Глава 46

Горецкий

Я влюбился впервые в жизни.

Да так сильно, что напрочь потерял голову.

Настолько, что я, тридцатилетний мужик, поверил в чудеса.

Поверил в то, что это может быть навсегда.

Зло усмехнувшись, я отшвырнул пустую пачку сигарет и, подставив лицо мокрому снегу, посмотрел в небо.

У кого-то там, наверху, хуевое чувство юмора.

Иначе зачем всё это?

Зачем я встретил веснушку и втрескался в нее по уши?!

Зачем, как придурок, мечтал о нашей свадьбе, о днях и ночах, в течение которых мы бы состарились вместе, о дочке, у которой были бы невероятные зеленые глаза?..

Идиот. Идиот. Идиот.

Нет теперь ничего.

Нет моей веснушки.

Нет дочки с ее глазами.

Нет ничего.

Остался только я.

Калека с вырванным сердцем и пустым взглядом.

От холода я не чувствовал под собой ног.

- Рус, братишка, стой! Стой... Стой... - Олег догнал меня на выходе из морга и, развернув, крепко обнял.

Он плакал.

Плакал.

Я крепко стиснул зубы.

Мое остывшее тело будто выкинули на растерзание голодным волкам.

От меня остались только пропитанные болью клочья.

- Мне надо идти, - хрипло выдохнул я, глядя широко распахнутыми глазами на лицо друга.

Сглотнув, тот помотал головой.

- Я не оставлю тебя одного, Рус. Ты же с собой что-нибудь сделаешь.

Я медленно посмотрел в сторону морга.

Там осталась моя веснушка.

Вернее, ее неподвижное тело, которое я больше не смогу обнять.

И я не мог это осознать.

Это всё казалось не по-настоящему.

- Мне надо идти, - упрямо повторил я, делая шаг назад.

Олег потянулся за мной.

- Нет, Рус.

Глубоко вздохнув, я посмотрел другу в глаза.

- Прости, брат.

Олег даже не стал уворачиваться, когда я ударил его в лицо.

Он просто тоскливо смотрел на меня и уже не делал попыток остановить.

Еще один кинжал в пустоту, где когда-то было мое сердце.

Развернувшись, я сорвался на бег.

Легкие разрывало от потока воздуха.

Я бежал.

Бежал от себя. От сухих слов врача «Нам не удалось спасти вашу девушку. Ее сердце остановилось». От боли и отчаяния, которые в одну секунду выжгли все внутренности.

Я был так близок к счастью.

А теперь я в аду, которому нет конца.

Я всё просрал.

Рванув дверь машины на себя, я сел за руль и, нажав кнопку пуска, вдавил педаль газа до предела.

Я исправлю.

Я все исправлю.

Эпилог

Год спустя

- Алекс, сегодня мне нужна твоя помощь в актовом зале, - посмотрела на меня кураторша. – Останешься после пары.

Я с тяжелым вздохом кивнул.

Сегодня весь универ стоял на ушах. А все потому, что к нам приезжал сам мэр. Он собирался выступить в актовом зале и пообщаться со студентами.

Я планировал пропустить эту встречу, но спорить с преподавательницей все же не рискнул. Я и так был в ее черном списке.

Забрав у кураторши пачку буклетов, я вышел из корпуса. Там меня уже ждал Егор.

- Идем, - улыбнулся он, невзначай касаясь пальцами моей руки.

Вздохнув, я кивнул.

- Я раздам эти листовки, и мы сразу уйдем.

- Тебе даже не интересно, о чем он будет говорить? – тихо спросил Егор, приноравливаясь к моему быстрому шагу.

Я покосился на парня.

- Это мэр. Он скажет только то, что мы хотим услышать.

Егор уставился себе под ноги и до центрального корпуса мы дошли в полной тишине.

Зал был забит под завязку.

Нового мэра любили. Особенно студенты.

Он сделал ставку на молодое поколение и всячески поддерживал школьников и студентов, открывая многочисленные образовательные фонды.

В газетах писали, что причина в том, что новый мэр до недавнего времени и сам был преподавателем университета.

Но я-то знал правду.

Все, что делал Горецкий, было только из-за одного человека.

И ее уже год не было в живых.

***

Я раздавал буклеты с информацией об открытии нового кризисного центра против домашнего насилия и старался не смотреть на сцену.

Я не разговаривал с Горецким с того самого дня, как сердце Виты перестало биться.

Он вышел из морга, сел в машину и уехал.

На похоронах Руслана не было.

А через неделю СМИ взорвалось от страшной новости. Мэр зверски убит в собственном доме. Кто-то методично перерезал всю его охрану, а потом подверг изощренным пыткам самого хозяина.

Все решили, что мэр связался с мафией, за что и поплатился.

На мафию же скинули и смерть важной шишки из ФСБ. Его тело нашли закопанным в лесу. И по медицинским заключениям он был еще жив, когда его закапывали.

Город гудел от ужаса.

Но постепенно все забылось.

И новый мэр пришелся всем по душе.

Молодой, сильный, харизматичный.

Но даже через экран телевизора я не мог смотреть Горецкому в глаза. От его немигающего взгляда мороз продирал кожу.

Не удивлюсь, если он задорого продал душу дьяволу за возможность не чувствовать ничего.

- Он здесь, - шепнул Егор, приобнимая меня за плечо.

Мы встречались уже год, но знали об этом только самые близкие люди.

- Значит пора валить, - решительно выдал я, засовывая оставшиеся листовки в сумку.

Я не мог смотреть на Горецкого, не мог слышать его голос, не мог думать о том, что творилось у него внутри, когда веснушка бросила нас.

Это было слишком тяжело.

Я любил Виту.

А Горецкий был одержим ею. Он дышал ею.

И его горе сбивало меня с ног, оно парализовало меня.

Закинув сумку на плечо, я повернулся к выходу. Стены начали давить на меня. Я стал задыхаться.

И в этот момент я увидел Горецкого. Он зашел в зал в сопровождении других людей. Мощный, колоссальный, бесстрастный, как ледяная глыба.

Сердце заныло от безысходной тоски.

Я глубоко вдохнул и остановился.

Горецкий смотрел прямо на меня.

Его серые глаза были темнее океана перед цунами.

Там скрывалась такая всеобъемлющая космическая пропасть, что кровь стыла в жилах.

От ощущения нереальности у меня закружилась голова.

А потом Горецкий будто включил кнопку «play» и, едва заметно кивнув мне, продолжил свой путь.