Жизнь — это материя, в которой мы запутаемся, если будем рассуждать о ней слишком много или слишком мало.
(с) С. Батлер

«Исход близок, но будет очень сложным. Те, кто мертвы, станут спасением живых. Не доверяй зелёным глазам, что придут к тебе в скором времени. Мы скучаем по С.
А».

Еще раз пробегаюсь глазами по неровным строчкам. «Исход близок» — видимо, по ту сторону происходят перемены. Но «не доверяй зелёным глазам»?

— Что это значит, Даглас?

— Это значит, что среди нас есть предатель, — самоубийца напряжённо прикусывает губу, — Но знать бы, действительно ли Андерс автор этой записки. Это запросто может быть провокацией.

— Нет, я думаю, что это все-таки наши ребята.

— Почему ты так уверена в этом?

— Максим бы не дался в руки чужим.

— Сесиль, их могли заставить сделать это под пытками или придумать что-нибудь ещё.

— Я не уверена, это звучит слишком бредово. Они загнали нас в самый центр вселенской задницы, так зачем играть с нами в шарады?

— Мертвые станут спасением живых... — повторил Даглас, — Значит, самоубийцы за нас.

Лицо парня впервые озаряется улыбкой. Это так неожиданно и прекрасно, что я замираю, не дыша, боясь спугнуть такое искреннее проявление живых эмоций.

Где-то позади раздаётся далёкий крик.

— Мятеж!

Самоубийца стремительно поднимается со своего места и выхватывает из-за пояса меч. Я осторожно встаю на ноги, боязливо прижимаясь к его напряжённому плечу. Максим, угрожающе зашипев, рыжей стрелой кидается в кусты и прячется там, поджав пушистый хвост. Спустя мгновение Даглас срывается с места и бежит к деревне, я тут же устремляюсь следом за ним, на бегу разрывая записку в мелкие клочья. Ком тошноты предательски подкатывает к горлу.

Я больше не хочу крови. Я видела ее слишком часто.

Жители повыбегали из своих укрытий, собираясь у подножия большого холма, что перед лесом. Верхушки деревьев качаются, предрекая прибытие чужаков, потревоженные птицы, всполошившись, с пронзительным криком кружат под тёмным небом. Спириты достают оружие — кто ржавый меч, кто самодельную дубину, усеянную старыми гвоздями. В толпе замечаю несколько людей с арбалетами. Перед глазами смутно проносится картинка: ведь кто-то из них в прошлой жизни запросто мог быть офисным работником, земледелом или просто счастливым семьянином. Сейчас их зубы оскалены, как у диких зверей, а глаза сверкают враждебностью. Даже воздух вокруг, кажется, посерел, переполненный злобой.

Страшное зрелище.

Волосы встают дыбом на покрытых мурашками руках.

На вершине холма появляются силуэты. Один, второй, третий... Десятки изгнанных становятся плечом к плечу, молча изучая смятенными взглядами жителей деревни.

Они не нападают...
Но почему?

Боковым зрением замечаю Дагласа, застывшего в боевой стойке. Он готов к обороне.

— Мошенники, — произносит он беззвучно, но я считываю всё по губам.

Что им нужно?

Клан Мошенников давно отказался от сотрудничества, выдвинув невыполнимые условия.

— Уходите! Это не ваша территория!

Вперёд вышел мужчина, один из тех, кого я видела однажды ночью у костра. Седая борода развевается на ветру, побелевшие от напряжения пальцы крепко держат наготове самодельную булаву, похожую на ощерившуюся зубастую пасть.

Мошенники продолжают молчать. От напряжённой тишины кровь стынет в венах, кажется, что даже птицы перестали кричать. Только ветер свистит между деревьев, как будто плачет и причитает о ком-то.

Кажется, надвигается гроза.

— В наступление-е-е!

Гром подхватывает эти слова и разносит по округе. С неба стеной хлынул холодный дождь, остро пахнущий серой. Слышен звон обнажающегося оружия, все бросаются вперёд, скользя ногами по вязкой глине, и тут...

— Мы пришли с миром!

Кажется, Спириты не слышат этого и продолжают карабкаться наверх. Мошенники, не сдвинувшись с места, все как один резко вскидывают кулаки и прижимают их сердцу.

Это молния, или я вижу проблески страха в их глазах?

— Остановитесь! — кричу я не своим голосом, срываясь на хрип, — Не надо!

Я почти захлёбываюсь от ужаса и перенапряжения. Ловлю почти безумный взгляд Дагласа и, наплевав на безопасность, бросаюсь наперерез, прямо под занесённый во взмахе меч.

— Сумасшедшая! — Даглас отбрасывает меня в сторону, смертоносный металл, просвистев прямо над ухом, погружается во влажную землю рядом с моей головой.

— Дети! С ними дети! — я продолжаю кричать, из последних сил стараясь ползти наверх.

— Всем остановиться!

Спириты застывают, как вкопанные, изумлённо опустив оружие. В толпе раздаются возмущённые возгласы.

— Зачем вы прикрываетесь детьми?!

— Уходите!

— Мы могли убить их, чем же вы думали?!

Я обессилено переваливаюсь на бок и поднимаю измазанное землей лицо к стоящим наверху Мошенникам. Маленькие ребятишки жмутся к ногам взрослых, и под проливным дождём их фигуры похожи на маленьких каменных божеств.

Слишком взрослые глаза для таких детских лиц.

На плечах у старших я замечаю холщовые мешки, плотно набитые какими-то вещами. Отмечаю, что среди тех, кто явился к нам с
другого края Котла, нет ни одной женщины.

Что-то здесь не так.

Кажется, случилась беда.

— Мы все знаем, кто вы! — это кричит кто-то из деревни, — Нас не обмануть такими выходками! Убирайтесь к Дьяволу!

— Даглас, — бормочу я, — Где матери этих детей? Одни мужчины...

Самоубийца озабоченно сдвигает брови, слегка задумавшись. Спустя всего пару мгновений он убирает меч и, поднявшись во весь рост, спрашивает чужаков:

— Что у вас случилось?

Сверху раздаётся голос:

— Людоеды напали на деревню, пока мы были на охоте. Стариков, детей, женщин... Мы уцелели...

— Но как? Клан Людоедов находится к Востоку от вас, они не могли просто взять и вот так прийти к вам! — оглядев своих, Даглас напряжённо делает шаг вперёд, — Людоеды не преодолевают таких больших расстояний, обычно от них отбиваемся только мы.

— Мы считаем, что их направили извне. Кто-то... кто-то из Тектума устраивает чистки. Убийцы резко пропали со своих мест, скорее всего, их рекрутировали в наёмников. Нам некуда больше идти, земли захвачены.

— Спускайтесь, — мужчина с седой бородой указал рукой на деревню, — Но предупреждаю — малейшая провокация с вашей стороны, и вы пожалеете, что спаслись от Людоедов.

***

Пламя костра жадно лижет мои ноги. Я сижу в нашей ветхой лачуге и мягко расчёсываю волосы малышу, одному из тех, кто пришёл с другой стороны. Его отец вместе с остальными чужеземцами и всеми мужчинами деревни прямо сейчас находится в соседнем доме, где разгорелись жаркие обсуждения по поводу случившегося и строятся планы по освобождению Котла. По крыше монотонно барабанят дождевые капли. Ребёнок прильнул пухлой щекой к моему животу, засунув в рот пальчик, его губы постоянно шевелятся, то причмокивая, то что-то шепча. Изредка он вздрагивает и протяжно вздыхает, и тогда я, убаюкивая, начинаю нежно гладить его спину и плечи. Мне страшно представить, от каких ужасных переживаний он спрятался в своём совсем не спасительном сне.

Дети такие сны видеть не должны.

Дети в Тектуме.

Слёзы наворачиваются на глазах.

Откуда взялись такие маленькие создания в клане Мошенников? Почему в Котле вообще находились целые семьи?

Я задумчиво смотрю на пламя. Сколько всего я ещё не знаю о Тектуме? Что за кровавая система царит во всех сторонах этого удивительного мира? Кажется, я на время закрываю глаза и впадаю в дремоту, потому что в определённый момент мне начинает казаться, что я падаю в темную пустоту. Дёрнувшись, испуганно смотрю по сторонам и покрепче прижимаю к себе спящего ребёнка. Ткань над входом в убежище приподнимается и внутрь заходят Лука с отцом малыша.

— А тебе бы очень пошло материнство, — в глазах Луки я вижу лёгкую тоску и сожаление, — Мда... Как хрупка человеческая жизнь...

В другое время я бы растрогалась от его слов, но сейчас моим вниманием завладело другое. Я пристально смотрю на мужчину, стоящего рядом с ним, и маленькая комната начинает качаться у меня перед глазами.

У этого человека ярко-зелёные глаза.

***

Я остаюсь одна. Сонного ребёнка забрал к себе отец, а Лука ушёл поохотиться. Не в силах найти себе места, брожу из угла в угол, съедаемая собственными переживаниями.

«Не доверяй зелёным глазам, что придут к тебе в скором времени».

Откуда Андерс мог это знать? Неужели записка действительно могла быть провокацией, учиненной Робом и его подельниками? Но у чужеземца действительно зелёные глаза...

На пороге появляется Даглас. С облегчением лечу в его объятия с намерением выговориться, рассказать о том, что я встретила подозрительного человека. Но у Дагласа такой усталый вид, что я остаюсь стоять на месте, с тревогой разглядывая глубокие тени, залёгшие под его глазами.

— Что случилось?

Вместо ответа он сгребает меня в охапку и жадно покрывает мое лицо и шею поцелуями. Волна жара растекается по всему телу. Его порыв такой дикий, такой настоящий, что я разом забываю обо всем, что хотела ему сообщить и просто обмякаю в сильных руках самоубийцы. Он зарывается лицом в мои волосы и тихо шепчет мое имя.

Колени дрожат.
Дыхание сбивается.
Поцелуи похожи на укусы дикого зверя.

Я сдаюсь, я слаба. Он почти убивает меня, но в нем столько любви, что звезды, стыдясь того, что видят, прячутся за облаками.

Я не помню, в какой момент мы оказались на той тесной и неуютной лежанке, которая долгие дни заменяла мне настоящую постель. Кожа к коже, как будто так и должно было быть.

Его кожа, она такая нежная, но с твёрдыми буграми мышц, и шероховатые руки, которые совсем недавно крепко сжимали меч, а теперь — саму меня.

Перед глазами навсегда остался только взгляд самоубийцы — отчаянный, полный мольбы о любви и спасении.

А глубоко внутри, на дне его голубых глаз плескалась едва уловимая тьма, которую уже ничто не могло изгнать из его души, ибо эта тьма и была — сам Даглас.

***

Этим утром удивительный рассвет. Такой отчаянно-багровый, словно небо окропило свежей кровью. В это утро я впервые чувствую себя по-настоящему счастливой — впервые за долгое время. Рука Дагласа нежно обнимает мою обнаженную талию и ещё никогда его кожа не была такой горячей, как сейчас. Он рассматривает мое лицо из-под опущенных ресниц, словно старается запомнить каждую его черточку.

— Даглас... Я встретила мужчину с зелёными глазами. Он чужой.

Тревога снова возвращается, но последствия прошедшей ночи не позволяют ей снова укорениться в моей душе. Я чувствую себя сильнее, увереннее, смелее.

Я чувствую себя живой.

— Я общался с ним вчера. Он не нравится мне, но ровно настолько же, насколько и все Мошенники.

— Что будем делать?

— Следить, Сесиль, пока только следить. Мы не можем просто так, без объяснений, начать выбивать признания из того, кто попросил у нас кров.

— А вдруг он опасен? Вдруг он приведёт Роба и остальных к нам?

— В таком случае, мы будем наготове. Их клан согласился сотрудничать с нами, поэтому я пока не понимаю, того ли человека мы подозреваем.

— Но глаза...

— Мало ли людей с зелёными глазами?

Притихнув, сонно провожу пальцами по груди Дагласа, ощущая под своими пальцами его сердцебиение.

— Откуда у них дети?

— Часть — это ссыльные, просто Спириты из Тектума, чем-то не угодившие правительству. А вот остальные... Сложно объяснить. При жизни мошенники наломали много дров, и за их дела не только они лишились жизни. Месть страшная штука.

— Я больше не хочу здесь находиться. Иногда мне кажется, что я просто не выдержу.

— Я знаю, — Даглас отбрасывает волосы с лица, — Прошу тебя, давай хотя бы на пару часов забудем о том, что мы в Аду.

Но это спокойствие длится недолго. С улицы снова раздаются крики.

— Будь оно всё проклято, — рычит самоубийца, и, быстро одевшись, выходит во двор.

Кроваво-красное зарево уже сменилось неярким утренним солнцем. Потянувшись всем телом, торопливо натягиваю свитер и уже порядком истрепавшиеся джинсы, а потом выхожу на улицу.

Сначала я ничего не вижу, потому что с непривычки мне слепит глаза. Я тру лицо ладонями и, прищурившись, пытаюсь разглядеть того, кто посмел нарушить общественный покой.

Парень такой грязный, словно его всю ночь волокли по размытой дождём слякоти. Волосы слиплись и торчат в разные стороны, напоминая колючий репейник. Что-то знакомое в его фигуре заставляет меня насторожиться. Я подхожу поближе, пристально всматриваясь в едва знакомые черты, а затем, радостно взвизгнув, расталкиваю любопытных зрителей и бросаюсь к пришельцу, изо всех сил обнимая его за тонкую шею.

— О, Вселенная, что же ты здесь делаешь?!