Просыпаться не хотелось. За опущенными веками плясали яркие белые круги, смешивались со слабостью во всем теле и жаром – хотелось скинуть с себя одеяло, но руки и ноги не слушались. Чей-то настойчивый, строгий, прожигающий взгляд Лу чувствовала даже сквозь сон, наверное, это и заставило ее проснуться. А потом – почти сразу же открыть глаза.

Мать сидела рядом с больничной кроватью. Смотрела пристально и так грустно, что у Лу сжалось сердце, и она тут же ее простила. Так же просто, как и всегда.

– Привет, – прохрипела Лу и откашлялась, скрывая дрожь в голосе и уводя взгляд в стену.

– О чем ты думала, когда уезжала? – спросила мать спокойно, хотя тоже не смотрела на Лу. Разглядывала белую больничную простынь, будто это она должна была ответить.

– Я давно хотела туда поехать. Бабушка оставила мне этот дом... все же он мой. И мне хотелось побыть одной.

– Побыла, успокоилась? – спросила она жестко, но все еще не повышая голоса, хотя внутри Лу все сжалось.

«Сохраняй самообладание, – напомнила она себе. – Это пройдет. Отпустит».

– Я не знаю, как описать это, – во рту пересохло, и Лу все еще не знала, куда деть взгляд. – Но там что-то произошло. Я видела странные картины... и ощущение было такое, будто кто-то меня преследует. Будто кто-то наблюдает за мной...

Мать нахмурилась. Она была застигнута врасплох этим рассказом и, казалось, не верила ни единому слову Лу.

– А потом я потеряла сознание.

– Ты больше туда не поедешь.

Дверь открылась, и в палату вошла тетя Лу, работавшая здесь врачом. Она улыбнулась девушке и исподлобья глянула на мать, отчего улыбка тут же сползла с ее лица, сменившись ярко выраженным недовольством.

«Довольна?» – спросила она одними губами, но не стала повторять свой немой вопрос вслух.

Лу забрали домой: кроме учащенного сердцебиения и панических атак ей не угрожало ничего, с чем бы она не смогла справиться самостоятельно. Ничего, кроме...

Шепота.

Теперь он преследовал Лу повсюду. Когда она пыталась заснуть, он становился еще назойливее, представляясь ей клубком дождевых червей. Когда она просыпалась, шепот казался ей чьим-то дыханием – хрипящим и зажатым, больным или уже и вовсе – мертвым. Как будто звук выходил из легких существа, которое уже никогда не сможет вдохнуть вновь.

***

– И что говорят эти... «голоса»? – женщина запрокинула ногу на ногу, и хотя Лу в жизни бы никому не стала рассказывать это снова, она все равно продолжала сеанс.

На противоположной стене висела копия диплома психфака с отличием, что, вроде бы было недурным маркетинговый ходом, но к Маргарите Красинской Лу бы пришла, даже будь та вообще без образования.

– Я не понимаю их языка.

– А его природу вы можете понять?

Лу открыла рот и снова закрыла. Нахмурилась, пытаясь найти ответ на вопрос глубоко внутри себя.

– Это мертвый язык.

– Как санскрит?

Лу замялась.

– Нет. Как язык, на котором люди вообще никогда не разговаривали.

Маргарита вздрогнула. Посмотрела на часы, постучала длинными черными ногтями по подлокотнику своего кресла и раскрыла на коленях записную книжку.

– Все плохо? – спросила Лу, улыбнувшись краем рта. – Пора в дурку, да?

– Может, несведущий человек так бы и сказал... – Маргарита пролистала блокнот и перевернула обложкой вверх. – Но я думаю, здесь нужно копать глубже. У меня есть еще один клиент с похожей ситуацией. Мы работаем вместе вот уже два месяца, и результат на лицо.

– Результат?

– Все будет хорошо, увидите. Вы здоровый человек, нужно лишь все расставить по полочкам и разобраться, откуда берутся те или иные образы. Это может быть стресс, ведь накануне этих событий вы сильно поссорились с родителями. Это может быть общий невроз, панические атаки...

– А кто этот пациент с такой же проблемой, как у меня?

Маргарита улыбнулась и отвела взгляд.

– Извините, Луиза. Я не могу вам сказать: врачебная тайна.

Воцарилось молчание. Маргарита продолжила постукивать длинными, как у какой-нибудь хищной птицы, ногтями по деревянному подлокотнику, а потом резко подскочила.

– У меня есть несколько тестов, я сейчас схожу распечатаю и вернусь к вам.

– Из разряда «что вы видите в этом пятне»?

– Не будьте так скептично настроены, – улыбнулась Маргарита. – Это может многое прояснить.

Она говорила что-то еще, но Лу уже не слушала. Как только психолог скрылась за дверью кабинета, девушка подскочила к ее креслу и раскрыла записную книжку. На новом развороте значилось только лишь имя Лу, а многие предыдущие были исписаны непонятными сокращениями и обозначениями.

Имен было не слишком много, и они ни о чем не говорили Лу. И лишь одно показалось ей особенным, было подчеркнуто трижды и обозначено странной буквой «П».

Лу достала свой блокнот и прежде, чем Маргарита вернулась, успела записать в него имя «Александр Бескровный».

***

«Привет, – написала Лу. – Это может показаться странным, но на самом деле это еще более странно. Я узнала о тебе у своего психолога Маргариты. Она сказала, что у нас... весьма схожая проблема, думаю, так это можно назвать».

Она покрутила в руках новенький смартфон и выдохнула: больше ничего не лезло в голову. Рядом с именем Александра Бескровного появилась точка, а вверху диалога засветилась надпись «Online». Лу закрыла глаза и отправила сообщение. Руки дрожали. Лу бы поняла, кинь Саша ее в черный список, даже не дочитав сообщение до конца, но она цеплялась за этого незнакомого человека, как за единственную спасительную нить.

Минут пять она не решалась открыть глаза и сидела так – откинувшись на спинку дивана и представляя себя лодкой в океане, уплывающей далеко-далеко. Но когда глаза все же пришлось открыть, она увидела, что сообщение прочитано. Еще несколько минут Саша ничего не писал в ответ, а потом вверху диалога появилось заветное «Печатает». Потом снова исчезло. Потом снова появилось. И опять исчезло.

Лу уже не надеялась. Она представляла себя на его месте. Видела его незнакомыми глазами странный профиль незнакомой девочки без единой фотографии и информации о себе, которая пишет... а что она, собственно, написала?

«Я, наверное, сошла с ума. Всюду слышу голос, что говорит на непонятном мне языке. Я вижу то, что не видит никто другой», – добавила она и кинула телефон на подушку. Лу обхватила голову руками и нагнула ее к коленям.

Голос по-прежнему ни на секунду не оставлял ее одну. Шепот не прекращался и был похож на бесконечно длинную аудиокнигу на зависшем плейере, который невозможно было поставить на паузу.

«Черные мотыльки снятся к тревоге», – напомнил о себе еще и бабушкин голос, отчего Лу вскрикнула даже неожиданно для себя. Мать настороженно заглянула в комнату, отчего Лу лишь отмахнулась.

– Ничего, – сказала она, – просто ударилась.

Телефон завибрировал. На экране рядом с конвертиком появился красный кружок с цифрой один. Незнакомец ответил вопросом:

«Где и когда мы можем встретиться?»

***

Лу долго думала о том, как же они узнают друг друга. Она хотела надеть что-то такое, что выделит ее из толпы, но не как сумасшедшую, а как... другую. Черная рубашка с рисунками, будто сошедшими с полотен Босха, показалась ей лучшим из возможных вариантов, и так она осталась ждать Сашу, сравнивая лица толпы с единственной в его профиле фотографией.

Он и правда выделялся очень сильно: выше на две головы, широкий в плечах, неуклюже шагающий по тротуару и глядящий куда-то себе под ноги, будто боясь задавить кого-то ненароком. Он поднял голову лишь однажды, сразу же заприметив Лу, будто знал ее долгие годы и ни за что не мог ошибиться.

Шепот становился громче с каждым Сашиным шагом навстречу к ней.

«Разноцветные мотыльки, порхающие над цветочными бутонами – к встрече с друзьями», – напомнила бабушка.

«Не сейчас», – отмахнулась Лу, но не услышала собственного внутреннего голоса, потому что Саша оказался совсем близко и шепот стал невыносимым.

– Эм... привет? – спросил он, чуть улыбнувшись. Лу разглядела на его лице усталость. Темные круги под глазами, синевато-бледная кожа и взъерошенные волосы – Саша казался ей стариком в теле молодого парня.

– Привет, – взгляд Лу рассеянно забегал по тротуару, по дороге, по бесцветным зданиям, отвлекаясь от голосов внутри головы и снаружи.

Внезапно что-то встряхнуло ее. Земля под ногами зашевелилась, будто отходящий от долгого сна пес, и зарычала, как голодный зверь.

– Добрый день, Луиза, – раздался еще один голос, но Лу не поняла: снаружи или изнутри. Она обернулась, обведя взглядом толпу, и увидела перед собой крупного мужчину с длинными волосами... – Надо же, это и правда она.

Кажется, последнее было адресовано Саше, потому что тот кивнул в ответ.

– Что происходит? – спросила Лу. – Кто это?

– Это Анатолий, – сказал он наконец. – Он помогает нам.

– Анато... – ветер оборвал Лу на полуслове и принес с собой новую волну голосов. Шепот сошел на нет... теперь голосов стало много, они вскрикивали, они...

«А коли на спинке мотылька белые разводы, подобные черепу, берегись, деточка, за тобой приглядывает...»

«Костлявая», – одними губами прошептала Лу, и перед ее глазами все потемнело, а под ногами разверзлась земля, и они вместе с Сашей, неожиданно схватившись за руки, полетели в пустоту. Нет, даже не в пустоту, Лу знала правильный ответ.

Правильным ответом была Пустошь.

***

Земля ходила ходуном. Гул больно врезался в затылок, от него закладывало уши. Ладони с растопыренными пальцами утопали в липкой грязи. Шел дождь. Лу чувствовала чудовищную слабость во всем теле и едва ли смогла подняться на ноги. Зрение возвращалось постепенно. Она то видела картинку почти черного, заволоченного тучами неба и серо-зеленой травы, то снова не видела ничего.

– Что происходит? – спросила она у Саши, который кряхтя и пошатываясь поплелся вперед по тропинке, ведущей через все поле.

– Я... я не понимаю.

Внезапно прогремел гром. Лу будто бы сдуло ветром, она снова повалилась коленями в грязь. Что-то больно ударило в затылок. Резко свело суставы на руках. Онемели пальцы. Слабость растеклась по всему телу, а потом его поразила резкая боль.

– Она! – крик вырвался из Лу сам собой, – она что-то сделала с собой!

Лу не знала, о ком идет речь, но Саша понял сразу. Он протянул ей руку, одним рывком поставив на ноги, и потащил за собой. Стена ливня не могла их остановить. Они бежали сквозь темноту, промокшие до нитки, казалось, целую вечность.

Лу не помнила себя от боли, но продолжала перебирать ногами, потому что Саша все еще крепко держал ее за руку и не позволял упасть.

Она была готова плакать от счастья, когда на горизонте наконец появился маленький покосившийся домик, удивительно похожий на бабушкин. Он был единственным признаком пребывания в Пустоши человека.

Саша открыл дверь, просто рванув ее на себя, и Лу вбежала первой. Она будто бы знала, куда нужно идти. Добежала до последней двери из коридора, рванула ее на себя точно так же, как Саша, вырвав щеколду с корнем.

В окровавленной ванне лежала Соня. Белое платье промокло насквозь и стало прозрачным, облепив ее худое тело. Руки были вывернуты, вены на них – вспороты. Лу тут же потянула девушку на себя и выволокла в коридор. Саша тут же подхватил ее, поднял Соню как пушинку и отнес на диван в гостиной, оставляя после себя кровавые дорожки.

Лу вбежала следом уже с бинтами из аптечки. Никому из них с Сашей не приходилось оказывать первую помощь, поэтому Лу положилась на интуицию и обмотала запястья Сони в несколько слоев.

Ее дыхание было ровным. Вроде бы Лу и Саша успели вовремя, вроде бы у них не оставалось выбора: они просто не могли не успеть, иначе Лу сама умерла бы, не выдержав боли.

Теперь же она опустилась на пол, обняв колени руками. Боль еще давила на затылок, но уже не так сильно. Саша вышел куда-то и не возвращался еще долго, пока Лу не услышала голоса из другой части дома.

– Почему она не просыпается? – срывался Сашин голос, а Анатолий отвечал ему совершенно спокойно:

– Сделала самокрутку из каких-то трав своих галлюциногенных... ничего не соображала, видимо. Ничего не чувствовала.

– А руки? С ней точно все будет хорошо?

Но на сей раз Лу не разобрала слов Анатолия и неожиданно для себя самой вместе с Соней провалилась в никуда.

***

Соня страдающая напоминала Лу старого приятеля. Эти глаза... эти преданно-благодарные щенячьи глаза, погрязшие в глубокой депрессии, глаза человека, который не может выбраться из клетки самого себя... она всегда помнила их. Помнила слишком хорошо.

Веки стали тяжелыми и опустились сами собой. Бледная кожа и черные, как крыло ворона, волосы мелькнули перед глазами призраком. Лу задрожала. Холодок коснулся шеи, пробежал по лопаткам и ударил в затылок головокружением.

Даниил, которого она всегда называла Даниэлем Мрачным. Чуть выше нее, вечно тотал блэк, он был зажат, неразговорчив и все время не знал, куда деть руки. Когда посмотреть на собеседника. Когда начать говорить. И Лу не знала. Ей было хорошо в своем молчании, в тишине и безлюдности, в обществе себя и своего мира, который никогда ее не сковывал. Она не знала, что это значит – не любить жизнь, не цепляться за нее изо всех сил... но Даниэль был другой.

Лу не раз встречала такой тип людей, которые казались настоящими энергетическими вампирами. Как будто для них не существовало других способов проживать жизнь, кроме как высасывать из человека все до капли. Забирать слова, мысли, идеи, планы... все свободное время и волю. Лу сделалась пленником его депрессии, его невозможности выбраться из этого заточения. И если сначала они смеялись время от времени над глупыми шутками, то потом они стали списываться каждый день, чтобы поговорить о жизни и смерти. А после – каждый свободный час, чтобы просто поговорить. Лу было плохо. Она стала слабой, с учебой не ладилось, хотя на носу были выпускные экзамены, и как бы она ни старалась, уже нельзя было повернуть назад. Даниэль писал каждый день. Даниэль каждый день ждал ее у дома. Даниэль каждый день признавался ей в любви.

Лу не могла ответить взаимностью. Она не могла больше читать его сообщения, слушать его голос, быть его заложницей и однажды все-таки попыталась отдалиться, но это не помогло.
Даниэль обижался. Даниэль злился. Даниэль неистовствовал. Единственным якорем, соединявшим его с реальной жизнью, была Лу. Единственным якорем, не дававшим ей воссоединиться с миром, был Даниэль. Но в итоге он все решил сам и сделал шаг в пустоту.

Его не стало. А вместе с ним не стало и прежней Лу, она потерялась внутри, а вовне остался лишь призрак убитой чужим и собственным горем девочки.

Образ Даниэля растворился перед глазами, обернувшись мутной пленкой высохших слез. После него же осталась кромешная темнота. Лу заморгала часто-часто, пытаясь привыкнуть к ней, и тогда далеко впереди стал вырисовываться призрачно-белый образ девушки в длинном светлом платье. Она манила к себе рукой, хотя рука эта была как у тряпичной куклы – вялая и совершенно не живая. Будто бы кто-то скрытый в темноте дергал за ниточки.

Лу сглотнула комок, осевший в горле, и все же подчинилась. Девушкой-куклой оказалась Соня, и теперь ее глаза были широко раскрыты, блестели в тусклом лунном свете, а к губам оказалась прилеплена улыбка, от которой по спине Лу бежали мурашки.

– Что это за место?

Соня покачала головой. Подняла руку, да так резко, что широкий рукав ее платья промчался прямо перед лицом Лу белым призраком. Приложила палец к губам с немым «Ч-ш-ш». Улыбка на лице Сони стала шире, как будто она давила в себе смех, и Лу отпрянула, глядя по сторонам, но вокруг все еще не было совершенно ничего.

Соня протянула Лу руку, которую та, кажется, должна была взять. Кожа девушки была холодная и жесткая, как будто бы поверх кожи натянули тонкую перчатку, но перчатки явно не было. Лу хотела отпрянуть вновь, но теперь Соня крепко схватила ее за ладонь и потащила за собой.

Ноги Лу шли сами собой. Она бы очень хотела остановиться, но теперь просто бы не смогла.

Они долго взбирались на гору, и, оказавшись на самом ее пике, Лу увидела вдалеке огонек. Именно к нему они и направлялись. Свет исходил из единственного окна маленького домика, в который вновь показался Лу до боли знакомым и похожим на бабушкин, но она уже не обращала внимания на эти удивительные сходства и хитросплетения. В голове крупными хлопьями оседал приторно-сладкий туман, в котором путались мысли, холод от Сониной руки, окутывал все тело Лу в некое подобие кокона, и когда она шагнула за порог дома, в голове стало совершенно пусто. Ни страха, ни удивления, ни паники, ни чего-либо еще. Но потом мысли вернулись, накатили волной, когда Лу вырвала свою руку из Сониной и подошла к стене, на которой висела огромная картина, разделенная на три части. Триптих.

Прослушанный от безделья курс по истории искусства пронесся в голове Лу в считанные секунды, когда она замерла у полотна. Босх. Триптих «Страшный суд». Бредовая фантазия, множество маленьких человечков, разбросанных по трем створкам, причудливые существа и их формы. Открытая сатира, аллюзия на библейские сказки... когда-то Лу изучила это полотно в подробностях, попыталась найти смысл в каждом изуродованном существе, но теперь картина казалась совсем другой, а маленькие человечки на ней удивительно знакомыми...

– Что это значит? – спросила Лу вслух и обернулась, чтобы взглянуть на кукольную Соню, но той больше не было рядом. Лу осталась в комнате совершенно одна.

Она вернулась взглядом к картине. Мутная дымка спала с глаз, в голове прояснилось, и сердце застучало в висках так оглушительно громко, что Лу пришлось ущипнуть себя за руку.

Она нашла себя на полотне. В самом центре «Страшного суда».