Дыхание не по воле девушки сбивается, рывками хватая воздух.

— В каком смысле? — все так же боясь шелохнуться, она смотрит в покрытые пеленой раздумий глаза напротив.

— Ты – душа-хранитель, Виен, — полушепотом отвечает Суюн, глядя проясненным взглядом на испуганную девушку. — Ты его душа-хранитель. Ты не смогла покинуть мир не по случайности. Просто он еще жив, и ты должна охранять его душу! Хранителей осталось очень мало, Виен, как и безгрешных душ, что они берегут от искушений грехов, — тараторит Суюн, бегая глазами по лицу подруги.

Та медленно отстраняется, смотрит в пустоту, переваривая сказанное, ставшее комом в горле. Суюн продолжает говорить что-то о великом долге, посланном с небес, но Виен не слушает. Виен раскрошили на части этим заявлением. Разбили о стену с гулким грохотом.

Похоже, ей не было суждено полюбить, как тем девушкам, которых встречают их любимые после выписки из мрачной больницы, как когда-то ее родителям, которые наверняка и дышать друг без друга не могли. Виен досталась только глупая пластмассовая подделка настоящей любви, какой-то бессмысленный долг, который она и не просила. Неужели во всем мире ей одной не хватило этого прекрасного чувства?

— Виен, ты слышишь? Ты обязана вернуться и беречь душу этого парня, как зеницу ока! Ты поняла меня? — Суюн получает в ответ только обиду, граничащую с презрением, во взгляде карих глаз и поджатые губы.

Виен сбрасывает с себя ладонь подруги и подрывается с места, убегая в сторону больничного отделения. Туда, потому что другого выбора и не остается. И она это прекрасно понимает. Здесь никому не нужны ее драмы и непринятие этого пусть и вмиг ставшего ненавистным, но не терпящего отказов долга. Теперь у нее есть хотя бы цель для существования.

Девушка возвращается к той двери, чей образ прочно запечатался в памяти. Так, что теперь ни вырвать, ни стереть никак нельзя. Как бы ни хотелось. Она делает решительный шаг вперед к своей неизвестности и неизбежности. Шаг в пустоту, несоизмеримо болезненную и устрашающую.

— Я еще вернусь, хен! Не скучай тут без меня! — юноша имитирует выстрелы, сделав пистолетики из указательного и большого пальцев на обеих руках. Он приближается к двери, и Виен тактично отходит, несмотря на знание того, что ее никто и не замечает. Парень растягивает лисьи губы в улыбке.

А Виен ведь всегда нравилось смотреть на то, как улыбаются люди. Все по-разному, с различными чувствами и эмоциями, со своей мыслью и посылом, но все, как один, прекрасно. Только она так не может. Ее улыбка не такая яркая. Она тусклая и неприветливая, как девушке всегда казалось. Поэтому Виен остается только смотреть на чужие и довольствоваться тем, что имеет.

— Слушай, ты бы лучше за вступительные экзамены так переживал, — цокает парень на больничной койке и хмурит брови еще сильнее в ответ на ехидные смешки. — Чонгук, это действительно важно! Это ведь твоя учеба, как ты не понимаешь?

— Господи, Хосок-хен, не будь таким занудой, — тянет юноша, выскальзывая за дверь. — Ну, бывай, — снова улыбается он, захлопывая дверь прямо перед летящей в нее подушкой.

Парень фыркает и поднимается с места, приближаясь к двери и продолжая что-то ворчать себе под нос.

— Вот же маленький... — и тут Виен позволяет себе пропустить тихий смешок.

Почему-то, смотря на него, постоянно хочется улыбаться, а глядя на этот спектакль, рассмеяться во весь голос. И это пугает. Еще никогда она не чувствовала чего-то подобного. И не собиралась, если честно. Больше нравилось размеренное существование. Меланхоличное и серое, бессмысленное, но такое приевшееся. Не хочется оставлять это в прошлом и встречать что-то новое.

Парень вдруг замирает на месте с подушкой в руках. Он упирается взглядом прямо в Виен, и она чувствует, как холодеет изнутри. Перед глазами простирается бесцветная пелена, а кончики пальцев леденеют от страха. Неужели заметил?

— Эй, Хосок, ты что, видишь меня? — полушепотом спрашивает девушка, невольно делая шаг назад.

Парень еще несколько секунд буравит настороженным взглядом небесных глаз Виен, но после быстро оглядывается по сторонам и безразлично пожимает худощавыми плечами, решив вернуться на койку и взять в руки книгу с полки. Виен рвано выдыхает и подходит к чуть приоткрытому окну.

Напротив целый город с тысячей шумов, построек и гуляющих вечером людей. Звезд на небе еще не видно, но девушка вылавливает взглядом самую яркую, пробившуюся даже сквозь закатное вечернее небо. Виен не уверена, но что-то внутри нее вновь хочет верить.

***

Кончики пальцев скользят по стеклу, изредка отбивая по нему беззвучную дробь. За окном темно и пахнет мокрым асфальтом. Слышна полицейская сирена, перебиваемая сильным ливнем. Тот бьет по окну, попадает в форточку и осыпается мелкими каплями на белоснежный подоконник вместе со смешениями запахов в воздухе, не удостаивая вниманием Виен. Она тихо вздыхает и поднимается с насиженного места.

Хосок давно спит. Несколько часов назад медсестра принесла ему какие-то лекарства и вежливо попросила выпить их, сказав, что его организму стоит отдохнуть. Как узнала Виен из десятков подслушанных разговоров и подглядываний в медицинскую карту, у Хосока с самого рождения больное сердце, поэтому ему нужно готовиться к очередной операции. Но девушка не видит на его лице никаких переживаний. Похоже, он провел не особенно добрую половину своей жизни на операционных столах, раз чувствует себя так спокойно. Или обреченно?

Мир слишком несправедлив, считает Виен. Такая чистая и невинная душа обречена на вечные муки. В младенчестве Хосок попросту не мог совершить ничего плохого, чтобы всю жизнь так страдать. Попадающиеся изредка души грешников частенько могут ляпнуть что-то вроде «Да он просто не успел согрешить». Но Виен хочется верить, что душа Хосока так прекрасна только потому, что он сам того желает. Ведь и при таком образе жизни его могли искушать грехами. Разве не так?

Виен подходит ближе к койке, усаживаясь на ледяной пол. Она упирается локтем в постель и подпирает голову ладонью. За несколько месяцев она успела привязаться к Хосоку. Теперь будет слишком больно его терять, если что-нибудь вдруг случится. И Виен винит в этом только себя. За то, что не смогла держаться подальше, не смогла скрываться и отказать своим чувствам в их стремлении расти. Винит, но уже ничего не может с этим поделать.

Парень с лисьей улыбкой и большими искрящимися счастьем глазами, который Чонгук, приходит почти каждую неделю. Но иногда пропадает на учебе и после без конца извиняется перед Хосоком, чуть ли не плачась в его же подушку, за то, что так долго не появлялся. Но тот никогда и не обижается, а только еще больше радуется очередной встрече с глупыми и бессмысленными, но такими веселыми и живыми разговорами. Виен благодарна Чонгуку за то, что он всегда рядом и не позволяет Хосоку грустить в одиночестве. Теперь она видит, что такое настоящая дружба. И ей хотелось бы также.

Суюн она больше не видит и нигде не встречает. Душа иногда болезненно ноет, требует вернуться к подруге, но разум все бесчувственно вторит воспоминаниями о том дне. Виен правда пытается понять ее, но так и не может избавиться от жгучей обиды.

«Ты обязана!»

И ничего она не обязана. Виен сама себе прекрасный главнокомандующий, чтобы отдавать такие приказы. Это полностью ее выбор, оставаться или уйти. По крайней мере, так хочется думать.

Она вглядывается в чуть неспокойное лицо спящего Хосока.

Проводя ладонью по его лбу, Виен останавливается, охлаждая жар от количества принятых антибиотиков. Холод ее тела беспрекословно переходит на чужую кожу, опаляя льдом. Она встает на ноги и коротко целует парня в лоб, возвращаясь на свое место на подоконнике.

Виен бы хотелось когда-нибудь полюбить его не так, заботиться о нем, но с совершенно другим посылом, чувствовать его по-настоящему. Так, чтобы и он ее видел, ощущал и дышал ею. Но этому не бывать.

Так ведь устроен этот несправедливый мир?