла его и начала бормотать какие-то слова.

- Не уходи! - кричала она. - Не уходи.

- Людмила Станиславовна, придите в себя, - неуверенно говорил Воронцов, растерянно поглаживая ее по волосам.

- Ты же не знаешь! Ты ничего про меня не знаешь! Ты ничего не знаешь о моей судьбе!

- О, поверь мне, я знаю многое... Аня.

Девушка встрепенулась и взглянула на Николая, будто бы откликнувшись на зов. Наконец, словно поняв, что так быть не должно, она тихонько сказала:

- Меня зовут Люда. Ты ошибся...

- Действительно, - фальшиво опомнился Воронцов. - Прости, Люсенька.

Людмила фальши не заметила. Она облегченно вздохнула и неуверенно начала:

- Тебя мама, кажется, звала. Что-то сказать хотела...

- Елена? - на всякий случай уточнил Воронцов, кашлянув.

- Да. Разве у меня есть другая мама?

- Да, разумеется, ты права... то есть, вы правы. Что ж, я тогда пойду? К Елене Генриховне?

Людмила коротко подумала и кивнула.

Воронцов, пятясь, покинул комнату Люси.

- Ну и где мы были?! - прямо за спиной раздался низкий альт.

Хозяйка что, стояла прямо за дверью комнаты дочери?!

- Я... - Николай замешкался. - Относил Людмиле Станиславовне чай.

- Долго относили, - пренебрежительно фыркнула Елена. - Вы что, сорок минут ставили на стол поднос?!

- А вы засекали время? - вырвалось у Николая.

Ягужинская на мгновение оторопела, потом с шумом вдохнула воздух и сжала кулаки. Ее лицо покраснело от злобы.

- Да как ты смеешь так со мной разговаривать?! - рявкнула Елена. - Со мной, со своей хозяйкой?!

- Ну, я не раб. Все, что мне может грозить - это увольнение. Так ведь, Елена Генриховна?

Женщина вцепилась в свои бусы и закричала:

- Ах, ты еще и права качаешь, хам! Ничего не можешь нормально сделать! Какие-то выходные просишь... Куда ты, интересно, ездил, а?! Отвечай, да в глаза смотри!

- Без проблем, - пожал плечами Воронцов и спокойно взглянул в карие очи. - Вас это касаться не должно.

- Что-о?! - задохнулась Ягужинская. - А у кого ты, прошу напомнить, в данный момент работаешь?! Ты смеешь перечить просьбам начальства?!

- Что ж, раз начальство требует - отвечу. Мне срочно нужно было съездить к тетке, у нее внезапно возникла сильная болезнь.

- Врача бы вызвала!

- Да? - прищурился Николай. - А если бы она умерла? Кто бы с ней прощался? Врач?

- Не спорить со мной! - залилась криком хозяйка, брызжа слюной. - Хватит показывать свою смелость! Ты тут никто!

- Вы что-то хотели мне сказать, - любезно напомнил Николай. - Или я вновь не прав?

Ягужинская запнулась, потом взревела:

- Мигом принес мне из кухни пирожных! Я хочу есть! Ты долго еще будешь стоять?!

Николай лишь коротко усмехнулся и последовал за сладостями, которые так жизненно были необходимы Елене.

Отчего-то кухня выглядела пустой. Может, Воронцову не хватало того веселого бормотания Яны, которое раньше так его утомляло? Ведь домработница была единственным поистине живым человеком, в отличие от этих странных и непредсказуемых людей.

За столом с пустым взглядом сидел Станислав и задумчиво подносил к губам чашку с кофе.

Да, как же сильно напиток может влиять на настрой человека...

- Приятного аппетита, - бросил дворецкий и был благополучно проигнорирован ушедшим в свои мысли хозяином.

Пирожные? Да бог с ними, с пирожными. Захочет Елена - сама их возьмет. Все равно Воронцов работает здесь последние деньки.

Да, а ведь Костя тоже так думал...

Бросив прощальный взгляд на попивающего кофе Ягужинского, Николай тенью скользнул в библиотеку.

Отчего-то именно эта комната так сильно манила Воронцова. Ему казалось, что здесь он отыщет все ответы на вопросы. Да, именно библиотека... Место разговора Виктора с собачником, любимая комната Людмилы...

Наплевав на все, Воронцов начал разгребать полки.

Классика, классика, классика... Они что, больше ничего не читают? Или книги были понаставлены так, для виду?

- Что тут происходит?! - крикнула вдруг Елена, появившись в библиотеке из ниоткуда. - Где мои пирожные?! Ты что тут делаешь?!

Воронцов вздрогнул, отчего несколько книг с глухим стуком попадали на пол.

- Я... Люся попросила достать ей книжку... - сбивчиво начал Николай.

- Что ж, доставайте и идите на кухню, - неожиданно мирно заявила хозяйка и исчезла из комнаты.

Воронцов вздохнул.

Значит, чувство было обманчиво. Если Елена так спокойно оставляет его наедине с книжными шкафами, получается, скрывать ей нечего.

Николай неторопливо стал поднимать с пола упавшие книги. Неожиданно его взор зацепила тоненькая тетрадка, выделяющаяся на фоне толстых пыльных томов Льва Толстова и Федора Достоевского.

Текст, написанный корявым почерком, вызвал на лице Воронцова сначала недоумение, а затем - жуть и тревогу.

"Я никогда не думал, что подобное случится со мной. Я жил самой обычной жизнью, как живут самые обычные мальчики и девочки. Мама всегда читала на ночь мне сказку про Крошечку-Хаврошечку, а я обижался на нее, заявляя, что эта история лишь для девочек. Папа же страстно любил смотреть футбол и постоянно звал меня с собой, угощая чипсами и фисташками, что вызывало негодование мамы. Это все, что я помню. Хотя, нет, не все. Я помню, как они умирали. Долго и очень мучительно. Они лежали в луже крови, и их глаза смотрели на меня... не со страхом, нет, а с какой-то неведомой просьбой простить. Мол, так получилось. И убили их на моих глазах. В тот момент я перестал видеть и чувствовать боль. Я до сих пор не умею видеть и чувствовать боль. Но я хочу научиться этому. Научите меня.

Р. Ильюхин"

***

Он был утомлен днем, этим жарким и навязчивым весенним солнцем. Утомлен вечным чириканьем пташек. Липкой кашей грязи на улице.

Поэтому он сидел дома, занавесив все окна. Его стол был усыпан различными газетами: от старых и желтых до свежих, недавних. Упорно листая шуршащие листы, он пытался выжать из всех газет нужную ему информацию.

Особого труда это ему не составило. Статей о Черном Вороне было более чем предостаточно.

Новая и свежая газета с восторгом кричала о недавних убийствах Константина и Яны, что Громова мало интересовало.

"Кто же этот таинственный злодей, совершающий столь скверные дела?", - этой фразой была увенчана статья из новой газеты.

Дмитрий Григорьевич поморщился, будто откусив дольку лимона. Злодей - это персонаж мультиков, который традиционно хочет уничтожить весь мир. А скверный поступок - это когда Ваня украл у Пети карамельку. И почему в газетах обожают все смягчать?! Неужели нельзя написать простым языком: кто он, этот серийный убийца, который, нарушая статью сто пятую УКРФ, своими действиями лишает граждан жизни? Это было бы гораздо понятнее и проще.

Громов, недолго порывшись в газетах, вынул из самого дна желтую старую прессу и начал торопливо листать, выискивая нужную информацию.

Так, про отключение Интернета в Москве - это не то... Про юбилей известной актрисы - не то... О, а это что?

"Жители поселка "Ляпино" уже месяц практически не выходят из дома - у людей стали пропадать дети, и неизвестно, кто именно стоит за этим. Вот уже четверо семей в панике и безумной надежде ждут, что их сыновья вернутся живыми и невредимыми, но пока поиски не приводят ни к какому результату."

Дмитрий Григорьевич хмыкнул, смахнул газеты на пол, освобождая стол и, включив старенький коробкообразный компьютер, торопливо очистил клавиатуру от пыли и быстро набрал: "Похищение детей в "Ляпино".

Подумав несколько секунд, компьютер выдал список нескольких статей.

Впившись взглядом в экран монитора, Громов с жадностью начал читать текст, который был, в отличие от газеты, более насыщен подробностями.

"Четверо семей оплакивают смерть любимых пятнадцатилетних детей. Двое из них были найдены в ближнем лесу в ужаснейшем состоянии: на их оголенных спинах была вырезана птица, раскинувшая крылья, а глаза у подростков были выколоты. Двоих мальчиков не нашли. За это дело взялись сотрудники органов внутренних дел, но пока их поиски не увенчались успехом - убийца детей не был наказан."

Громов фыркнул. Конечно, не был! Они там, наверное, только и делали, что ни черта не делали. А вот если бы Дмитрий Григорьевич еще тогда остановил этого маньяка, то он смог бы предотвратить такое огромное количество последующих убийств.

А их было ой, как много!

Случай из подмосковья, из районов Москвы... Убийство продавца магазина, известного криминального авторитета, Кости, Яны... Если сложить все дела Черного Ворона, то в сумме насчитывается... около сорока убийств?! Да быть того не может! Его бы все равно рано или поздно поймали бы! Неужели полиция деградировала настолько?! Нет, она хоть и не прекрасна в глазах Громова, но все-таки чтобы не поймать маньяка, совершившего сорок убийств?!

Хотя... а сам-то он чего добился? Поймал? Нет!

Склонившись над монитором, Дмитрий Григорьевич стал, не отрывая взгляда от текста, продолжать чтение...

Горький дым поднимался почти до самого потолка, отравляя комнату, отравляя воздух, отравляя душу Громова, которая и так уже была отравлена. Впрочем, собственное здоровье его перестало волновать с тех пор, как только он появился на свет.

Нервно выстукивая по столу дробь, майор продолжал читать душераздирающие статьи о кровожадном маньяке Вороне. Похоже, у него действительно никогда не было ни малейшей капли сострадания, жалости или страха. Истерзанные тела мужчин, женщин, подростков - все это, если верить газетам, лежало на его совести. Очень часто у жертв были выколоты глаза, причем, убийца лишал жертв зрения тогда, тогда они были еще живы. Казалось, он наслаждался, видя перед собой чернеющие густые ручьи свежей крови, стекающей в одну большую лужу. Казалось, ему доставляли удовольствие искаженные животным страхом гримасы людей. Казалось, он выплескивал так свою... месть?

Дмитрий Григорьевич подпер голову кулаками. Нахмурился. Самые первые упоминания о Черном Вороне начались в деревне "Ляпино". Стоит съездить туда. Не просто стоит, а необходимо.

Громов откинулся на спинку стула, закинул руки за голову и продолжил напряженно изучать текст из Интернета.

С кухни донесся жалобный писк и в комнату закатился черный мохнатый комочек.

Этого пса майор нашел зимой в большом сугробе. Бездомная мать собаки замерзла и погибла, а щенок изо всех сил карабкался на грани жизни и смерти, дрожа от жгучего холода. Громов, невзирая на осуждающие реплики со стороны людей - чего, мол, заразу всякую домой тащишь? - забрал пса к себе и именовал торжественной кличкой - Макаров, в честь известного создателя пистолета. Только щенок торжества в этом имени не видел и почему-то его не любил, зато на прозвище Макарон охотно откликался.

Весело подбежав к Дмитрию Григорьевичу, щенок положил передние лапы на колени хозяину и требовательно заглянул ему в глаза, осуждая за обед, который Макарову забыли дать.

Получив ненавистное для щенка игнорирование, Макарон запрыгнул Громову на колени и угрожающе тявкнул. Но угрожающим его лай не получился, ибо голос у пса был слишком детский для того, чтобы внушить хоть каплю страха.

- Не мешай, - рассеянно сказал Дмитрий Григорьевич и, не отрывая взгляд от монитора, прижал щенка к себе. - Посмотри, Макарыч, какая информация интересная!

Псу, как ни странно, эта интересная информация была далеко не интересна. Его интересовала лишь его миска, которая была пустой. Вот это было интересно!

Макаров снова настойчиво тявкнул и уткнулся влажным носом в ладонь хозяина.

Громов кашлянул, потушил сигарету, глотнул воды из стакана и, выключив по просьбе щенка компьютер, поднялся из-за стола.

- Что, есть хочешь? - с интересом спросил Дмитрий Григорьевич. - Пошли, я тебе суп налью. Сейчас пару часиков один побудешь, ага? Димке кое-куда смотаться надо.

Макаров как-то по-человечьи вздохнул и угрюмо потрусил за майорм. Оставаться один щенок не любил. Гораздо интереснее было бегать вокруг хозяина, мешать ему, когда он работает, или, свернувшись комочком, сладко спать возле него, полностью полагаясь на человеческую защиту. А одиночество внушало щенку самые унылые чувства.

Нет, суп ему есть не хотелось. Заявление о голоде было для того, чтобы обратить на себя внимание задумавшегося хозяина. Поэтому, отодвинув лапой тарелку, пес запрыгнул на подоконник и тоскливо начал наблюдать за черной машиной Дмитрия Григорьевича, которая неспеша отдалялась от дома...

Громов сунул в зубы сигарету и уверенно развернул жигули в сторону знакомой улицы.

Напарница, значит? Значит, расследование хочет с ним вести? Такая смелая, значит, да? Ну, ну. Поглядим.

Проезжая мимо дома Николая, Громов заколебался, потом махнул рукой и припарковал машину. Хочет работать с ним? Прекрасно! Пускай трезво оценит обязанности следователя! До сих пор майор ее жалел, не загружал сильно, но теперь... Что ж, раз хочет, то, как говорится, мы ваше желание исполним!

Громко и настойчиво постучав ладонью в дверь, Громов отошел на шаг и вновь закурил. Что-то ему подсказывало, что в этот раз ему будут не рады. Что ж, а кто ручается, что ему когда-либо вообще были рады?

- В...вы?! - пролепетала бабушка, едва открыв дверь. Милейшая старушка! - Н...но... Но Коля на работе... и...

- Да расслабьтесь, Вера Анатольевна! - рассмеялся Громов. - Не нужно так лицо напрягать, морщин больше будет. И не стоит пятиться, не волк я вам! И вообще я не к Воронцову, хотя с этим псом мне тоже нужно кое о чем потолковать. Можете пускать мне пулю в лоб, но я к гражданке Безродных.

- К... к Марине? - закашлялась бабушка. - Но зачем?

- О, действительно - зачем? Это очень интересная причина! И я бы вам ее рассказал. Но не буду. А знаете, почему? Потому что вас это ни каким боком не касается.

Баба Вера поправила сползшие на нос очки и сухо сказала:

- Хорошо, я позову ее.

- Прошу, постарайтесь быстрее! - откровенно веселился Дмитрий Григорьевич, понимая причину столь бурной радости. И причина эта крылась в обнаружении ниточки к Черному Ворону.

Странные, однако люди. До чего скучно они живут! Вот, к примеру, баба Вера. Старушка на пенсии. Только и делает, что круглосуточно прибирает в доме, стирает, готовит, моет посуду, ухаживает за растениями, ходит в магазин... Но какова ее цель в жизни? Каков стимул? Неужели возможно просто жить, выполняя ежедневные обязанности и не осознавая цели, ради которой существуешь?

- Д...Дима?

Странно, но разве у девушки изменился голос? Насколько помнил майор, раньше он был высоким, хоть и тихим, но не настолько. А сейчас... Она будто бы кого-то боится! И голос у нее стал таким робким, неуверенным, едва различимым.

А еще Марина стала заикаться. Нечасто, правда, но все же временами это с ней случалось.

- Ты! - Дмитрий Григорьевич выкрикнул это слово тоном учителя, который заметил ученика, прогулявшего у него урок. - Убить тебя мало!

- З... за что? - прошептала девушка и обняла себя руками.

- За что? За все! Ты совсем не интересуешься делом! От тебя нет совершенно никакой пользы, напарница фуева! Вот скажи, пожалуйста, что ты узнала о Черном Вороне?

- О Вороне? - Марина начала нервно теребить свою руку. - Так... но...

- Ясно! Мне все ясно! Ты бесполезный человек! Может, ты еще скажешь, что перехотела со мной работать?

- С тобой? - девушка проронила это местоимение настолько тихо, что Громов нахмурился и с подозрением взглянул на нее. - Нет, конечно. С чего ты решил?

- Нет? Прекрасно! - бодро воскликнул майор. - Тогда поехали, будем свидетеля допрашивать! Интересно? О, я уже вижу твои загоревшиеся глаза, твою искреннюю улыбку! Где же восклицания: "Ой, Димон, это так великолепно! Всю жизнь мечтала допрашивать свидетеля!"?

- Почему ты постоянно всех подкалываешь? - угрюмо спросила Марина. - Это твой стиль жизни?

- Мой стиль - это ловить преступников, а ты сейчас сказала явно о человеке профессии клоун. Я же таковым не являюсь. Извини, если разрушил твои ожидания.

Девушка неуверенно следовала за майором, с опаской поглядывая в его сторону. Ей было ужасно стыдно перед ним, и от этого она ощущала сильный дискомфорт.

- Дим... - неведомая сила заставила ее произнести эти слова. - А вчера... Ну, ты ведь...

- Желаешь обсудить то, что произошло вчера? - Дмитрий Григорьевич вдруг остановился и с любопытством взглянул на Марину.

Девушка затравленно посмотрела ему в глаза и облегченно выдохнула:

- Нет. Не хочу.

- Вот и ладненько, - усмехнулся Громов. - Я тоже не хочу. Пошли?

- А куда мы идем? - на всякий случай спросила девушка.

Майор скестил руки на груди, вздернул брови и неприязненно сказал:

- Разве тебя должно волновать, куда мы идем? Раз идем, значит, так надо! К тому же, я тебе уже сказал - к одному свидетелю.

- Но... - Марина запнулась от горячей надежды, затеплившейся в ее душе. - Ты мог бы один поехать, так? Вполне мог... Но ты решил взять с собой меня. Ты целенаправленно заехал за мной. Для чего, Дим?

- Полагаешь, не стоило? - кисло ухмыльнулся майор.

- Стоило, конечно! - с жаром воскликнула Безродных. - То есть... думаю, стоило. Так зачем? Что тебя заставило?

Дмитрий Григорьевич стряхнул с кожаной куртки пыль, сунул руки в карманы и нетерпеливо воскликнул:

- Ну скучно мне, Марина! Ехать в эту деревню молча, слушая лишь Оксимирона, пытающегося донести до моих деградирующих мыслишек каплю мудрости...

- То есть, ты хочешь сказать, что тебе со мной весело? - едва слышно прошептала девушка и мелко затряслась.

Громов вдруг нахмурился. Неспеша, выстукивая по полу звуки кожаных сапог, он подошел к Марине вплотную и поднял большим пальцем ее подбородок, заглянув ей в глаза.

Ее очи были большими, но чистыми, как слеза котенка. В них без особых усилий можно было прочесть все эмоции. А зрачки отчего-то были расширенными...

Это мгновение в сознании Марины растянулось на множество часов. Она была уверена, что сейчас упадет, настолько ее тело потеряло контроль. А Громов с удивительной внимательностью смотрел в ее глаза, словно надеясь там найти ответы на грызущие его вопросы. А еще от него пахло сигаретами. Насколько... родной и удивительный запах...

Не в силах больше держаться, Марина закрыла глаза, которые вполне были способны выдать ее чувства. А еще она это сделала, потому что ей казалось, что прямо сейчас майор...

- Я честно пытался обнаружить в твоих очах хоть каплю азарта и жажды к расследованию, - грустно сказал Громов, по-прежнему придерживая большим пальцем подбородок девушки. - Но я увидел в них лишь испуг. Скажи, ты здесь кого-то боишься?

Марина сглотнула и, не открывая глаз, едва различимо прохрипела:

- Разве кроме тебя здесь есть еще кто-то? Да... да с чего ты взял, что я боюсь?

- Интуиция, Марин, чисто интуиция. А интуиция у ментов развита, как у собаки нюх.

Дмитрий Григорьевич наконец отпустил девушку, вставил в зубы сигарету и, усмехнувшись, направился к подъездной двери.

- Ты чересчур наивна, - бросил он через плечо. - И это плохо. Пустить пулю в лоб тому менту, кто легкомысленен, как ребенок. Убить тебя мало... напарник.

Марина пошатнулась и резко ухватилась за стену. Прижала руки к груди, чтобы не выдать свое бешено стучащее сердце легкими колебаниями на одежде. Потом, будто бы взяв себя в руки, уверенно последовала за майором, рассчитывая в этот раз блеснуть умом и повысить себя в его глазах.