Рейвен приходила в себя медленно. Она лежала в постели, одежды на ней не было. Рядом был Михаил, его руки запутались в ее влажных волосах. Девушка узнала ощущение, которое ей дарили его пальцы, заплетающие ее волосы, его движения, спокойные и неторопливые, приносили успокоение, невзирая на ее затуманенную память. Она, по-видимому, была в старинном замке, продуваемом ветрами. Но в спальне было тепло, и Михаил наполнил ее умиротворяющим ароматом трав и мерцающими свечами. Он вымыл их обоих, поэтому их тела пахли только друг другом и травяным мылом.

Михаил ждал, заплетая ей косу, пока Рейвен пыталась сориентироваться в окружающей обстановке. Дотронувшись до ее сознания, он обнаружил, что она смущена и отчаянно цепляется за свое благоразумие. Она боялась его, но еще больше боялась довериться собственным суждениям.

Рейвен изучила каждый угол комнаты, каждый предмет, в то время как ее сердце бешено стучало в груди, гулом отдаваясь в ушах. Комната была прекрасно обставлена. В камине горел огонь, длинные конусовидные свечи испускали легкий аромат, который смешивался с запахом трав. На столике рядом с кроватью лежала видавшая виды Библия. Рейвен ничего не узнавала, но в то же время все казалось ей таким знакомым.

Стеганое одеяло на кровати было толстое и теплое, мягкая ткань касалась ее кожи. Лишь сейчас Рейвен заметила, что полностью обнажена. И сразу почувствовала уязвимость и смущение. У нее было такое чувство, что она принадлежит этому месту. Руки Михаила выскользнули из ее волос и стали гладить шею, массировать ноющий затылок. Его прикосновение было таким родным, вызывало в ее теле волнующие ощущения.

— Как ты поступил с Моник и ее мужем?

Она сжала в горсти одеяло. Рейвен старалась не обращать внимания на его тепло, когда он придвинулся ближе, отчего их тела соприкоснулись, волоски на его груди защекотали ее спину, а напряженный член плотно прижался к ее ягодицам. Ему было хорошо. Они с ней были частью одного целого.

Михаил поцеловал кровоподтек на ее горле, бархатистым языком прошелся там, где у нее бился пульс. Ее тело сжалось от предвкушения. Но сомнение в сознании осталось.

— Они дома, любят друг друга. Ничего не помнят об Андре и зверстве, которое он учинил над ними. Нас они считают своими близкими друзьями.

Он поцеловал еще один синяк. От легкого как перышко поцелуя в ее крови заплясало пламя. Его руки скользнули по ее тонкой талии, обхватили полную грудь. Он дотронулся до ее сознания, но Рейвен тут же ментально закрылась.

— Почему ты боишься меня, Рейвен? Ты видела меня в моем худшем виде — как убийцу, носителя справедливости для нашего народа.

Он потер большим пальцем ее сосок, отчего она ощутила внутри жидкое тепло.

— Ты веришь, что я дьявол? Прикоснись к моему сознанию, малышка. Я не могу ничего скрывать от тебя. Я никогда и не скрывал от тебя своей истинной природы. Когда-то ты смотрела на меня с сочувствием и любовью. Принимая. Неужели все это забылось?

Рейвен закрыла глаза, от длинных ресниц на высокие скулы легли тени.

— Я не знаю, во что теперь верить.

— Поцелуй меня, Рейвен. Слейся со мной сознанием. Отдайся мне, чтобы мы стали единым целым. Ты верила мне прежде, поверь и теперь. Посмотри глазами любви, глазами прощения на то, что я вынужден делать, за чудовище во мне. Не смотри на меня глазами того, кто хотел уничтожить наш народ. Отдайся мне.

Его голос соблазнял, как черная магия. Его руки ласкали каждый дюйм ее бархатистой кожи. Он помнил каждый изгиб, каждую впадинку ее тела. Его тело пылало от желания, а голод все увеличивался. Очень нежно, чтобы не спугнуть, Михаил накрыл ее своим телом. Под его руками она была такой миниатюрной, такой хрупкой.

— Как получилось, что ты стал моей жизнью, Михаил? Я всегда была одна, уверенная в своей силе. Такое чувство, что ты захватил мою жизнь.

Он взял ее лицо в ладони.

— Рейвен, ты моя жизнь. Признаю, я лишил тебя всего, что ты знала, но тебе не предназначено прожить всю жизнь в одиночестве. Я знаю, что это такое, знаю, каким одиноким может быть существование. Они бы использовали тебя и погубили. Разве ты не чувствуешь, что ты — моя вторая половинка, а я — твоя?

Его губы коснулись ее глаз, скул, уголков рта.

— Поцелуй меня, Рейвен. Вспомни меня.

Длинные ресницы вспорхнули, и она всмотрелась в его голодные черные глаза своими синими, которые постепенно становились темно-фиолетовыми. По глазам она видела, как он ее желает.

— Если я начну целовать тебя, Михаил, то не смогу остановиться.

Его рот нашел ее горло, ложбинку между грудями, на мгновение задержался в районе сердца, покусывая чувствительную кожу, прежде чем вернуться к ее губам.

— Я — карпатец, мое существование проходит в мире тьмы. Это правда, что я почти ничего не чувствую, что моя сущность получает удовольствие от охоты, от убийства. Побороть нашу дикую натуру мы можем, лишь отыскав свою единственную пару, вторую половинку, свет в нашей тьме. Рейвен, ты — мой свет, моя жизнь. Но это не снимает с меня обязательств перед моими людьми. Я должен охотиться на тех, кто угрожает смертным, тех, кто угрожает нашим людям. В такие моменты я не имею права испытывать чувства, или моей судьбой станет безумие. Поцелуй меня, слейся со мной сознанием. Люби меня такого, какой я есть.

Тело Рейвен плавилось от желания. Голод. Его сердце билось сильно, кожа была горячей, а мускулы — такими твердыми. От каждого прикосновения его губ она вздрагивала, словно получала разряд электрического тока.

— Я не могу тебе лгать, — прошептал он. — Ты знаешь мои мысли, знаешь монстра, притаившегося внутри меня. Я постараюсь быть нежным с тобой, прислушиваться к тебе. Ты приручаешь меня каждый раз, когда чудовище вырывается на свободу. Рейвен, пожалуйста, я нуждаюсь в тебе. А ты во мне. Твое тело ослабело — я чувствую твой голод. Твое сознание разбито на части — позволь мне исцелить тебя. Твое тело взывает к моему, как мое к твоему. Поцелуй меня, Рейвен. Не предавай нас.

Ее синие глаза, все еще всматриваясь в его лицо, замерли на его губах. Тихий вздох вырвался у нее. Его губы приблизились к ее губам в ожидании ответа.

И в глазах отразился первый миг узнавания. На нее нахлынула нежность, и она обхватила его голову.

— Я боюсь, что выдумала тебя, Михаил. Ты — как некая часть меня, настолько совершенная, что это не может быть правдой. Я не хочу, чтобы ты оказался сном, а кошмар — реальностью.

Она приблизила к себе его лицо и поцеловала. У обоих зашумело в ушах. Раскаленный жар охватил их тела, поглощая его, поглощая ее. Его сознание прикоснулось к ее сознанию, осторожно и робко. Не обнаружив сопротивления, он соединил их так, что его всепоглощающее желание стало ее желанием, его дикая необузданная страсть питала ее. Так, чтобы она поняла, что он — настоящий и никогда не оставит ее одну, не сможет оставить.

Он питался ее сладостью, исследуя каждый дюйм ее рта, разжигая огонь, который наконец вспыхнул и заревел. Он обхватил ее узкие бедра и переложил ее под собой так, чтобы коленом раздвинуть ее колени, чтобы ее рот, горячий и требовательный, скользил по твердым мускулам его груди. Языком он прошелся по ее пульсу, отчего его тело запульсировало.

Одной рукой Михаил взялся за ее толстую косу на затылке, прижимая к себе, а другой стал исследовать ее шелковистый треугольник. Она была горячей и влажной от желания. Он тихо пробормотал ее имя, упираясь в ее тепло. Язык Рейвен замирал в долгой томительной ласке. От ее легких покусываний сердце Михаила выпрыгивало из груди. Острая сладкая боль пронзила его, когда она нашла его пульс, и дикое удовольствие охватило его, когда он вошел в ее тугие бархатные ножны. Михаил едва не закричал от охватившего его экстаза, прижимая к себе ее голову и все глубже и глубже погружаясь в нее, а его могущественная кровь питала ее.

Михаил с трудом контролировал себя, обеими руками приподнимая ее бедра, чтобы трение становилось все жарче, приближая ее к самому краю. Ее внутренние мышцы сжались вокруг него, когда он нежно отстранил ее рот и погрузил зубы в мягкую возвышенность ее груди. Она задохнулась и крепко прижала к себе его голову, в то время как он жадно питался, а его тело, твердое и требовательное, овладевало ею. Остатки его страха потерять ее из-за жестокости этой ночи пролились в ее тело. Жар нарастал, и страсть охватила их, пока тела не стали мокрыми от пота, пока Рейвен не вцепилась в него, а ее тело не превратилось в гибкий шелк, раскаленный добела, пока они не стали единым целым — телом, душой, сердцем и кровью. Его хриплый крик смешался с ее приглушенным горловым стоном, когда он вознес их в небеса.

— Я не могу потерять тебя, малышка. Ты — моя лучшая половина. Я люблю тебя так, что не могу выразить словами.

Михаил потерся о ее щеку и поцеловал влажные волосы.

В ответ она слизнула капельки пота, выступившие на его теле, и устало улыбнулась.

— Мне кажется, я всегда узнаю тебя, Михаил, и не имеет значения, насколько целостно мое сознание.

Он перекатился, чтобы не давить на нее всем телом.

— Так и должно быть, Рейвен. За последние несколько дней тебе здорово досталось, и это навсегда останется в моем сознании. Завтра ночью нам придется покинуть эти места. И хотя вампир мертв, но он оставил след, который может привести к гибели всех наших людей. Мы вынуждены уйти в отдаленные районы, где наш народ, может быть, сможет пережить преследования.

Он поднял ее руку, чтобы осмотреть длинные глубокие шрамы, оставленные Андре.

— Ты в этом так уверен?

Легкая горькая улыбка коснулась его рта, когда он взмахом руки затушил свечи.

— За свою жизнь я научился замечать признаки. Они придут, ассасины, и опасность угрожает и людям и карпатцам. Мы уйдем на четверть века, а возможно, на полстолетия, чтобы собраться с силами.

Он лизнул ужасные отметины, и прикосновение его языка исцеляло и успокаивало.

Она закрыла глаза. В комнате витал их смешанный запах, успокаивающий аромат.

— Я люблю тебя, Михаил, люблю тебя всего, и даже монстра внутри тебя. Не знаю, почему меня все это так смущало. Ты не дьявол, я это прекрасно знаю.

— Спи, малышка, твое место — в моих объятиях.

Михаил натянул на них одеяло, обнял Рейвен и погрузил их обоих в сон.

В темноте, на освященной земле старого кладбища, собралась небольшая группа людей. Жак выглядел бледным и усталым, его раны все еще нуждались в исцелении. Он стоял, покачиваясь, слегка опершись на плечо Рейвен. Она взглянула на него с подбадривающей улыбкой. Позади Жака, почти вплотную, стоял Байрон, чтобы подхватить друга, если он вдруг ослабеет. В стороне, склонив голову, в одиночестве стоял Эйдан, высокий и стройный.

Кладбище находилось на территории замка старинной и изысканной архитектуры. Часовня была маленькая, но очень красивая. Витражные окна и высокая колокольня отбрасывали тени на небольшой погост. Видневшиеся тут и там надгробные памятники с ангелами и крестами были единственными свидетелями того, как Михаил взмахом руки раскрыл землю.

Грегори, в знак уважения, создал деревянный гроб с затейливо вырезанными древними знаками, медленно опустил его в поджидающие руки земли и отступил назад.

Михаил перекрестился и отслужил панихиду, окропив гроб отца Хаммера святой водой.

— Он был моим другом, моей путеводной звездой, когда мне было трудно. Он верил в то, что наша раса должна существовать на земле. Я никогда не встречал мужчину — человека или карпатца, способного на такое сочувствие, с таким светом, какой был в нем. Господь сиял в его сердце и в его глазах.

Михаил взмахнул рукой, и земля закрылась, словно ее никогда и не беспокоили. Он склонил голову, ощутив неожиданную печаль, почувствовав, как кроваво-красные слезы потекли из глаз. Грегори установил надгробие, Грегори, не веривший в то, во что верил Михаил, прочел последнюю молитву. Остальные голоса, такие красивые и завораживающие, подхватили ее.

Михаил вдохнул ночной воздух и поделился своим горем с волками. В ответ раздалось жалобное завывание стаи, эхом проносившееся через темный лес.

Тело Грегори изменилось первым — перья замерцали, переливаясь в лунном свете. Крылья, достигающие в длину шести футов, распахнулись, и он взлетел на верхнюю ветку ближайшего дерева, вонзив в нее острые как бритва когти. Сова замерла, сливаясь с ночью. Эйдан стал следующим, его новый облик был необычного золотистого оттенка. Байрон оказался чуть меньше, его перья отливали белизной. Михаил замерцал в тени последним, и, когда он взмыл в ночное небо, остальные трое последовали за ним.

В молчании они поднимались все выше, размахивая переливающимися крыльями и направляясь к облакам, высоко зависшим над лесом. Навстречу им порывисто дул ветер, свистя в их крыльях, ероша перья, изгоняя остатки безумия, выплеснутого в битве с вампиром.

Они кружили, четыре великолепные птицы, ритмично работая крыльями. Радость полета снимала страх и тяжесть с сердца Михаила, облегчала чувство вины. Мощные крылья с силой ударяли по воздуху. Михаил не мог сдержать радость, щедро делясь ею с Рейвен. Эта радость была приглашением разделить с ним еще одно удовольствие от карпатской жизни.

Подумай, любовь моя, и отчетливо представь себе тот образ, что я вложил в твою голову. Поверь мне, как никогда прежде. Позволь мне преподнести тебе этот дар.

Она не колебалась ни минуты. С абсолютной верой Рейвен отдала себя в руки Михаила, нетерпеливо потянувшись к нему. Странное ощущение, когда ее тело растворилось в воздухе, не испугало ее. Заблестели, вырастая, перья.

Стоявший рядом Жак отступил, позволяя маленькой сове взлететь на каменного ангела, прежде чем его тело, в свою очередь, сжалось, изменяясь. Они поднялись в ночь, взлетая высоко, чтобы присоединиться к четырем могущественным птицам, что кружились над ними.

Один из мужчин разорвал строй, спускаясь к женщине, подлетая ближе, чтобы прикрыть ее широким крылом. Но та игриво снижалась, выскальзывая из его объятий. Тогда остальные окружили ее со всех сторон, не давая шалить, и она стала наслаждаться свободным полетом. Мужчины сохраняли строй, и в центре его была женщина. Они кружили над лесом, поднимаясь все выше и теряясь в облаках. Какое-то время они то взлетали выше, то камнем падали вниз, замирая среди деревьев над плотным туманом.

И вот наконец они направились вдаль, и мужчины окружили женщину, оберегая. Михаил чувствовал, как ночь забирает остатки напряжения и развевает на все четыре стороны. Он уводил Рейвен прочь от деревни, тем самым предоставляя ей возможность узнать жизнь карпатцев изнутри. Она была будущим их расы, его будущим. Она была его жизнью, его радостью, смыслом его существования, лучшим, что есть в этом мире. А уж он проследит, чтобы ее жизнь была наполнена счастьем.

Михаил опустился ниже, прикрывая ее крылатое тело своим и, дотронувшись до ее сознания, почувствовал трепещущую в нем радость. В ответ Рейвен наполнила его сознание любовью и теплом, чудесным детским смехом, который вызывали у нее новые звуки, новые запахи и открывавшиеся пространства. Она летела по небу, и ее смех эхом отзывался в сознаниях мужчин. Она была их надеждой на будущее.