Чужая планета, не без труда принявшая в свои покои небольшой космический корабль «Гарпун» под управлением рейнджера Дмитрия, выглядела весьма примитивно: низкорослые не то лишайники, не то растения покрывали огромные каменные валуны, разбросанные окрест новоприбывшего гостя, — легкой поступью здесь не пробраться; ветер завывал со всех сторон, свистом проскальзывая сквозь раздолбанные обтекатели, которые уже не смогут выполнять свою функцию; кругом то там, то тут возвышались невысокие холмы, и с них постоянно сыпались мелкие камушки. Дмитрий всё это наблюдал, выйдя из своего лётного аппарата, заранее проверив, возможно ли дышать на данной планете и не раздавит ли его к чертям местная гравитация. Его корабль оставил внушительный след при посадке, прокатившись и проточив лунку сквозь затейливые мшистые кустарники, измазавшись в странной вонючей жидкости. Она слегка разъедала обшивку корабля, выпуская зловонный аромат в виде серебристого дымка.

«М-да уж, Димон, ну ты и влип...» — подумал Дмитрий и снова залез внутрь «Гарпуна», чтобы скорее достать измерительные приборы, аппараты связи и заранее подготовленный тактический рюкзак, предназначенный именно для форс-мажорных ситуаций. А сейчас именно такая ситуация, уверял себя Дмитрий.

Он всегда был по своей натуре скептиком, поэтому всё подвергал сомнению. Случайно оказавшись на неизвестной планете — не смог вовремя сманеврировать в космосе от летящего прямо ему в бок метеорита, который своими детьми-осколками слегка пробил обшивку, вызвав разгерметизацию салона, — Дмитрий огляделся по сторонам и понял, что, судя по всему, она не обитаема. Он нигде не мог разглядеть признаков живых существ: ни мелких летающих и ползающих паразитов, ни следов более крупных видов. Ничего, кроме камней и странных растений-лишайников, что напоминали мочалки и покрывали валуны, словно иголки ежовые спины. Их бледно-персиковый цвет ультрамарином переливался на солнечных лучах, создавая иллюзию волн и бурлящей пены.

Вдали виднелись размашистые скалы, словно застывшие во времени призраки, накрытые серым одеялом и пытающиеся напугать внезапно посетивших их место обитания непрошеных гостей. Но Дмитрий был не из робкого десятка и поэтому побрёл в их сторону в поисках нужных ему металлов и горных пород, с помощью которых сможет спаять новую обшивку. Для починки внутренностей корабля в трюме хранилось достаточно деталей. По пути он пытался поймать связь со своим командиром, находившимся в этой же системе — Регулус. Они разминулись на планете Пунэ-анита, договорившись о встрече в соседней системе, где военные ждали их помощь через пару месяцев, и Дмитрий решил скоротать это время с пользой, блуждая по космическому пространству и собирая ресурсы, которые наоставляли мёртвые корабли, разбитые и потерянные в пространстве и времени. Но что-то вышло из-под контроля: чужая неизведанная система не желала принимать инородный организм в лице Дмитрия и его корабля и делиться наживой, поэтому старательно барахлила его системы навигации и вообще всевозможные аппараты. В ходе этого измывательства Дмитрий и не успел вовремя заметить злосчастный метеорит.

Вот и сейчас, пока он пробирался сквозь скользкие мохнатые булыжники, пытаясь поймать связь локатором и одновременно не отдать Богу душу, грохнувшись в цепкие руки кустов-лишайников, он понял, что планета ещё менее дружелюбная, чем вся система. Как противная мелкая лающая шавка — не отцепляется от штанины, за которую схватилась своими зубками, как бы ты на неё не кричал и не махал ногой. Только кусты эти, ломаясь, выделяли ту самую непонятную жижу, и она эту штанину проедала, как и обшивку корабля. Хорошо хоть ткань многослойная и с внутренней защитой. Да и обувь не казённая, а новая и улучшенная, недавно купленная на кровно заработанные...

Плюнув на связь, он спрятал локатор в боковой сетчатый отсек рюкзака с одной стороны, а с другой стороны достал бутылочку с водой: жажда замучила до смерти. Из-за того, что было сложно пробираться через всевозможные природные препятствия, руки и ноги уже тряслись в конвульсиях от перенапряжения, и когда Дмитрий пытался сделать глоточек воды, расплескал полбутылки, ещё не успев поднести ко рту. Капли смочили лишайник под его ногами, и произошло чудо: из его переливающейся мочалистой ветви начал продираться маленький бутончик ярко-красного цвета. Он словно змейка резво выглянул и раскрылся огромным цветком с черными тычинками. Дмитрий в чудо не верил, но от увиденного не смел больше стоять на трясущихся ногах и свалился между двух камней с него ростом, слегка подвернув правую ногу.

— Ах ты ж, блин! — только и вылетело у него изо рта, как вдруг цветок повернулся в его сторону, словно глядя сверху вниз, и потянулся ближе к его лицу. Вода из бутылки, которую Дмитрий, конечно, выронил, смочила травянистую поверхность, где он расселся, и рядом с ним змейками проросло ещё несколько абсолютно таких же цветков. Все они будто пялились на него своими тычинками и пестиками, затем на его же глазах они обвились друг с другом в узлы, окружая его паутиной из стеблей, и словно поцеловались бутонами. Дмитрию даже показалось, что он слышал звуки причмокивания, но отмахнулся от бредовых мыслей рукой и попытался встать. У него это плохо получалось, поэтому громоздкий рюкзак пришлось стянуть с себя, ощущая внезапно подступившее чувство беззащитности. «Нельзя потерять рюкзак!» — грозил сам себе Дмитрий. Он почувствовал колкость в пальцах: жижа проела перчатки. Сняв их поскорее и бросив в сторону, он всё же приподнялся и от изумления упёрся спиной в валун: цветки оторвались от сладострастных поцелуев и на их месте начали появляться огромные невиданные синие фрукты.

В животе у Дмитрия заурчало.

Он вспомнил, что не ел уже давно, а в корабле не осталось и крошки сухпайка в виде картонных на вкус галет. Поэтому, несмотря на весь свой скепсис, он достал из внутреннего отдела рюкзака аппарат для определения пригодности пищи, похожий на калькулятор с выдвигающимся щупом сбоку, поднёс его к яркому фрукту и проткнул этим же щупом, после чего рядом заблагоухало нежным ароматом карамели, которую так любил Дмитрий. Аппарат снова забарахлил.

— Работай, падла! — кричал Дмитрий и стучал по нему кулаком до боли в костяшках. Что с ним? Он никогда не был настолько нервным, а тут... Из-за голода?

Вдруг аппарат показал на экранчике зеленую галочку, означающую, что всё безопасно и пригодно к употреблению в виде пищи, и...вырубился. Дмитрий, резко вытащив аппарат из фрукта, чертыхаясь отбросил его, достал из кармана нож-бабочку и, раскрыв, отрезал от фрукта дольку мякоти. Сначала он поднёс её к носу, как бы принюхиваясь, но аромат так одурманивал своей сахарностью, что было сложно удержать себя в руках и хотя бы не лизнуть. Что Дмитрий и сделал. Язык не разъело, ничего не распухло, задыхаться не стал — можно есть. Никогда Дмитрий не был таким наивным. Он это осознавал, но всё равно не смог остановиться и с жадностью впился в лакомую мякоть, чуть ли не сразу глотая, забывая разжевывать. Это было настолько божественно, и он понял, что в жизни не ел ничего вкуснее, насыщеннее, сочнее... Сок струйками стекал по подбородку, пачкая его форму. Дмитрий липкими руками вновь потянулся за очередным кусочком, роняя нож и срывая весь плод сразу. Очнулся он спустя время, сидящим на земле, упёршись спиной в тот же камень. Уже темнело, но лишайники всё ещё переливались синими волнами, однако теперь уже от света двух лун на небе. Они медленно плыли друг за дружкой: одна побольше, другая поменьше.

Вдруг Дмитрий услышал пение: женский голос доносился откуда-то издали, где стояли скалы-призраки, теперь на фоне светящихся кустов напоминающие восставших из ада тёмных властителей в мантиях и до которых он так и не добрёл. Вспомнив, что с ним происходило днём, Дмитрий ухватился за голову, сжимая в кулак волосы, но потом одёрнул руки и начал судорожно рыскать взглядом по сторонам, ища рюкзак.

— Потерял... — выдохнул Дмитрий. Он не мог придумать, куда мог уползти его огромный рюкзак, но размышлять об этом уже не хотелось, когда до него ещё громче долетел голос женщины, как бы намекая, что он тут не один и это должно его волновать куда больше. Он, наплевав на подвёрнутую ногу, с лёгкостью поднялся, решив, что это обезболивающее действие волшебных фруктов, и направился в сторону скал, откуда была слышна сладкая песня. Такая же сладкая, как и плоды, которые он недавно взахлёб уминал.

Снова пробираясь через валуны и кустарники, он наконец выбрался на небольшое ровное поле перед скалами,  сплошняком испещренными ущельями. Из самого широкого эхом отражалась теперь уже знакомая ему песня. И голос тоже показался ему знакомым. И всё вокруг таким родным и прекрасным. Он так скучал по родному дому, жене, пусть уже бывшей, двум детям... Он так долго скитался по этому холодному, пустому космосу, который только и хотел его сожрать и поглотить при любом удобном случае. Он чувствовал этот космос уже у себя внутри, в печёнках, комом в горле, что сейчас подступал, но Дмитрий, упав на колени, смог сдержать порывы и лишь в виде нескольких слёз из глаз выплеснул свои горестные муки.

Чья-то нежная и тёплая ладонь коснулась его влажной щетинистой щеки и смахнула слезинку. Он дёрнулся, но голову не отстранил, лишь приподнял её, сам себя поглаживая о чужую ладонь. Устремив свои глаза вверх, он увидел перед собой ту, о которой долгое время мечтал в космических путешествиях; ту, что очаровывала его каждый раз, когда Дмитрий украдкой наблюдал за ней; ту, что не могла здесь находиться... Но она перед ним. Его любимая бывшая жена. Она тихим шёпотом уже допевала их песню, что они вместе пели на свадьбе — молодые, счастливые... Жена наклонилась и поцеловала в сухие губы шокированного Дмитрия, затем легонько ухватила его под локоть и мягко потянула к себе. Тот ничуть не сопротивлялся, он был готов идти за ней куда угодно, хоть в самый Ад. Но она повела его к ущельям, в темноту, что тоже его устраивало и будоражило и без того измученные разум и воображение. В горле пересохло, лёгкие наполнялись карамельной приторностью, но Дмитрий был готов захлебнуться, раствориться в ней. В ней и в своей любимой, аккуратно усадившей его в тени на холмик, а сама начала медленно снимать с себя переливающийся ультрамарином сарафан, лямку за лямкой, складочку за складочкой... И вот она уже стояла полностью нагая перед ним. Её светлые длинные пряди волос снова нависли над его лицом, лаская. Он притянул желанное тело любимой к себе и, обняв, поменялся с ней местами, аккуратно уложив на спину.

Вокруг свистел всё тот же ветер, будто продолжая петь всё ту же песню. Дмитрий покрывал нежное бархатистое тело поцелуями, периодически ловя губами глухие стоны. Он стянул с себя штаны, раздвинул ножки своей любимой и вошёл в неё со всей нежностью, которая скопилась в нём к этой женщине, его тёплые руки ласкали каждые выпирающие косточки, каждые ровности и неровности, сжимая их всё сильнее и сильнее. Тело дёргалось, извивалось под ним змеёй, ярко-красные губы впивались в шею; Дмитрия кусали, лизали, хотели ещё и ещё... На смену накопившейся нежности пришли накопившиеся похоть и страсть, которыми он безмерно одаривал жену, и та ему отвечала, покачиваясь в такт движениям.

Её пальцы царапали мужскую спину, всё глубже бороздя кожу ногтями. Её глаза становились всё шире и будто начали светиться в темноте. Дмитрий пыхтел не только от наслаждения, но уже от боли и удивления. Он был поражён таким изменениям, но не останавливался ни на секунду, желая довести дело до конца. Жена громогласным стоном и мелкой дрожью показала, что ему это удалось. На лице любимой появилась блаженная улыбка, перерастающая в злорадную, радужки стали ещё ярче. Дмитрий резко остановился и понял: всё, что происходит, — ненормально. Его разум очистился, но было уже поздно. Рот жены резко вытянулся, раскрылся в виде двух больших створок цветка с зубами и проглотил несчастного Дмитрия в свою пучину.

На их месте красовалось огромное растение по типу Венереной Мухоловки, поблёскивая и переливаясь ярко-синими волнами в свете двух лун.

Последнее, что слышал Дмитрий, это будто где-то из-под толщи воды прозвучавшее:

«Явившись, ты погубил столько наших детей своей капсулой смерти, и теперь будешь перевариваться вечность в нашей».