Пока шли уроки, у меня перед глазами упорно стоял Печенька с его вчерашним поцелуем на ночь. После своего быстрого чмока он слишком скоренько смылся, не дав мне даже выразить свой шок. А шок-то был, при том неслабый. Я понимал, что для человека, зажимающегося с кем попало по углам, этот, по сути, детский поцелуй вообще ничего не значил. Но. Но тем не менее меня это немножечко, совсем капельку волновало. Настолько капельку, что я умудрился схлопотать неуд аж по трём предметам. А ведь успеваемость у меня уже потихонечку шла в гору (невысокую и скромную, но определённо гору).

— О! Путана! — обрадовался (на самом деле просто старался прикрыть смущение) я встреченному по пути в бар Куки. — Как дела в школе?
— С какой целью вдруг интересуешься? — кинул на меня косой взгляд и слишком уж поспешно спрятал руки в карманы брюк (будто я тут снова за ручку пройтись собрался, ага).
— А нельзя? Я же твой хён! Дофига заботливый хён! Я даже простил тебе разбитую губу. Я та ещё прелесть, правда? Кстати, мне вот любопытно, — наклонился к его уху, довольно громко зашептав: — Ты зарабатываешь прям в школьном туалете? Антисанитария не напрягает? Вы там хоть предохраняетесь? А то подцепишь какую-нибудь заразу...
— Блять...
Тут изумлённо замолкли мы оба. Кажется, Печенька не меньше меня удивился столь нецензурному слову из собственных уст.
— Юнги, однако, на тебя плохо влияет... или кто-нибудь ещё... — пробормотал я и продолжил тему: — Хосок ведь не в курсе твоих похождений. Кто ж тогда совет тебе даст, если что? Остаюсь только заботливый я. Так что ты должен прислушиваться ко мне.
— Совет? От тебя? А у самого опыт-то есть? Не похоже.
— Ну... Зато у меня прекрасные теоретические знания! — нашёлся я. — Я, знаешь, сколько манги перечитал?! — выдал гордо. — И порой даже 18+.
— Даже? — он хмыкнул. — Яой?
— Ну... нет... — поник немного. — Тут надо за советом тогда к сестре моей обращаться, она в этой теме профи.

В «Омуте» играла музыка. При том так громко, что я стал переживать за барабанные перепонки того, кто внутри.
— Что происходит? — поинтересовался я у Юнги, что одиноко и сиротливо сидел на улице на табурете у кадки с цветами.
— Хосок вроде как репетирует новый танец для прослушивания, — объяснил, высунув из уха наушник. — Ну, а как по мне, так он просто перебрал.
В бар я зашёл один, Куки отчего-то остался снаружи с Юнги. Оранжевый посреди зала, порой едва не цепляясь за столы, мирно выстроившиеся у стены, самозабвенно что-то выплясывал. И, к моему удивлению, выходило у него очень даже неплохо, не считая того, что в музыку тот не попадал совершенно.
— Шеф, — попытался окликнуть его я, но естественно безрезультатно. — Шеф! — гаркнул, что было мочи.
— Мой ТэТэ! — наконец заметил он меня и сразу же повис у меня на шее. От него знатно разило алкоголем. — Поцелуешь меня?
— Не думаю, что мне понравит...
Выразить своё мнение Хосок мне не дал, уже посасывая мою нижнюю губу, а ещё через секунду требовательно проталкивая свой язык мне в рот. Сопротивляться я не пытался, несмотря на неприятный привкус алкоголя. Поцелуй был слишком влажным, слишком глубоким и слишком уж пошлым. Одним словом, таким, что прерывать мне его совершенно не хотелось. Однако рука Хосока, упорно норовящая скользнуть мне за пояс брюк, всё же вынудила меня прекратить сие действо.
— Ты чего? — оранжевый смотрел удивлённо и непонимающе, будто я сделал что-то до жути нелогичное.
— Понимаешь... — я смутился, чувствуя себя виноватым. — Сюда ведь может кто-нибудь войти. Рамки приличия и всё такое...
— Не может, — снова притянул меня к себе.
— А как же Печенька? Он же там, за дверью.
— Да?
— Да, — поспешно ухватил его руку, палец которой уже очерчивал круги вокруг моего пупка. — Ты сам сказал, он золотой ребёнок, которого ни в коем случае нельзя развращать! — затараторил. — А тут увидит такое...
— Ты прав, — он закивал, но вместо того, чтобы отпрянуть и дать мне хоть полметра личного пространства, крепче вцепился в меня и потянул вон из бара.
На выходе Юнги с Куки лишь проводили нас недоумёнными взглядами.

Свернув на соседнюю улицу, Хосок остановился прямо посреди тротуара напротив цветочного магазина и снова, с не меньшим воодушевлением, стал меня целовать. Поцелуи Хосока — это такая вещь, от которой напрочь теряешь связь с реальностью. Ибо слишком чудесно. Слишком захватывающе. Даже если ты этого не хотел, начав, остановиться невыносимо сложно. Хочется стереть весь мир и просто самозабвенно целоваться часами... Однако от получения неземного удовольствия меня снова отвлекла рука, сначала словно выписывающая узоры по моей пояснице под футболкой, а затем без стеснения скользнувшая ниже... Я оттолкнул оранжевого и, отступив на шаг, стал лихорадочно осматриваться по сторонам: даже с противоположной стороны улицы на нас косились кто с любопытством, а кто и с осуждением.
— Нельзя так... У всех на виду... — мне стало ужасно неловко, словно мы тут прям оргию под открытым небом на глазах у всего честного люда устроили.
— Да ладно тебе, — отмахнулся, хихикнув. — Забудь обо всех, — сделал шаг ко мне.
— Шеф, — посмотрел на него укоризненно и снова отступил назад.
— Ладно, понял, — вздохнул удручённо.
— Почему ты напился? Что-то случилось?
— Я не напился.
— Определённо напился.
— Не напился, а слегка выпил.
— И почему же ты «слегка выпил»?
— Да потому что этот чёртов Мин...
— Всё твои проблемы сводятся к нему?

— Этот чёртов Мин, — продолжил на той же раздосадованной ноте, — мне с утра сказал, что я полный ноль, что я бездарность! Ладно, когда это говорят другие... Я всё могу стерпеть. Но он... Разве он мне не друг? Разве он не должен меня поддержать? Он сказал, чтобы я бросал свои глупые попытки и просто работал в «Омуте». Но я не хочу так! Было бы замечательно, если бы он просто сказал, что я крут... — надул щёки, глядя себе под ноги, а потом сердито оскалился и пнул металлическую крышку от бутылки (впрочем, не попав по ней). — Ненавижу его!
— Угум.
— Что «угум»? Скажи, что он сволочь!
— Определённо та ещё сволочь! Не переживай! — легонько погладил его по плечу. — Забей ты на этого чёртова Мина. У тебя же есть я. Разве меня тебе мало? Я всегда буду на твоей стороне. У тебя всё получится! Покажи этому чёртову Мину, что если не дрыхнуть весь день как он, то можно добиться чего угодно! Вперёд к успеху! — закончил пафосно, вскинув руку вверх, указывая на здание одного из развлекательных агентств, возвышающееся неподалёку.
— Да! Я сделаю это! Сделаю это благодаря моему ТэТэ! Сделаю это прямо сейчас! — и Хосок сиганул переходить дорогу (естественно, в неположенном месте) с явным намерением покорить всех в агентстве своим чудным перегаром.
— Эй, нет. Стой, — ухватил его за капюшон спортивного костюма прям перед носом уже сигналящего автомобиля и оттянул на обочину. — Давай не сейчас.
— Думаешь, я недостаточно хорош? Думаешь, мне нужно ещё практиковаться?
— Думаю, тебе нужно протрезветь. Пошли в «Омут».
— Но я не пьян.
— Мне виднее.
— Ладно, я пойду в бар, но только если ты меня поцелуешь.
— Шантажист, — фыркнул я и, убедившись, что на нас никто не пялится, коснулся его губ быстрым поцелуем.

У «Омута» нас ожидали двое. Вот только не в прежнем составе. Юнги, как и табурета, на котором он сидел, уже не было (да и музычка отсутствовала), а вот Куки присутствовал. Он стоял, прижавшись спиной к двери, не впуская внутрь Чимина, в наряде которого лишь майка сменилась на атласную чёрную рубашку.
— Бар ещё закрыт, — довольно уверенно стоял на своём Печенька, когда Чимин возмущался и тыкал в табличку с режимом работы, настаивая на том, что бар уже как две минуты должен работать.
— И вообще, я не в бар, а лично к Юнги. Так что потеряйся уже, сопля.
— Эй! — вспетушился сразу оранжевый. — Не смей оскорблять моего Куки!
Набрав полную грудь воздуха, он уже, похоже, с намерением нарваться на неприятности, направился к Чимину, но я ухватил его сзади за кофту. А тот даже не предпринял попыток вырваться.
— Печенька, впусти его, — милостиво разрешил я, и Куки не хотя открыл дверь, пропуская Чимина внутрь. — Там, небось, Юнги заскучал. Ревнуешь, что ли? — проходя мимо, шепнул я последнее на ухо недовольному Куки, а тот в ответ только насупил брови.
— Расслабься, много времени не займу, — кинул Чимин Юнги, который протирал полотенцем стаканы с таким угрожающим видом, будто это не посуда, а как минимум холодное оружие.
— Аллилуйя, — голос блондина был прям полон безудержного веселья, настолько, что оно аж лилось через край.
— Сегодня. В полночь. Возле отеля «Эрос», — и Чимин, гордо (и дофига высоко) вскинув подбородок, вышел из бара.
— Реально быстро. Кажется, тебе назначили свиданку, — я улыбнулся (уж очень меня забавлял такой Чимин). — Пойдёшь?
Юнги в ответ продолжил молча вытирать и без того сухие стаканы.
— Ну-с, молчание — знак согласия! Надеюсь, свидание у вас выдастся крышесносным! И не забудь презервативчик захватить, — брякнул я напоследок, прежде чем скрыться на кухне и услышать уже оттуда невнятное ворчание Хосока.

Бар, хоть и с опозданием, но всё же открылся и функционировал вполне себе успешно. Я тоже функционировал неплохо, ибо настроеньице было просто отменным (видимо, в поцелуях Хосока кроется особая энергетика). Но когда всё чудесно, просто обязано случиться что-то такое, что всё непременно испортит. В данном случае этим «что-то» был телефон. А если ещё конкретнее — сообщение. Сообщение весьма обнадёживающего содержания: «Мы с мамой видели тебя целующимся с парнем. Кажется, теперь она мне поверила. Мама ужасно зла. И думаю, тебе не выжить. Мужайся!». Ах да, и в конце ещё эти глупые подмигивающие смайлики.

Можно было бы конечно решить, что сестра сделала огромную милость, предупредив меня о подобном. Мол, чтоб я не совался домой и переночевал где-нибудь. Но так как список моих друзей, у которых я мог бы залечь на дно, полон лишь пустых строк, выглядело это как издевательство. Наверняка она просто хотела, чтоб я, вместо того, чтобы радоваться жизни, уже начинал нервничать и понемногу сходить с ума. Очень мило.
Мама сердилась довольно редко. Но это «редко» всегда было очень масштабным. После того поцелуя с Чимином... Когда до неё дошла вся эта информация, дома был огромнейший скандал. Мама кричала, а я плакал и лепетал о том, что я не виноват. Пару неслабых тумаков тогда отхватил (как будто мне Чимина было мало). И потом ещё около месяца она со мной совершенно не разговаривала, заставляя меня чувствовать себя врагом народа. Я тогда стал ещё больше времени на мангу тратить, лишь бы только пореже присутствовать в реальном мире.

Теперь же мне было даже страшно представить, что скажет мне мама и какие весьма лестные определения мне подберёт. А моя душа слишком ранимая, ей никак нельзя подобного слышать. Так что мною было твёрдо решено во что бы то ни стало домой сегодня не возвращаться. Может, к завтрашнему дню мама как раз чутка отойдёт и мне меньше достанется. Но ночевать ведь где-то всё равно надо. А что же ещё может послужить вторым домом, как не родная работа?

— Шеф, — я заглянул ближе к полуночи на кухню, где были Хосок и Юнги. — Я домой пойду.
— Подожди. Сейчас закрываемся. Я тебя провожу.
— Не стоит, всё в порядке. Мне нужно срочно бежать.
— Ладно, тогда ступай. Спокойной ночи, — оранжевый улыбнулся и продолжил уплетать бутерброд.
Я, шумно ступая, дошёл до выхода и звучно хлопнул дверью. После чего торопливо и тихо скрылся в туалете (благо Печеньку домой Хосок уже давно отправил, а то б накрылся мой план ночёвки). Спустя минут десять раздались голоса Юнги и Хосока, а затем хлопнула дверь и клацнул замок. Для надёжности я решил выждать ещё (уже едва не задремал сидя на унитазе в темноте, со своей такой излишней надёжностью).

Только я вышел из туалета и сделал шаг, как споткнулся о что-то, чего тут никогда раньше не было, и ничком повалился вниз. Повалился на что-то тёплое и явно дышащее.