Рука каждый месяц на полнолуние ныла в том месте, в котором Сана откусила от Тэхёна кусок. Ныла не просто и легко, а натужно, пробираясь до кости, вгрызаясь вглубь мышцы, доходя до нервов и растекаясь по крови. Профессор Нам Джун говорил, что всё в порядке, просто укусы инугами просто так не стираются из памяти и не исчезают с тела, что Тэхён вполне себе при всём желании мог подтвердить: уродливый круглый шрам, будто бы хранящий отпечатки зубов, до сих пор пересекал плечо и подбирался к ключице. Порой в сонном бреду парню казалось, что он мигрирует по телу, ощущал укусы по всему телу, и тогда он замечал Сану с золотой шерстью, которая спала у него под боком.

Подброшенный щенок, которому Тэхён дал значимое для себя имя Сана, вырос в молодую собаку, которая требовала игры, еды и ласки, чего Ким ей с лихвой давал. Она прыгала, резвилась, но время подбиралось к Хэллоуину и Двулунью, и оттого собака становилась будто бы всё более и более беспокойной. Тэхён, как мог, успокаивал её, вспоминая всё, что случилось в Танакавакосиме, с лёгким трепетом и ужасом, а потом беспокойство собаки переходило и к нему самому. А если на этот Хэллоуин он снова окажется в смертельной опасности? Ёкаи далеко не милые и не безобидные существа, тем более когда являются фамильярами, и Тэхён сполна ощутил, что значит быть в центре Двулунья. Что значит быть своеобразной наживкой, чтобы проклятая нечисть, на которую охотится Общество, клюнула, проглотила и была наказана за своеволие.

Сане досталось больше всех, ведь именно в её сердце, пускай собачье, выстрелили, лишь бы уберечь одного из «зелёных» охотников, готового тотчас же тоже умереть. И ведь жив остался буквально вопреки, потому что часто после укуса инугами инфекция берёт верх сразу, а не постепенно, чтобы яд успел проникнуть под кожу и всосаться в кровь.

Но странности на протяжении года со смерти Саны всё же происходили.

Во-первых, Тэхёну ближе к весне стала писать Мёи Мина — охотница с базы в Танакавакосиме, которая в Хэллоуин говорила, что он редкостный придурок, а теперь стала интересоваться его жизнью и звать в Японию. Они встретились ближе к июню, когда Ким полностью восстановился и встал в строй рядовых охотников, в Китае, на сборах, и Мина была слишком уж рада их пересечению. Тогда они выпили лишнего вместе с остальными, но никаких откровенных разговоров не было — Мёи поцеловала парня, взяла его руку и положила себе на грудь, но Тэхён отвернулся. Ему не хотелось пользоваться девушкой, которая немного перебрала и наутро будет жалеть о таком поступке, а Мина потом к этому вопросу не возвращалась. Серьёзная охотница, как получила отказ, исчезла из его жизни и головы, и, видимо, слава богу, потому что чем ближе надвигалась годовщина со смерти Саны, тем больше именно эта инугами занимала пространства в мыслях.

Никаких значимых дел Тэхёну не давали: да, было, приезжал на усиление, но в составе с командиром и с полсотни других членов Общества, и больше ничего. Даже лекции проводить в Базе не допускали, пускай он был прилежным студентом и вполне мог претендовать на место лектора, как только получит соответствующие документы, над чем он и работал. Правда, уверенности в своих силах не было, но хотелось уже стать кем-то значимым и утереть носы всем, кто говорил, что он ничего из себя не представляет и герой только лишь потому, что единственный выжил после укуса инугами. Пускай там был уже не укус, а глубокая рана, которая до сих пор давала о себе знать.

К Хэллоуину Тэхён был не готов — не нашёл костюма, не украсил жилище, не смотрел по старой привычке мероприятия в городе на этот праздник. Ему всё было неинтересно, потому и вышел ближе к вечеру не один позабавиться с друзьями и попугать детей, а с собакой, которая с готовностью повела в парк, виляя золотым хвостом и смотря на всех прохожих взглядом, полным любви и ласки. Только Тэхён шёл и чувствовал, что его Сана, милая золотая девочка, которую он нашёл в коробке у своей квартиры, будто бы искала в толпе кого-то, будто бы целенаправленно шла и оглядывалась. Это напрягало. Но вместе с тем Тэхён привык доверять умной девочке, которая... почему-то сорвалась с поводка и побежала вглубь парка.

Мимо проходили люди, разодетые в разные костюмы, хихикали, кричали, пили разные напитки, фотографировались с печеньем в виде черепушек, а у Тэхёна в глазах непонимание, страх и ужас далеко не из-за страшных образов, встречающихся на каждом шагу. Ему слишком сильно хотелось отыскать Сану... именно собственную собаку и никого больше, потому что она была ему дорога, она была единственным живым существом, которого он любил, но... Тэхён обнаружил совершенно не ту Сану.

Под деревом, рядом с кустами жасмина, который давно отцвёл и не источал свой дивный аромат, сидела Минатозаки Сана, инугами, которую убили в прошлом году. Тэхён думал отшатнуться, отойти, но не получилось — девушка с собачьими ушами, что прорастали из её шевелюры, уже заметила его и слегка улыбнулась, прямо как тогда, когда в ночь Двулунья увидела его в лесу. Ким отступил. Нельзя никому в ночь Двулунья верить. Нельзя никому верить в Хэллоуин. Только вот собака, радостно поскуливая, прыгнула на Сану, увлекая её на пожелтевшую осеннюю траву, и девушка засмеялась, будто бы и не той японкой, желающей убить охотника, была. Но Тэхён чётко знал: перед ним Минатозаки Сана. В ночь Хэллоуина, когда улицы города были полны мистики, самой мистической из всех людей была именно она. В это время грань между живыми и мёртвыми стирается, показывается нечто иное, и Сана была тем самым «иным».

— Соскучился по мне? — спросила она, заискивающе смотря в глаза Тэхёна, к которому всё же подбежала Сана, собака, и он крепко схватил её за ошейник, пристёгивая сорвавшийся поводок. — А я вот по тебе соскучилась.

— Как ты вообще здесь оказалась? — Тэхён отступил, когда инугами встала на ноги и стала медленной походкой подходить к нему. Кто-то крикнул прямо в ухо: «Кошелёк или жизнь!» и отбежал, хохоча, на дальнее расстояние, чтобы Ким не успел среагировать, и он дёрнулся, инстинктивно ища любое оружие, которым может прибить прямо сейчас ёкая, который насмешливо смотрел прямо ему в глаза. — Кто ты на самом деле, Минатозаки Сана?

— Я — простой ёкай, который умер в прошлом году, — пожала плечами девушка. — Но при этом частичка меня есть в тебе, — Сана коснулась кончиками пальцев плеча Тэхёна, где как раз был укус, который внезапно обожгло огнём, и мужчина поморщился. — Потому я могу приходить к тебе раз в год. В Хэллоуин. В Двулунье. Интересно, не правда ли?

— И что ты планируешь делать сейчас, раз ни мне тебя не убить, ни тебе меня не убить? — и Тэхён сразу пожалел об этом, потому что Сана прижалась к нему, как котёнок в ливень, а потом заглянула в глаза. Нежно так, грустно, вопрошающе. Именно так смотрела на него собака, которую он ровно год назад нашёл в коробке. Душа Саны, кажется, переродилась в ней и теперь навечно прикована к Тэхёну.

Хэллоуин для него проклят.

— Знаешь, что я хотела с тобой сделать в ночь Двулунья? Сделать так, чтобы ты воспылал ко мне, и я сделаю так, чтобы и тебе, и мне было хорошо, — девушка хмыкнула, и внезапно её глаза загорелись каким-то потусторонним светом, и это пленило Тэхёна. Кажется, окончательно. — Веди меня к себе домой. И нам с тобой будет хорошо.

Дорогу до дома Тэхён не помнил. Помнил лишь, как в прихожей отпустил поводок, а собака покорно ушла на кухню, лишь бы не мешать одурманенному хозяину и его спутнице, которую никто больше не видел. Но при этом Сана была осязаема, как настоящий человек, целовала жарко, как будто не в ледяном аду побывала, а на райском острове, и обнимала крепко, держась за те куски жизни, которые оставались в Тэхёне. Он отвечал ей на каждое прикосновение, на каждый поцелуй, а потом ощутил, как она смело взяла одну из его ладоней и опустила себе на бедро, заставляя пробраться пальцами под короткую юбку и прикоснуться к нижнему белью. Не сказать, что Киму это не нравилось, но от одного прикосновения его побило на мурашки, а потом он ощутил вожделение, что растеклось от кистей рук по всему телу.

У него слишком давно в постели не было женщины.

Складки были жаркими и мокрыми, потому Тэхён лишь коротко их огладил, осторожно проникая затем внутрь среднем и указательным пальцами, придавливая девушку с собачьими ушами к стене. Двигался в ней он недолго — нисколько не мог себя сдерживать, да и Сана уже расстегнула ширинку его штанов, позволяя затем и ремню скользнуть на пол. Она провела по члену вверх и вниз, как только оголила его, глядя прямо в глаза парня, он понял, что слишком сильно хочет её тело, слишком сильно желает вжаться в неё и опробовать на вкус изнутри. Как бы это ни звучало. Как бы это на самом деле ни было.

— В ночь Хэллоуина можно всё, — будто специально, дразнила Сана, стягивая с себя трусики и передавая их Тэхёну, который спрятал бельё в карман. — Трахни меня. Слышишь? Трахни меня, Ким Тэхён.

Эти слова стали позволением. Разрешением, и вот уже член скользнул меж половых губ, проникая внутрь, в пышущее жаром лоно, и Тэхён уткнулся лбом в плечо Саны, рвано выдыхая. В ней было хорошо, даже слишком, влажно, горячо, немного узко, но казалось, что это из-за размеров Тэхёна, и девушка рядом, которая для удобства забросила ногу ему на талию, лишь подтверждала это, закидывая голову назад, упираясь ею в стену. Ей было хорошо, когда Ким проникал в неё под разными углами, то ускорялся, то замедлялся, а потом, выйдя из неё, резко развернул спиной к себе, слегка нагнулся и вставил член вновь, двигаясь рвано, неразборчиво, и как только мышцы девушки слегка сжали член, Тэхён излился внутрь, дрожа и кусая Сану за загривок, как будто собаку, которую надо удержать. Но стало настолько плохо, настолько голова шла кругом, что Ким смог только дойти до кровати и повалиться, не раздеваясь, лицом на неё, практически сразу засыпая.

Наутро Ким Тэхён проснулся резко и один. В ногах спала собака. В кармане до сих пор было почему-то нижнее бельё Саны.

А было ли это всё реальным, или в ночь Двулунья всё в сознании спуталось?