Шаг размеренный, настороженный. Крадётся по дому, ощущая голыми ступнями шершавость старых скрипящих деревянных полов. Прогнивший кедр, всё ещё пахнущий застывшей смолой, бьёт внос противным шлейфом.

  У Суён отвращение.

  К дому, что совсем незнаком, к звукам, ползущим по стенам, и  чувствам, поселившимися под рёбрами, когда она оказалась снова здесь. Видеть пятнадцатый раз одно и тоже место во снах до тошноты надоедает, но не перестаёт пугать своими невидимыми монстрами, обитающими в его тёмных углах.

  Знает, что сделав ещё пару шагов, окажется у развилки. В разбитом витражном окне увидит заброшенный сад и уныло крутящуюся карусель. После ступит ровно на метр и в ноги вонзятся десятки мелких осколков хрустящего стекла. Будет кривиться от боли, но зайдёт в огромную пустую гостиную, где ветер из дырявой крыши начнёт насвистывать партию сопрано, а одинокая протёртая пластинка заиграет сама собой на старом граммофоне, заставив Суён застыть от ужаса. Тихого. Всепоглощающего. Кровь по венам сжавшимся не пройдёт, заставит поперхнуться и выплюнуть её алый сгусток в дрожащую ладонь.

— Господи, — и вот её губы подрагивают в страхе, Суён с маниакальной истерикой вытирает руки о подол своего драного вечернего платья, а чей-то голос завивается кругом, как тугая верёвка.

«Отдай своё тело, отдай своё тело...»

  Оглядывается по сторонам, шатается, будто охваченная страшной лихорадкой, сердце диким глухим боем вырывается, но Суён не знает, как убежать, ведь ноги утопают в полу.

«Так и умрёшь, так и умрёшь...»

  Знает, что это конец, ведь это пятнадцатая её смерть.

  Глаза распахивает резко, подрываясь на измятой влажной постели.

— Вот дрянь! — психует девушка, толкая ногой подушку, что почему-то оказалось на другой стороне кровати, — опять этот паршивый сон.

   Пот струится по лбу, к которому прилипли волосы, Суён их убирает, и заправляет за уши, слушая свою хриплую отдышку. Сердце всё ещё не в порядке. Перегоняет от выброса адреналина кровь быстрее, повышая температуру тела. Простыни противные, липнут к ляжкам. Девушка их небрежно откидывает, осматривая привычную ночную обстановку: лунный свет ложится ровным слоем, как прозрачная вуаль, на пол и часть кровати, задевая угол книжного стеллажа, заставленного всевозможными фантастическими и мистическими романами. От того и сны такие красочные. Бабушка говорила читать меньше этой дряни и перейти, как и все девушки, конечно же, на сопливые новеллы, где главная героиня обязательно встречает того самого.

  Тьфу.

  Суён не из таких. Выбирая между «Титаником» и «Мглой», она предпочтёт второе, причём с аппетитом будет похрустывать попкорном в тон громким крикам.

  А теперь залпом выпивая стакан воды, специально оставленный на ночь на прикроватной тумбе, Суён падает обратно на подушку и, выдыхая полной грудью, пропадает в пустом сне, который позволит ей нормально отдохнуть и начать новый день.

  Но утро не желает говорить девушка приветливое «просыпайся, милая», оно лишь лезет своими жёлтыми лапами на её лицо, заставляя скукситься и отвернуться от окна. Скручивается в странную позу, подминая под себя одеяло и кончиками пальцев проходясь по прохладной части кровати. У Суён нет никакого настроения просыпаться. Отвратительные сновидения высасывают из неё каждую ночь все соки, оставляя кости и сухую усталость.

  Так, утомлённая, злая и голодная она оставляет кровать незаправленной. С раздражённым придыхом распахивает окно, щурясь от утреннего солнца, и выходит из комнаты. По дурной привычке шоркает тапочками по полу, будто всё ещё чувствуя боль от порезов, полученных во сне, и прислушивается к тишине. Дома никого. Только, наверное, паучок Сухо, которого она решила не убивать, проводя генеральную уборку, шеборчит где-то за книжным стеллажом.

  Утренняя рутина никогда не приносила Суён какого-либо удовольствия, как это могут показывать в тошнотворных рекламах. Она не готовит идеальный сбалансированный завтрак, не проводит дыхательную йогу и уж тем более не обращается к вселенной, прося исполнить все её желания. Обычно ест на завтрак то, что осталось в холодильнике с ужина, и доставая из шкафа, дай бог, чистую одежду, уносит свою задницу в место-которое-она-не-любит-называть-вслух.

  Само нахождение в университете не так мучительно, как путь до него. Сначала нужно добраться до автобусной остановки, затем вытерпеть давку в метро, а после, умудрившись не забыть студенческий пропуск, попасть в само здание. Квест не для дураков. Поэтому она часто прикидывается дурочкой, позволяя себе проваляться день-другой дома за очередной книжкой или фильмом.

  Но сегодня к её счастью долгожданная суббота. У Суён наполеоновские планы, именно поэтому она не позволила себе остаться в кровати ещё на чуть-чуть.

  Забив желудок холодными чапчхэ, от которого, скорее всего, у неё позже будет изжога, она полощет рот и, выудив из запылившейся косметички блеск для губ, аккуратно наносит его на губы. Причмокнув и, закинув на плечо тонкую сумочку, Суён выходит из дома, в голове рисуя план своих действий.

  Первое дело в списке — это заскочить в цветочную лавку, чтобы забрать горшочек с прекрасным амариллисом. Увидев впервые это чудо-растение, Суён удивилась его красоте и посчитала, что в коллекции долголетних цветов бабуле не хватает именно его. Амариллис — нежно-розовое дитя земли с гладкими, как шёлк, лепестками. По её нескромному мнению это отличный подарок на юбилей.

  Бережно поместив цветок в картонную вытянутую коробку, Суён покидает цветочную лавку, вновь оказываясь посреди пыльной и шумной улицы. Весна полыхает майским зноем, хочется больше гулять и дышать воздухом.
Только не в городе. Суён хотелось бы сбежать из Сеула. Как в детстве оказаться на Чеджу, чтобы побегать босиком по траве, сбивая утреннюю прохладную росу, а после утолить жажду кисло-сладким лимонадом. Но, к сожалению, учёбу никто не отменял, и придётся ещё около месяца посещать нудные лекции, готовясь к зачётной неделе. Чёрт бы её побрал.

  Мысли об учёбе прерываются настойчивым звонком телефона. Сухён, прижимая к груди одной рукой коробку с цветком, ищет в сумочке вибрирующий смартфон и, не смотря на дорогу, ступает на пешеход.

— Донхун, ты совсем не во время! — возмущается Суён, прижимая телефон плечом к уху, — сказала же, что сама напишу тебе, когда буду подъезжать.

— Мне нужно срочно уехать, боюсь, что...

  Но девушка не успевает дослушать одногруппника, ведь она падает на пешеходный переход перед визгливо останавливающейся иномаркой. Телефон летит под ноги, звонко ударяясь железным корпусом и покрываясь паутинкой разбитого экрана. Джинсы теперь порваны на коленях, а ладони предательски горят от содравшейся кожи. Но это мало её волнует, она лишь слезливыми испуганными глазами смотрит на упавший цветок.

— Ты там в глаза долбишься? — возмущённо кричит владелец дорогого авто, хлопая дверцей, — ещё чуть-чуть и кишки бы разлетелись по дороге от столкновения!

— Я...я просто не заметила вас, — дрожащим голосом отвечает Суён, аккуратно поднимаясь с дороги.

— Твоё счастье, что я оказался один на полосе, — небрежно фыркает высокий незнакомец, подбирая разбитый смартфон и снисходительно подавая его горе-девушке.

  Суён забирает свою вещь из рук парня и, торопливо поднимая коробку с цветком, с извинениями кланяется ему, видя лишь вместо глаз солнечные очки. Он качает головой, смотря на побледневшую Суён, а после, встряхивая за плечо, пытается понять в чувствах ли она. Потому что всё, что она делает — молчит и шокировано смотрит куда-то вперёд.

— Эй! — щёлкает ей перед носом, — ты чего?

— Ничего, — хмурясь, бормочет Пак и бегло осматривает парня, цепляясь взглядом за его браслет на правой руке. Он кажется ей чертовски знакомым, — ещё раз простите.

  И просто убегает.

  Убегает, оставляя Пак Джунхи посреди перекрытой дороги и трубящих во все рули водителей.  Вот же ж...

  Обиженная на свою же глупость Суён, с красными от неловкости щеками уносится, куда глаза глядят. Забегает в какую-то лапшичную и, пытаясь, успокоить дико бьющееся сердце, находит глазами дверь, ведущую в сортир. Оставляя измученный цветок у раковины, она моет руки, смывая еле заметные разводы крови и грязи. Раны щиплет, поэтому Суён дует на них, пытаясь не скулить, и шёпотом проклинает позвонившего ей Донхуна.

— Какая ты глупая, Пак Суён, — раздражённо ноет девушка, смотря на своё отражение в заляпанном зеркале, — ещё бы чуть-чуть и этот красавчик бы размазал тебя по асфальту колёсами своей тачки.

  Только об одной мысли о чуть неслучившейся аварии у Суён трясутся колени. К тому же, теперь разодранные и грязные джинсы отлично позволяют рассмотреть их. Понимая, что вещь уже не спасти, девушка вновь пытается осмотреть цветок. Он к великой удаче не сломался и не помялся, только лишь пережил небольшую тряску и потерял немного земли из горшка. Теперь горшок надо будет заменить на новый, даже на более красивый, чем был раньше. С такими мыслями Суён покидает уборную неизвестной ей забегаловки и на выходе сталкивается с кем-то, кто ростом не достигает даже её плеча. Удивлённо поднимая голову, девушка никого не замечает, но еле слышимое бормотание будто подсказывает ей опустить голову, чтобы увидеть старушку.

— Милая, прости, — морщинистые руки хватаются за Суён, она останавливается, не выходя из лапшичной и внимательно смотря на незнакомку, — старая, уже ослепла, не вижу, куда иду.

  Деревянная трость в руках поскрипывает — и Суён замирает. Холод по спине от знакомых жутких звуков из ночных кошмаров заставляет сжать на ногах пальцы и насторожиться.

— Поможешь мне сделать заказ? Боюсь, не справлюсь без тебя.

  Всё ещё прибывая в каком-то лёгком шоке, Пак будто теряет дар речи и, поджимая липкие слегка пыльные губы, кивает. Старушка, ковыляя и опираясь на свою устрашающе скрипящую трость, направляется к одному из столиков. Тяжело вздыхая и кряхтя, она усаживается на неудобный стул и своими серыми глазами уставляется на Суён. Девушка ощущает странную дрожь, а после, когда официант лапшичной принимает заказ, она спешит сразу же оплатить бабушкину грибную похлёбку и рис. Старушка на её добрый жест гневно сводит свои густые брови и, будто сгущая тучи в своих серых глазах, мотает головой. Но когда Суён, преодолевая свой страх и оцепенение, касается её сухих сжавшихся рук, лицо старухи будто светлеет и морщины у глаз проглаживаются.

— Спасибо тебе, — лишь произносит она, чуть стукнув своей тростью по скользкой потрескавшейся плитке, — на вот тебе, знаю, что пригодится, — Суён сама не понимает как, но на столе оказывается небольшая потрёпанная книга в очень толстом кожаном переплёте.

— Всё в порядке, — машет растерянно руками Пак, пытаясь убедить в этом и старуху, — мне ничего не стоит угостить вас.

— Бери-бери, — кивает в ответ та, — крепче спать будешь, — усмехается и, пользуясь вновь накатившим оцепенением девушки, пропадает с глаз долой, будто её и не было.

  Бегущий по спине холод вынуждает Пак схватиться за край круглого слегка покосившегося столика. Она хлопает широко распахнутыми глазами и думает, что надо бы убедиться в том, что весь этот день — не обычный ночной кошмар. Всё пошло вниз по склону после того столкновения с парнем на дороге, а теперь и вовсе покатилось кубарем, уткнувшись в эту самую странную книгу.

— Что вообще произошло? — хмурится та, покусывая губы. После пугливо озаряется по сторонам и, торопливо запихивая книгу подмышку, выбегает из лапшичной. Лапшичной, которой нет ни на одной карте.