Тэхен

– Ты реально свалил с ней в Уизел-холл?

– И тебе привет, – буркнул я, усаживаясь в одно из кресел для посетителей, скинул ботинки и закинул ноги на второе.

– Идиотская привычка, – проворчал лучший друг, глядя на это действо неодобрительно. 
– У меня сразу появляется ощущение, что ты мой дядюшка Яша из дальних стран, приехавший на пару дней и оставшийся на десятилетку.

– Можно подумать, ты мне не рад. Спасибо скажи, я сдерживаю очередь из очень нудных просителей.

– Нет там никаких просителей!

– Это потому, что я их сдерживаю. Уён закатил глаза и откинулся на спинку своего кресла. – Так ты реально свалил с ней в Уизел-холл?

– Ну да, – я пожал плечами, взял со стола друга фото Хоён и принялся его разглядывать так, будто видел в первый раз.

– С ума сошел?

– Не ты ли уверял меня, что она бедная, несчастная, безобиднейшая девочка?

– Я не про то! Эта развалина непригодна для жизни!

– Какие вы все неженки.

– И ты оставил ее сейчас там одну?

– А что, я обязан надзирать за ней круглосуточно? Уён ударил себя ладонью по лбу и обреченно потер глаза.

– Я начинаю жалеть, что попросил тебя об этой услуге.

– Чудно. Тогда, может, заберешь ее и передашь кому понадежнее? Я произнес это как можно непринужденнее, но Ён мгновенно напрягся.

– Что случилось?

– Ничего. Взгляд друга сделался тяжелым. – Ничего! – повторил я погромче и поубедительней. – На самом деле я не за этим пришел, но попытаться стоило. Ён продемонстрировал мне кулак. Раньше в таких случаях он отвесил бы мне ментальный подзатыльник, и я отдал дань дружескому такту. Мы были ровесниками и знали друг друга чуть ли не с пеленок. Даже родились в один месяц, и даже почти в один день – Уён опередил меня на какие-то сутки. Но, очевидно, эти сутки были какими-то невероятно значимыми в астральном плане, потому что иногда создавалось ощущение, что приятель старше меня на пару лет, а иногда – на десяток. Он всегда знал, как надо и всегда знал, как лучше. Я, бывало, шутил, что если бы мир прислушивался к его мнению, мы бы давно уже жили в утопии. Впрочем, Уён и впрямь поначалу решительно пробивал себе дорогу к мировому господству, выбрав политическую карьеру. Вот только теперь гробил ее непопулярными программами.

– Так зачем ты пришел?

– Соскучился! Ладно, ладно, – я прекратил ерничать и вернул фото Хоён на место. – Хотел задать пару вопросов. У мисс Ким осталась какая-то семья?

– Насколько мне известно – нет. И родители, и брат погибли. Дядя и кузен были казнены. О более дальних родственниках мне ничего не известно. Даже если они и есть, семья не особенно поддерживала контакт.

– А их дом?

– Конфискован, как и все ценное имущество.

– А не ценное?

– К чему ты клонишь? – Уён заинтересованно приподнялся, разглядывая меня со странным выражением лица.

– Ну… одежда, фото, книги, прочая дребедень? Личные вещи, мелочи, не имеющие ценности? 

– Одежда, вполне возможно, передана в центры помощи малоимущим. Книги – в библиотеки. Остальное… если честно, понятия не имею, это не входит в мою компетенцию.

– А узнать можешь?

– Попробую. Зачем тебе?

– Не мне, – я мотнул головой. – Ей.

– Она спрашивала? Я чуть помолчал. Нет, она не спрашивала. Ее просто доставили на порог моего дома, как посылку – с одиноким чемоданом в руках, набитым казенной ерундой. Нате, пользуйтесь. Я знал, что суть программы  Ёна заключалась не в том, чтобы унизить темных, поставив их в услужение светлым, а в том, чтобы хотя бы так перемешать нас обратно. Начать стирать эту жирную черту, проведенную между черным и белым. Я знал, что он тщательно выбирает надзирателей для своих подопечных. Я знал, почему он выбрал меня. И еще поэтому я не хотел становиться тем, кто даст свободу КимДженни. Я не хочу вмешиваться в политику. Не хочу, чтобы мое имя полоскали заголовки а-ля «Герой войны отпустил на свободу одну из тех, кто искалечил его жизнь». Если она действительно не заслужила своей участи, то она легко получит свободу в другом месте. А пока пусть чуть выдохнет и почувствует себя снова человеком.

– Да, спрашивала, – ответил я, открыто и честно глядя товарищу в глаза.

– Ладно, выясню. – Ён тоже помолчал, а потом посмотрел на меня, как психотерапевт на пациента – ласково-ласково. – Ну, как вы там? Я пожал плечами.

– Все будет зависеть от того, как она готовит. Сожжет ужин – больше на меня со своей программой не рассчитывай!

– Тэхен! Ты ей это озвучить, я надеюсь, не додумался? – Ой да расслабься, твоя «безобидная девочка» сегодня ночью всех привидений в доме распугала. Воинственная особа со статуэткой наперевес. Можешь за нее не переживать. На лице друга отразились тяжелые душевные терзания и размышления на тему «а хочу ли я знать?», но глас разума вмешался и подсказал ему правильно – нет, не хочет. Поэтому Уён нахмурился – как всегда, когда пытался казаться взрослее и серьезнее, и произнес: – Вообще хорошо, что ты зашел. До меня тут неприятные сведения донесли. В общем, правительство программу, вроде как, по-прежнему поддерживает, и мне в принципе удается склонять некоторых деятелей на свою сторону. Но вот в прессе и среди жителей всякое творится. Кто-то продолжает раздувать бучу, недовольство, что темные разгуливают на свободе. Мы, конечно, бросаем все силы на пропаганду, но результаты пока… так себе. Только этого мне еще не хватало. Я вздохнул, и Ён мой вздох расценил правильно, тут же набычившись.

– Слушай, ты и так дома сидишь целыми днями, ерундой страдаешь, а тут хоть с пользой. Да, дружеского такта у лучшего друга хватило ненадолго. Впрочем, на него я не обижался. Он и Хоён были единственными, кому я мог подобное простить. Уён посопел, не дождался моей реакции – ни гнева, ни раскаяния и заверений, что я исправлюсь – и предпринял еще один шаг в известном направлении.

– Ты к работе возвращаться не собираешься? Я заломил бровь, выражая полное недоумение. – Тэхен, не делай идиотскую рожу. Магия нужна тебе только для трети твоих обязанностей. Все остальное…

– Нет, спасибо, – я осклабился. – Мне понравилось, как ты выразился, страдать ерундой. Я скинул ноги с кресла, вставляя их обратно в ботинки.
– Ладно, возвращаю тебя твоим нудным посетителям и отправляюсь надзирать за своей милашкой-темной. Завидуй.

– Она, кстати, и правда милашка, – покладисто согласился Уён.

– Я Хоён это передам.

– Ага, да. – угроза не произвела никакого эффекта. – Я, кстати, вчера Сыльги видел. Она спрашивала, как ты. Я дернул плечом и ничего на это не сказал.

На пороге дома меня встречала ласка. Верткое серое тельце, глаза-бусинки. Она наблюдала за моим приближением с таким выражением на мелкой мордочке, которому ужасно не хватало цветастого передника и упертых в бока рук. «Шастають тут всякие! А потом мыши пропадают!» Я цокнул на родовой символ языком, и зверь стремительно исчез под сломанным крыльцом. «Надо бы плотника вызвать», – подумалось мне, но я тут же махнул на эту мысль рукой. Ну его! И я старательно гнал от себя мысли о том, что будь при мне моя сила, я бы сделал из этой развалины конфетку за пару недель. С моими-то знаниями и связями… Дверь была не заперта.

– Дженни? – крикнул я в пыльную пустоту старого дома, и ответом мне была тишина. Но прежде, чем я успел всерьез озадачиться – а не воспользовалась ли темная моим щедрым предложением сбежать – откуда-то сверху донесся глухой шум, сопровождаемый грохотом, чиханием и злыми шагами. «Дома», – успокоился я и отправился на кухню. Обед я сегодня как-то прогулял, и есть хотелось зверски. Едой там не пахло. Впрочем, и для ужина еще было рано – подгоняемый запугиваниями Ёна, я вернулся быстрее, чем рассчитывал. Вытащив завернутый в тряпицу вчерашний хлеб, я отрезал себе здоровенный ломоть, водрузил на него кусок копченого окорока и вгрызся в это безобразие, блаженно прикрыв глаза. Из нирваны меня выдернул приближающийся звук шагов. Дженни возникла в дверях, и я чуть не подавился – всклокоченная, в пыли и паутине, с грязным пятном на щеке и порванным подолом. Завершал образ – надменный взгляд, говорящий: «Я прекрасно знаю, как выгляжу, но  попробуй только хоть слово сказать!». Прости, Дженни, слишком велико искушение. Я пропихнул кусок в горло и произнес:

– Хорошо, что сегодня нет проверки, а то, ей-богу, меня бы оштрафовали за насилие над темными личностями. Душа моя, я, конечно, не великий специалист по уборке – но, по-моему, для этого гигиеничнее будет использовать тряпки. Ярко-голубые глаза злобно сощурились.

– Ай-яй-яй, мистер Тэхен! Что сказала бы ваша почтенная маменька? В какой ужас она бы пришла, увидев, как вы едите всухомятку, не помыв руки, да еще и разговариваете с набитым ртом!

– Конечно, всухомятку, – выцепил я одну претензию, пропустив мимо ушей остальные, – ужина-то нет!

– Откуда мне было знать, что вы будете ужинать в полдник?!

– «Ты», Дженни, «ты». Глаза темной как-то странно сверкнули, и она, сменив тон, вдруг совершенно спокойно спросила: – Зачем?

– Мне так проще.

– Мне – нет. Я пожал плечами.

– Можешь считать, что фамильярничанье со мной является частью твоей невыносимо тяжелой трудовой повинности. Где, кстати, свежий хлеб? Я не нашел. Выражение лица Дженни сделалось каменным.

– Я не купила. Она стояла передо мной напряженная, зажатая, будто готовилась атаку отражать, и я против воли сбавил обороты и поинтересовался как можно миролюбивее.

– А что ты делала на чердаке? Темная пересекла кухню и шлепнула передо мной мелко исписанный лист бумаги. – Заменить стекла, заменить крыльцо, заменить полы на террасе… со знаком вопроса? -я поднял на темную недоумевающий взгляд.

– Они пока держатся, но вряд ли надолго, – невозмутимо пояснила Ким, что, впрочем, ясности для меня не прибавило.

– Ставни, ковер на главной лестнице, полки в библиотеке, лампы, дверь, щель, ванные, трубы… Что это такое все?

– Это еще не все, там еще с обратной стороны! – Я машинально перевернул лист, бросил взгляд и тут же снова вперил его в темную, и та пояснила, глядя на меня с вызовом. – Это перечень необходимого минимума ремонтных работ.

– Для чего?

– Для того, чтобы сделать этот дом пригодным для жизни!

– Дженни, – вкрадчиво уточнил я, – мы здесь живем?

– Живем, – нехотя признала «беззащитная девочка», уже понимая, к чему я клоню.

– Значит, этот дом пригоден для жизни! Ким Дженни смотрела на меня так, будто раздумывала, что лучше – отвесить подзатыльник или сразу прибить к чертям. Такой взгляд периодически появлялся на лице Хоён, потому и был мне прекрасно знаком. Однако в исполнении темной выглядел как-то иначе… выразительнее, что ли? Весомее.

– Как долго мы будем здесь жить? – вдруг спросила она. Я пожал плечами. Пока что современный городской особняк в самом центре столицы не манил меня совершенно. – Неделю? Две? Больше?

– Больше, – поразмыслив, ответил я. Мне здесь нравилось. А нудящий женский голос над ухом – это не страшно. Их же не четыре.

– Тогда я пожалуюсь в Комитет о ненадлежащих условиях содержания, – выдала девица и уставилась на меня с торжеством.

– Чего-о-о? – против воли протянул я и, откинувшись на спинку стула, даже отложил бутерброд.

– Вот, тут все написано. Дженни покопалась в переднике и выудила, чтобы шлепнуть передо мной поверх списка, прямоугольную брошюру. «Памятка для отбывающих срок с правом искупления». Я даже не стал ее открывать. Интересно, зачем ей это вообще нужно? Тоска по утерянному дому? Попытка завоевать мое расположение? (Хотя нет, если бы она хотела завоевать мое расположение, меня бы ждали хлеб и ужин, а не нотации и список ремонтных работ). Желание чем-то себя занять? Принести пользу обществу в моем лице?
Я спросил бы, но мне было интереснее угадать.

– Черт с тобой, делай, что хочешь, – я отодвинул все бумажки в сторону и снова взялся за бутерброд, пробормотав себе под нос. – А ведь я всего лишь попросил свежего хлеба купить… Дженни, помедлив, протянула руку и забрала свою макулатуру.

– О хлебе…

– Завтра купишь, – отмахнулся я.

– Куплю, – она вздохнула. – Если денег дашь.

– Каких денег? Она молча достала из волшебного макулатурного передника чек и положила передо мной. – Я тебе это на неделю выдал!

– Ну… – прозрачно-голубые глаза смотрели на меня с кристальной невинностью. – Ты же сказал, что я могу делать, что захочу…

– Я это сказал после, а не… Так. Стоп, Тэхен. Вдох. Выдох. А то ты свой бутерброд не доешь никогда, вы и так с ним сейчас, как двое возлюбленных, которым не суждено быть вместе из-за черноволосой стервы-разлучницы. – Дженни. Сделай доброе дело – уйди.

– А…

– Дам я еще денег.

– И…

– Ужин потом приготовишь.

– Еще к нам завтра плотник придет. Возможно… – выражение лица ее сделалось задумчивым.

– Дженни!!!

– Ладно, ладно, – она, наконец, повернулась ко мне спиной и направилась к двери.