Время всегда убегает быстро и незаметно. Жизнь течет своим чередом, но так стремительно, что старость ежечасно ждет за порогом. Но бояться мимолетности жизни – это удел людей, друиды же совсем не замечают прожитых лет. Природа ценит своих детей и щедро вознаграждает за служение, наполняя энергией и отдаляя старость. Кэтлин не верила в это, будучи девчонкой, но за годы обучения матушка Энид не постарела ни на год, и девушке лишь оставалось гадать, сколько лет наставница живет на свете. Она и сама начала чувствовать, как кровь в ее жилах смещалась с энергией, стала гуще и текла медленнее положенного. Но Кэтлин часто задавалась вопросом – все ли слуги природы достойны такого щедрого дара, и каждый ли друид доволен долгой отсрочкой от смерти.

Дубовая роща встретила девушку уединенным спокойствием. Кроны вековых деревьев приветливо закачались при ее приближении, и Кэтлин мысленно поблагодарила их за приют. Она приходила сюда каждый день и, устроившись на поляне, сливала свою энергию с энергией природы, практикуясь в управлении одной из стихий вдали от чужих глаз. Сегодня она захватила с собой хворост и разложила его в несколько небольших кучек.

Кэтлин не врала ученикам, говоря, что пробуждала свою силу дважды, и за десять лет не было ни дня, когда она не вспоминала пугающее ощущение засасывающей пустоты внутри и не благодарила святых духов за возвращение сил.

Уютно расположившись на траве, девушка забрала непослушные медные волосы в пучок и выдохнула, настраиваясь на работу. Но перед тем как начать, она по привычке коснулась медальона на груди, и улыбнулась, почувствовав, как тот ответил ей мерным ритмом, означавшим, что далекое от нее сердце все еще бьется. Все мечты о будущем с Ланселотом давно стерлись, как и вкус прощального поцелуя, но расстаться с амулетом Кэтлин была не в силах, убеждая себя, что носит его для защиты и как напоминание о том страшном дне, когда детство ее закончилось по-настоящему.

Она не помнила, как долго кружила птицей в небе, не знала, как вернулась обратно в лес, и благодарила всех богов за то, что Аннан принес ее обратно в общину, когда все уже перестали ее искать. Последним воспоминанием стала вспышка энергии, куполом укрывшая все вокруг, а дальше была только пустота. Часть той пустоты Кэтлин до сих пор носила в груди, как след потерь, которые выпали на ее долю из-за детской самоуверенности и глупости. И пусть с годами пустота пульсировала все тише, расстаться со страхом окончательно девушка была не в силах и сознательно блокировала свою энергию, растрачивая лишь малую часть того, на что была способна.

– Я рада, что ты жив и спокоен, Ланселот, – прошептала Кэтлин, пряча амулет обратно за ворот платья. – Где бы ты ни был, надеюсь, ты счастлив.

Девушка покачала головой и мысленно добавила то, что не смогла произнести, – она надеется, что он счастлив за них обоих. Признаться в том, что до сих пор по нему скучает, было бы слишком больно, как и осознать, что он так и не нашел ее, как обещал. А Кэтлин все еще чувствовала себя той самой одинокой птицей – страшась использовать энергию, она не решалась покинуть общину, не зная, что принесет ей огромный мир за пределами леса и каким испытанием подвергнет. К тому же девушка верила, что однажды Ланселот снова ей встретиться, и частенько приходила в ту часть леса, где была с ним счастлива, проверяя, не позволило ли ей озеро снова вернуться в свою обитель.

Отогнав непрошеные мысли, Кэтлин посмотрела на одну из частей хвороста и взмахнула рукой, зажигая пламя. Оранжевые языки мгновенно зажглись и устремились в небо, разгораясь все жарче под взглядом девушки. А следом и остальной хворост загорелся, громко потрескивая. Девушка снова взмахнула рукой, и несколько пламенных столбов устремились вверх, а после потянулись друг к другу и переплелись, образуя причудливую фигуру. Кэтлин поднялась, подошла поближе к огню и протянула к нему руку, без страха обжечься и без сомнений она погладила пламя и, погрузив руку в центр переплетения, вытащила огненный шар, залюбовавшись, как красные искры огня переплетаются с ее собственными. А затем сжала ладонь, гася пламя не только в руке, но и в кострах и вернулась на прежнее место, позволяя огню дальше действовать по своему желанию.

Кэтлин села на траву и прислонилась к стволу могущего дуба, удовлетворено глядя на горящий уже по собственной воле хворост. Внутренней энергии передался настрой девушки, и искорки переливались, не желая возвращаться в спокойное состояние. Но спокойствие девушки длилось не долго, – голова закружилась, и Кэтлин, от неожиданности дернувшись и ударившись о ствол дерева, зажмурилась от резкой боли. Открыв глаза, она с удивлением огляделась, не найдя признаков костерков, весело потрескивавших в такт шороха листьев.

Заслышав, как кто-то приближается к поляне, Кэтлин хотела встать на ноги, но тело отказалось повиноваться, и девушка замерла в ужасе, парализующем не меньше неведомых сил, – что если это расплата за использование энергии, что если она позволила себе больше дозволенного? Щеки девушки тут же стали мокрыми от слез, а глаза, застланные пеленой, заморгали. Но охватившая Кэтлин паника исчезла так же мгновенно, как и появилась, когда на поляну вышли люди.

Первым Кэтлин увидела Аннана – все такого же кудрявого, с задорными искрами в глазах и родного до самых потаенных уголков души. Прощаясь с ним, девушка сохранила в памяти каждую деталь, не зная, сколько продлиться разлука, и сейчас терялась в догадках – уж не воображение и тоска играют с ней злую шутку. Но в следующий миг на поляну вышла девушка, и глаза Кэтлин расширились от удивления. Она увидела себя саму, в зеленом украшенным вышивкой незнакомом платье, с красивым украшением в волосах, подарком матушки Энид – переплетенными кожаными шнурками с элементами оленьих рогов, бусин и драгоценных камней. Видеть саму себя со стороны казалось диковинным чудом, и все же это не могло быть правдой – в глазах видения было слишком много радости и света, того что Кэтлин давно уже не испытывала.

Аннан присел на камень всего в шаге от Кэтлин, и его спутница удобно устроилась у него на коленях, положив голову мужчине на грудь. Рыжие кудри рассыпались по ее спине, накрыв заботливые мужские руки. Губы Аннана зашевелились, но поляна по-прежнему хранила тишину, и Кэтлин мысленно вскрикнула от разочарования и желания услышать бархатистый знакомый голос. Она попыталась призвать свою энергию, попросила помочь ей, сама не осознавая, что собирается предпринять, но в тоже мгновение морок растворился также внезапно, как и появился.

Кэтлин волной накрыл треск сухих горящих веток, показавшийся оглушительным после долгой тишины, и она, не сдержавшись, на мгновение закрыла уши руками. Девушка почувствовала, как кто-то прикоснулся к ее плечу, заставив вздрогнуть от неожиданности, и, резко обернувшись, увидела матушку Энид. Женщинами улыбнулась и опустилась на землю.

– Не против, если я присоединюсь?

– Я уже закончила. – взяв себя в руки сказала Кэтлин. –Но если хотите, повторю еще раз.

– Не нужно. Уверена, ты многому научилась. Придет день, и о твоих способностях узнаю не только я, но и вся община.

– Не настолько я хороша, чтобы всех удивить. – засмеялась Кэтлин.

Как и всегда в присутствии наставницы спокойствие взяло верх над страхами, и Кэтлин привычно положила голову на плечо женщины. Девушка часто вспоминала, как трепетала перед силой и уверенностью столь опытного друида, но с годами их общение все больше наполнялось доверием и близостью, и сейчас матушка Энид значила для девушки гораздо больше чем просто учитель.

– Что-то тревожит тебя, eala bhàn? – спросила наставница, мягко обняв девушку и погладив по плечу. – Расскажешь?

– Мои страхи так повсеместны и разрозненны, что сложно подобрать для них слова.

– А мне почему-то кажется, что страх только один, и сидит он глубоко в сердце.

Кэтлин закусила нижнюю губу, признавая правоту матушки Энид. Не дождавшись ответа, наставница поцеловала девушку в макушку и сказала:

– Каждый из нас чего-то боится, eala bhàn. Но страхи часто отравляют нам жизнь и, принося печаль, пируют на наших несчастьях, становиться больше. Быть может тебе стоит рискнуть и доверится самой себе?

– Я боюсь снова все потерять. Это главный мой страх. – произнесла девушка.

– Но это не повод запирать энергию, данную тебе природой.

– Каждый день я трачу все больше и больше. И каждый день сердце мое замирает от мысли, что я беру слишком много. – Кэтлин покачала головой. – Однажды я уже доверилась себе, и слепая вера в могущество привела меня к пустоте. Могу ли я снова так рискнуть?

– Человек всегда рискует. Это делает нашу жизнь стоящей.

Женщины замолчали, и, вглядываясь в угасающие языки пламени, каждая предалась своим мыслям.

– Почему вы всегда называете меня eala bhàn? – Кэтлин решила утолить долгие годы мучавшее ее любопытство. – Тогда в лесу я превратилась в лебедя, но как вы могли узнать? Ведь вы называете меня так с детства.

– А почему ты называешь меня матушкой Энид? – засмеялась наставница. – Ведь детей у меня никогда не было, да и тебе я не кровный родственник.

– Но вы роднее всех, кого я знаю. И единственная, кто всегда окружал меня заботой и понимаем, несмотря ни на что. А быть может, вы были первой, кто взял меня на руки, и это оставило свой отпечаток в моем сердце.

Матушка Энид с удивлением взглянула на свою ученицу. Много лет назад именно она нашла корзинку с драгоценной жизнью внутри в необитаемой части леса. Она пришла туда на неведомый зов, слышимый ей одной, и тот же неосязаемый голос подсказал ей имя ребенка несколько дней спустя. Не зная, кем были родители девочки, на своей памяти матушка Энид была первой, кто взял дитя на руки, и долгие месяца – единственной, выхаживающей малютку. Знать этого Кэтлин не могла, как и того, что женщина до встречи с ней разрывалась от тоски, так и не став матерью.

– Я нашла тебя в первые дни осени, как раз после празднования Лугнасада. – задумчиво сказала матушка Энид и улыбнулась. – Ты показалась мне последним даром Бога Солнца и природы, завершающей свой цикл.

– Может я и есть их дитя, – засмеялась Кэтлин. – Никто ведь так и не пришел за мной спустя столько лет.

– Тот, кто оставил тебя, мог и не желать этого. Никто не делает ничего без причины.

Хворост окончательно догорел, и только редкие оставшиеся веточки еще сияли красными тлеющими огоньками. Кэтлин закрыла глаза и глубоко вдохнула аромат леса, последних цветов и рассеивающегося дыма. Она редко думала о родителях, храня в душе уверенность, что оставить ее было их решение, а не необходимость, и искренне надеялась, что они живы и счастливы. Как бы сильно ни не хватало ей материнской любви и крепких объятий отца, жизнь милосердно подарила ей общину друидов, лучше которых заботиться о ближнем никто был не в силах. Но иногда, глядя на свое отражение в зеркале, девушка гадала, были ли у ее матери такие же густые медные локоны, и как знать может необычный цвет глаз передался ей от отца.

– Друиды верят, что с рождения за каждым человеком стоит животное или птица, наделяющее его особыми даром и характером. – продолжила матушка Энид. – Период твоего рождения находится во власти лебедей.

– Удивительно. – выдохнула Кэтлин. – Мудрость друидов, годами живущих в согласии с природой, безгранична.

Девушка мысленно снова вернулась в тот далекий день, вспоминая, как вспышка энергии заполнила лес, затопила его подобно наводнению. И пусть дальше было только забвение, тягучее, заполнившее долгое дни, но она точно видела, как взмыла птицей в небеса. На краткий миг, будто девушка наблюдала со стороны, перед глазами Кэтлин пронеслись два могучих белых крыла, рассекающие воздух мощными взмахами.

– Это необычная птица. – сказала матушка Энид, гладя Кэтлин по волосам. – Она олицетворяет свет и чистоту. Едва взглянув на тебя, я поняла, насколько особенной ты вырастешь – мудрой, справедливой, вдумчивой. Тебе только нужно выпустить своего лебедя, позволить ему расправить крылья и взлететь.