На несколько долгих секунд в комнате воцарилась тишина, и, кажется, дышать мы перестали оба: Куки от ожидания, я же от тяжёлого шока, со всей дури приложившего меня по башке.
— И скольким ты это говорил? — не выдержав томительного молчания, спросил я, вскидывая подбородок. — Проверенный способ? После этих слов все с тобой ложатся?
— Да пошёл ты, — сердито выдохнул он и, отпустив меня, забрался под одеяло. — Спи.
— И всё? Вот так и закончим разговор? Даже не ответишь? Не скажешь, сколько их было?
— Я признался впервые.
— Оу, серьёзно? Какая честь! Я могу уже начинать гордиться?
— Можешь.
— Спасибо. Уже начинаю. Но в кровать тебе меня даже так не затащить, — я тоже забрался под одеяло.
— Мы и так в кровати.
— Это ничего не значит.
— Думаешь? — он повернулся ко мне.
— Не приближайся ко мне, — торопливо произнёс я, вытягивая в его сторону руку.
— Я-то? Ты же сам пришёл ко мне в кровать, — он криво ухмыльнулся, а мне вдруг резко захотелось вернуться на свой диван.
— Я н-не гей, вообще-то, — заявил привычно, правда с меньшей уверенностью в голосе.
— Правда?
— Конечно.
— Значит, не играй с моим Хосоком.
— Не присваивай, он не только твой. И я не играю.
Он промолчал, продолжая смотреть на меня.
— Да что? Что? Мне уйти? Сказал же спать, а сам... — забубнил я, отворачиваясь от него и натягивая одеяло аж до носа.
За моей спиной тоже послышалась возня.
— Спокойной ночи. И я действительно... сказал это впервые. И это действительно... было искренне.
— Угум. Чудных снов, — ответил я, зажмурив глаза в надежде тут же заснуть.

Но моментально заснуть всё же не вышло. Я беспрестанно ворочался с боку на бок рядом с умиротворённо посапывающим Чонгуком. Его слова никак не выходили из головы. А ещё так некстати вспомнился Юнги, заявивший, что я нравлюсь и Хосоку и Печеньке. Мне вдруг резко захотелось кулака Чимина. Очень срочно. Так, чисто чтоб освободить и освежить голову. Потому что... Потому что я вдруг стал думать о том, что мне необходимо сделать выбор между этими двумя. А потом вспомнил, что я натурал. И мне захотелось выть. Выть от того, что я умудрился об этом забыть. Однако часа через два мне всё же наконец удалось погрузиться в беспокойный сон. А утром пришлось вернуться в ещё более беспокойную реальность.

Одеяло почти всё сползло на пол, и я сполз вместе с ним, правда не на пол, а вниз по кровати. Я лежал, поджав к груди колени, уткнувшись лбом в голый бок Куки и закинув ему на бёдра руку. Когда я открыл глаза, в голове кроме ругательств, всплыли только различные сцены развратного содержания, неизвестно как попавшие в эту чистую и невинную головушку. Осознав стрёмность собственного положения, я, задержав дыхание, стал медленно и аккуратно убирать свою руку, дабы ни в коем случае не разбудить обладателя сих чудных бёдер.
— Это какое-то колдовство? — раздался непривычно насмешливый голос Куки, когда моя рука была над его пахом. — Хочешь подобным образом отвадить меня от похождений и разврата?
— Да. Всё именно так, — я резко подорвался и отскочил от него на край кровати.
— Ты так прижимался ко мне во сне, что я еле сдерживался, — произнёс слишком уж томно с придыханием.
— Тебе медаль за выдержку выдать или что? — отозвался я ворчливо, стыдливо отводя взгляд от его практически совершенно обнажённого тела. Оно и в темноте-то смущало, а при свете дня так и вовсе.

— Почему ты не смотришь на меня? — он поднялся и направился к шкафу.
— Не на что смотреть.
— Правда? А выглядишь смущённым. Только вот... с чего бы тебе смущаться, если парни тебя не интересуют? Держи, — он кинул мне полотенце, а я поднял на него удивлённый взгляд. На его плече было такое же полотенце. — Пойдём в душ вместе.
— С чего бы это?
— А почему нет? Мы оба парни. Парни вполне могут ходить вместе в душ, в этом нет ничего такого.
— Ты перед сном мылся, — вспомнил я.
— Хочу снова. За ночь я сильно вспотел. Душно было. Пошли.
— Да не пойду я с тобой. Не понимаю я такого извращенства. Иди первым. Я помоюсь после тебя.

Но вместо того, чтобы прислушаться к моим весьма мудрым и разумным словам, Чонгук схватил меня за руку и волоком потащил из комнаты в коридор, после чего затянул в ванную и, заперев дверь, затолкнул в душевую кабину и включил душ. На мою голову полилась тёплая вода.
— Ты свихнулся?! — я испуганно смотрел в потемневшие глаза Куки, чувствуя, как неприятно прилипает к спине мокрая футболка.
— Я сказал, мы моемся вместе, — отчеканил он властно, толкая меня обратно, когда я предпринял попытку уйти.
— Я же в одежде!
— Так раздевайся. В чём проблема? Или тебе помочь?
Я даже не нашёл, что ответить на это. А он, воспользовавшись моим замешательством, тоже шагнул под тёплые струи воды и сразу же встал на колени, хватаясь за молнию на ширинке моих мокрых брюк.
— Что ты делаешь?! — я вцепился в его руки. — Не смей трогать меня! Я уже сказал, что не хочу тебя!
— Всего лишь минет, — он запрокинул голову, глядя на меня снизу-вверх, а у меня на мгновение перехватило дыхание, настолько соблазнительно он выглядел, будучи мокрым. — Лишь раз. Хочу сделать это для тебя хотя бы раз. От этого геем ты не станешь. Я никому не расскажу.
— Я не хочу. Мне не нужен никакой минет! Выпусти меня! — я толкнул его в плечо, но тот не сдвинулся с места. — Не глупи. Ты ведь пожалеешь.
Так как руки его я уже отпустил, он снова ухватился за ширинку, а я поспешно грохнулся на колени, заставив его отпустить молнию и оказавшись таким образом с ним лицом к лицу.
— Ты ведь не такой человек? — я перешёл на шёпот. — Правда? Ты ничего не можешь сделать со мной против моей воли, ведь так? Мне был так симпатичен тот Печенька, с которым я познакомился, но тот, каким он оказался на самом деле... мне совершенно не нравится.
— Ащщ! — Чонгук вскочил на ноги и, разъярённо зарычав, сгрёб с угловой полки всё содержимое. Я вздрогнул. Цветные банки, тюбики и флаконы шумно посыпалось прямо рядом со мной. Чонгук сполз по стенке, сев на мокрый поддон, и, поджав к груди ноги и закрыв глаза, подставил лицо струям воды. — Бесит... Как же бесит... Снова ошибся. Только и делаю, что ошибаюсь. Гений? — он рассмеялся, неприятно и истерично. — Жалкий гений.

Терять мне было уже нечего в плане и так уже мокрой одежды, так что я сел рядом, тоже откинувшись на стену.
— Не хочешь поделиться, как ты докатился до такой жизни? Не то, чтобы мне очень интересно, просто думаю, что тебе не помешало бы выговориться, — я откинул назад чёлку, с которой стекала вода прямо на глаза.
Чонгук несколько секунд смотрел на меня, а потом поднялся и, клацнув защёлкой на двери, вышел из ванной, оставляя за собой лужицы воды. Вернулся почти тут же, с банкой пива в руке. Не став снова запирать дверь, сел обратно под воду рядом со мной.
Несколько минут он молча цедил пиво, в которое подмешивалась тёплая вода, всё ещё льющаяся сверху.
— Будешь? — протянул мне уже полупустую банку.
Я кивнул и, сделав пару глотков, вернул ему.
— Я влюбился в Хосока, — шумно смяв жестяную банку, эффектно начал Чонгук, а я от удивления даже перестал крутить у своих ног яркий флакон шампуня. — Это было моей самой большой ошибкой.
— Он говорил, что вы как братья.

— Да. Он всегда так считал, но не я. Я не знаю, когда конкретно это началось, но я действительно влюбился в него. Не удивительно, ведь я столько времени с ним проводил. Хотя неплохо бы, если бы это времяпрепровождение вылилось в обычную привязанность. Но нет, мне не повезло, — он нервно хмыкнул. — Я даже не думал ему признаваться, не хотел открываться. Ведь я гей. А он... Его я считал натуралом. Я боялся, что он отвернётся от меня, если узнает какой я. Да и какой смысл в признании, если взаимность невозможна? А потом, однажды, когда я уже учился в средней школе, Хосок вдруг решил мне поведать огромную тайну. Сказал, что его не интересуют девушки. Эта новость очень сильно меня огорошила. Я был настолько в шоке, что даже не смог тогда сказать, что я такой же. А ведь этот момент был таким подходящим. Я очень обрадовался тогда. Решил, что не всё потеряно и я могу попытаться признаться. Начал думать о том, что Хосок неспроста мне сказал это, что возможно я тоже ему нравлюсь. Но нет, он совсем не видел во мне парня. Я был для него просто милым молчаливым ребёнком, который всегда готов выслушать истории об очередной его мимолётной влюблённости. А потом появился он. Этот чёртов Мин. И все разговоры были только о нём. Я ужасно ревновал, хоть и не подавал виду. Хосок всё время жаловался, какой этот Мин хреновый, рассказывал, как тот в очередной раз послал его и как ему обидно. Но всё равно опять шёл к нему, оставляя меня одного. Но однажды я всё-таки набрался смелости. Я поцеловал Хосока в щёку и сказал, что люблю его.
— Ты же сказал, что признался впервые! Мне признался! — я чувствовал себя немного оскорблённым.
— Соврал, — отозвался невозмутимо.
— Лживая сволочь, — я надулся.
— А тебе есть разница?
— Нет. Мне пофиг. Что там дальше?
— Короче, я сказал, что люблю его, а он... — Куки грустно усмехнулся. — А он лишь потрепал меня по волосам и сказал, что я очень милый. Он даже моё признание не воспринял всерьёз. Было обидно. Ужасно обидно. И больше подобных попыток я не предпринимал.

Он поднялся и снова вышел из ванной, вернувшись уже с двумя банками пива.
— У Чимина обширный запас, явно на случай апокалипсиса. Не на трезвую же голову его встречать, — фыркнул он и, сев, протянул мне одну банку.
Минут пять мы пили в тишине. Чонгук пил легко и привычно, я же морщился от неприятного горького вкуса.
— И что потом? — спросил я и поставил пустую банку у своих ног, в которую стала шумно набираться вода.
— Перейдя в старшую школу, — Куки вздохнул и поставил свою банку рядом с моей, — я понял, что так продолжаться не может. Пусть я и не смог быть с Хосоком, я ведь всё ещё мог влюбиться. И я не хотел, чтобы всё снова повторилось, чтобы во мне снова видели лишь ребёнка. Я решил, что когда влюблюсь снова, — он кинул на меня косой взгляд, — я должен быть совершенно другим, вести себя иначе с этим человеком. Я должен быть уверенным в себе соблазнителем, а не испуганным ребёнком. Чтобы он во мне видел парня, способного заинтересовать и зацепить.
— Ну да, — я закатил глаза, — шлюхи капец как цепляют.
— Эй, суть моей задумки была вовсе не в том, чтобы стать шлюхой. Я должен был стать плейбоем.
— Это же такие разные вещи, угум, — я рассмеялся.
— Не смейся, — он обиженно насупил брови. — Это решение вообще-то было взвешенно и обдумано. Всё серьёзно, — и сам вдруг прыснул.
— Мне нравится, когда ты смеёшься, надо почаще тебя спаивать.
— Да я только за.
— Решение стать алкоголиком тоже взвешенно и обдумано? — я снова рассмеялся.
— Естественно. В этой голове, — постучал пальцем себя по виску, — всегда всё взвешенно и обдуманно. А вот в этой, — ткнул меня в лоб, — сплошной беспорядок.
— Да откуда тебе знать? Может, там всё ещё обдуманней, чем у тебя!
— Не может.
— Ты отвлёкся от темы, — ворчливо напомнил я.

— В общем... — Куки подставил ладонь под струи воды. — Мы были в баре вдвоём. Юнги был пьян. И я попросил его. Попросил научить меня целоваться. И он научил. А позже научил и большему. Я знаю, что это низко и мерзко, — он опустил голову, водя рукой по воде на поддоне. — Ведь я уже тогда знал, что Хосоку он нравится. Но я никому больше так не доверял, как им двоим, чтобы просить о подобном. А после... мне хотелось практики. Хотелось проверить, могу ли я кого-то соблазнить. К тому же, Юнги переспать со мной отказывался, а мне казался этот опыт ужасно необходимым, без него я не мог чувствовать себя достаточно уверенно. Поэтому да, было несколько парней, которых я цеплял в клубах.
— Клубы? Тебя пускали?
— Деньги решают всё. А с ними у меня проблем не было и нет.
— И со сколькими ты?
— Переспал я только с двумя. Опыт я получил и продолжать спать неизвестно с кем желания у меня не было. А те, кто были не «неизвестно кто», особой симпатии как-то не вызывали.
— А потом появился Чимин, — подсказал я.

— Он нравится мне, — кивнул. — Но только внешне. А его суть... Он не кажется мне хорошим человеком. К тому же... и он и я уже влюбились.
— И-и-и... что это значит?
— У нас ничего не было, — поднял на меня взгляд. — Совсем.
— Но... — я растерялся. — Ты же сказал... а он даже не опроверг...
— Деньги решают всё, — повторил, передёрнув плечами.
— Но ты ведь живёшь у него.
— Мы живём, — поправил. —  Ты ведь здесь тоже.
— Неважно. Не в этом суть, — отмахнулся. — Я попал сюда случайно.
— Я тоже. Эту квартиру сдают мои родители, — признался нехотя. — Прошлой ночью у нас дома прорвало трубу и квартиру сильно затопило. Мама отправила меня сюда, сказав, что квартиру снимает очень милый парень моего возраста. Сказала, чтобы я немного пожил с ним, пока дома всё починят. Я и не знал, что этим «милым парнем» окажется Чимин.
— Да уж, милый, — я фыркнул. — А чего к Хосоку не пошёл?
— Не хотел беспокоить его посреди ночи.
— Всё ещё любишь его?
— Нет, теперь это просто привязанность, — улыбнулся.
— И зачем ты мне врал насчёт Чимина? Опыт? — я прыснул, глядя на него.

— Да, опыт, — кивнул. — Решил поиграть в серьёзные отношения, — Чонгук рассмеялся, чисто и легко. — Глупо?
— Очень, — я тоже не сдержал смеха.
— А вообще, я просто хотел, чтобы ты ревновал. Ты же ревновал? Хоть чуточку? Соври. Скажи да, чтоб я не чувствовал себя таким ничтожеством.
— Естественно! Аж сгорал от ревности и мечтал стереть с лица земли всех, кто ошивается с тобой рядом! — заявил пафосно.
Я ощущал себя как-то вольно и свободно. То ли от того, что наконец понял, что творится в голове Печеньки, то ли всего лишь от алкоголя. Хотелось просто продолжать смеяться в этой душевой под струями тёплой воды. И ни о чём не думать.
— Презираешь? — спросил Чонгук, придвигаясь чуть ближе.
— Конечно! Ещё как! Цеплял он абы кого в клубе! Пф! Да ты опасен для общества! Надо тебя изолировать! — я всё ещё смеялся.
— Зато я реально стал уверенней! — улыбнулся. — Чтобы Хосока в щёку чмокнуть, я несколько месяцев морально готовился. А теперь... могу вот поцеловать тебя хоть сейчас.
— Снова врёшь, — я хмыкнул. — Даже когда мы просто за руки шли, ты уверенным не выглядел.
— Но сейчас-то я пьян.
— А я даже трезвым и без такого обширного опыта могу поцеловать тебя, — выдал я заносчиво.
— Правда, что ли?

Чонгук смотрел на меня в упор, повернувшись ко мне, а я только сейчас заметил, как близко тот вдруг оказался. Его затуманенный взгляд и мокрые ресницы, чуть приоткрытые губы и капли воды, отскакивающие от голых плеч. Это так завораживало, что на меня вдруг нахлынуло чувство эйфории. Слегка улыбнувшись, я встретился с Чонгуком взглядом, а потом, прикрыв глаза, стал медленно и мягко целовать мокрые губы.