Аён не боялась демонов. Честно, в большинстве своём ей было плевать — вампир, оборотень, демон перед ней, всё равно одним миром мазаны, всё равно нечисть, на которую охотятся и за которой следят. Им надо держаться вместе, как собачьи стаи, чтобы выжить в случае нападений охотников, что вероломно подстерегали на каждом шагу.

А некоторые только и могли что враждовать и делить территорию.

— Если ты прочертишь здесь черту, то никто не умрёт, — прошипел сквозь зубы Сехун, но он не был разозлён — наоборот, кажется, весьма доволен тем, что перед ним стоит Аён. Его что-то привлекало в вампирах, в особенности именно в этой девушке, с которой он знаком лет сто, и это не преувеличение — именно в тысяча девятьсот девятнадцатом они и познакомились. — Точнее, не будет бездушных в твоём районе. Сама же говоришь, что у них даже вкус крови меняется.

Аён закатила глаза — ну что за странный демон, вечно ищет с ней точки соприкосновения и так же вечно говорит не приближаться. Хотя приближается сам, первым, так ещё и потом говорит про себя: «Ну я и идиот». Их тянуло друг к другу, как магнитом, но если Аён удавалось слегка сбросить наваждение, то вот Сехуну нет. И его очень страшно бесило, когда девушка отвечала «нет» на его просьбы. Здесь просьба была обусловлена тем, что другие демоны начали буквально насмерть драться с вампирами за территорию и людей, что на ней проживают, и Сехун, имея в Сеуле какой-никакой авторитет, должен был решить вопрос с самым старым вампиром города. На удачу, таковым оказалась Аён.

Та, которую он давно знал.

Та, которая упрётся рогом и сделает так, как велит ей сердце, а не все остальные.

— И какая нам с этого выгода? — Аён склонила голову набок. — Общество разрешило нам охотиться на вашей территории, потому что она максимально приспособлена для охоты. Иди тогда к ним, или ты не настолько смелый, О Сехун, чтобы прийти к охотникам и сказать, что какой-то жалкий вампир и не даёт тебе территорию?

Потусторонний мир предпочитал не вспоминать и не говорить об охотниках, будто бы их никогда не существовало, как и незримой опасности над ними всеми, и Сехуна буквально опалило жаром, когда он услышал это от Аён. Маленькая, хрупкая, она прятала за своей внешностью громадную силу духа и отвагу, которой бы позавидовал каждый, и эта отважность вкупе с лёгким безрассудством не нравились Сехуну. Аён не прожила здесь или в аду столько времени, сколько он, и она не могла рассуждать теми понятиями, какими размышлял демон. Она — вампир, переживший многое, да, но далеко не всё.

— Ты не помнишь, что обещала пятьдесят лет назад?

Аён вздрогнула и отступила, будто сражённая ветром, который согнёт любое дерево акации или магнолии в округе. Она знала, даже будучи человеком, что нельзя заключать сделки на перекрёстках, нельзя касаться демонов и говорить им «да» на вопрос «вам нужна помощь?» Лучше лишний раз промолчать, чем мучиться всю оставшуюся вечность. Но, к сожалению, бывают моменты, когда просто нельзя взять и отказаться от помощи, которая вроде как льётся в руки абсолютно безвозмездно. Только у демонов ничего бесплатно не бывает, всё имеет свой вес и свою цену, и Аён повидала сотни девушек, ведьм, которые заключили сделки и были несчастливы до окончания своей жизни. Человек без души что кукла без наполнения — пуст внутри, у него нет ни запаха, ни вкуса, и он отвратителен для всех. Даже для себе подобных. Возможно, вампирам в этом плане легче, ведь у них и так нет души, они скорее мёртвые, чем живые, и сердце отвратительно медленно качает кровь, развивая скорость неплохого спорткара только после кофе или новомодных энергетиков, но, на самом деле, с вампирами как с людьми.

Но с демонами надо быть осторожней всякому, кто решит, что он сильнее самых древних существ на земле.

В то время, когда Аён оказалась на том самом злосчастном перекрёстке, она чувствовала, что умирает. Вампиры умирают редко, да и в те времена ещё не было такого оружия, которое бы их убило, но её очень сильно ранили в жизненно важные органы. Сердце стучало бешено, отторгая металл и заставляя кровь вытекать через дыру в груди, селезёнка очень медленно восстанавливалась, а глаза ничего не видели из-за заливающей в них крови. Слишком много ранений, слишком много крови и времени понадобится, чтобы восстановиться. И именно в тот момент, когда Аён поняла, что у неё нет самого главного — времени, рядом и возник О Сехун. Он, как и она, был в ханбоке, будто бы застрял во временах до Корейской войны, и весьма внимательно следил за вампиршей, которая в бессилии выпустила клыки и глухо зарычала. Она не любила демонов. Но О Сехун был совсем другим.

Не таким, как все.

Потому он и помог, ведь знал, что кровь демона способна восстановить силы любого существа, которое находится в беде. А если в беде находится симпатичная вампирша... То держите Сехуна все грехи этого мира, но он сделает всё, чтобы ей помочь. Всё, лишь бы она осталась обязанной.

И как бы Аён ни рычала, как бы ни сопротивлялась, Сехун ей помог и, влив в неё часть своей крови, смог заполучить самое важное — её обещание, обещание вампира, что она подчинится ему один раз. А подчинение вампира многого стоит. И Сехун, ухмыляясь, знал — он сможет принудить Аён подчиниться ему.

Демон знал, как надо пугать всех, и Аён не была исключением, ведь старалась обходить таковых, как он, дальней дорогой, и не видела никогда, как они перевоплощаются. Она должна хоть капельку, но отступить, хоть капельку, но испугаться. А потом он надавит. Надавит и прижмёт её к дому, который от столь грубого соприкосновения пойдёт трещинами. У Аён нет сверхсилы, только большая скорость, да и видит она в темноте очень хорошо, потому и должна заметить и заливающую черноту глаза, и чернеющие вены на шее. Все смертные, даже бывшие смертные, этого боятся. А Аён, которая никогда не видела, как из молодого человека можно стать самым настоящим демоном, должна обомлеть как минимум подавно.

Когда чернота затопила белки, Аён расширила глаза; когда на шее проступили разрядами молний чёрные вены, она отступила на шаг от Сехуна; когда он стремительно подошёл к ней и вжал в стену, вампирша растерялась. Она знала жизнь, нюхала раньше порох, участвовала в войнах, но ни разу не сталкивалась с перевоплощением демонов вот так, нос к носу, потому и страх скользнул в телодвижениях, а руки и ноги онемели. Они оба были хищниками, просто по сравнению с акулой-Сехуном она была обычным тигрёнком.

— Я сказал тебе: это моя территория. Я спас тебя пятьдесят лет назад, а ты могла просто умереть, как обычный человек. И ты обязана мне подчиниться, потому что я хочу, чтобы именно так ты мне отплатила за своё спасение.

Сехун не был зол. Сехун укрывал их кожаными крыльями, которые начинались в лопатках, чтобы никто больше их не увидел, чтобы смертные не испугались и не сделали ложных выводов. Это не нападение. Это сделка. Сделка, которая давно должна была свершиться. Аён смотрела куда угодно, но не в глаза демона: на его шею, на его крылья, на рубашку, но не в глаза. Знала, что покажет страх, знала, что не сможет оторваться. Знала, что будет тяжело отпустить от себя демона, когда внутри тела есть частичка его самого.

— Ты победил только в этот раз, О Сехун, — проговорила Аён, сдаваясь. Она не слабая. Её просто вынудили пойти на сделку. — В следующий раз я не сдамся.

И когда Сехун коснулся её губ своими, кончиком раздвоенного языка проходясь по ровным зубам и ныряя к языку, Аён поняла — если не сдалась сейчас, то сдастся потом, ведь этот поцелуй отнюдь не любовный, он — как обещание, что в следующий раз Аён точно не отступится от своего. Потому что сделка считается выполненной, если с двух сторон получена выгода. Вампирша выжила тогда, а Сехун забирает охотничьи угодья себе сейчас. Они кристально чисты друг перед другом.

Но что-то подсказывало Аён, что они вскоре встретятся вновь.