„Что мои враги могут сделать со мной? Мой рай находится в моем сердце, если меня убьют, тогда это — мученичество, если меня посадят в тюрьму, тогда мое заключение — уединение, если меня вышлют, тогда моё изгнание — отдых."
(с) Ибн Таймия

На следующий день нас всех, в количестве девяти человек, собирают в здании Совета и дают последние наставления. В зале, помимо собравшихся, присутствуют также представители от самоубийц — Август и, конечно же, Даглас. Я старательно избегаю его взгляда, делая вид, что внимательно слушаю Старших, но на самом деле мне хочется просто провалиться сквозь пол куда-нибудь в адское пекло, потому что рядом со мной стоит Элиза.

На лице Дагласа уже привычная отрешенно-презрительная маска и только я знаю, насколько наше присутствие для него, должно быть, мучительно. Я пытаюсь сдерживать свои эмоции, но непрошеная ревность буквально прожигает меня изнутри. «Это глупо, Сесиль» — в сотый раз повторяю себе одну и ту же фразу, но мне не удаётся унять свою нервозность.

Элизе тоже доставляет мало удовольствия присутствие непосредственно рядом с бывшим женихом. Она неловко перебирает пальцами, разглядывая свои руки и исподтишка поглядывая на него виноватым взглядом. У меня просто не получается видеть в ней неприятеля, ведь история смерти этой девушки настолько чудовищна, что в какой-то момент мне даже хочется обнять её и успокоить.

— Элиза, — я не могу сдержаться и тихонько заговариваю с ней, в ответ она поднимает на меня свои большие блестящие глаза.

— Мы знакомы? — спрашивает она и уголок её рта подрагивает.

— Ты меня не помнишь, но мы пересекались пару раз, — я безжалостно вру, чтобы не выдать себя, — Я вижу, как ты волнуешься, но всё будет хорошо.

— Спасибо, — девушка тяжело вздыхает, но всё же коротко улыбается мне, прежде чем перевести внимание на Совет.

Я всё же решаюсь взглянуть на Дагласа и вижу, что в этот самый момент он пристально смотрит на нас, но что-то страшное таится в его взгляде. Энергетика самоубийцы проявляется больше, чем обычно, она словно клубится вокруг невидимыми удушающими щупальцами, заставляя сжаться от тоски и холода. Тьма и гордость тесно сплетены в этом парне и мне до сих пор не стало ясно — есть ли внутри него что-то ещё. Ты живой мертвец, Даглас Купер, так зачем же ты столько раз приходил ко мне, чтобы просто побыть рядом? Мои чувства к тебе подкрались незаметно, буквально застав меня врасплох, но что с этого толку, если ты так и не способен чувствовать ничего, кроме ненависти?

Тем временем, Совет в лице Ральфа продолжает свои наставления, которые больше похожи на хорошо замаскированную пропаганду. Мы слушаем рассказ об идеях единства, о необходимости поддерживать друг друга в трудные времена и законе равновесия. Я недовольно морщусь, понимая, что стоит за всем этим — Тектуму просто нужно пушечное мясо. Ведь в случае войны самоубийцы первыми будут отправлены в самый эпицентр событий, чтобы прикрывать тылы в лице спиритов, а Верховный Совет будет объяснять это наказанием за грех лишения себя жизни. Мда, вот тебе и прекрасный мир, где у каждого есть шанс спокойно прожить полный жизненный цикл. Горькое разочарование опускается на мои плечи.

Я перевожу взгляд на Августа, наставник самоубийц выглядит так, словно только что съел целый лимон. «Конечно», — думаю я, — «Он же не дурак и прекрасно понимает, что на самом деле означают эти пафосные речи». Пожалуй, один только Эллиот выглядит наиболее одухотворенным, но он так рад, что ему предоставился шанс показать себя с лучшей стороны, что просто отключил критическое мышление. Фэйт как-то обмолвилась, что он начал прикладывать огромные усилия, выполняя свою работу, чтобы впоследствии когда-нибудь попасть в состав Совета, поэтому отправка в Mortem Domus для него — большая удача. Единственный момент — у парня случился сильный приступ паники при мысли о том, что Фэйт останется без его присмотра, а всё последствия теракта, которые помимо оставленных на теле ран наложили отпечаток и на общее сознание.

Собрание заканчивается и нас ведут к Дому Самоубийц. По мере приближения к зданию, мне всё больше хочется вжать голову в плечи и убежать обратно в такой родной и привычный Кантион. Территория вокруг Domus Mortem похожа на огромный выжженный пласт земли, местами покрытый грязно-серым снегом и колючей наледью. Голые, густо усеянные чёрным вороньём, похожи на древних чудовищ, готовых схватить тебя корявыми лапами сухих ветвей. Само здание вблизи выглядит ещё более угнетающе, чем тогда, когда я впервые увидела его из окна своей комнаты, каменные стены несли в себе холод и беспочвенную тоску, а забор, которым оно было обнесено, был похож на огромный ощерившийся рот с кривыми острыми зубами. Дом Самоубийц больше похож на тюрьму для отбывающих наказания за тяжкие преступления, чем на место, в котором живут воины и защитники Тектума.

Ворота открываются с протяжным скрипом и мы, наконец, входим во владения самоубийц. Когда они с тяжелым грохотом закрываются за нашей спиной, я невольно вздрагиваю. Мне кажется, что мы попали прямиком в библейский Ад. Инстинктивно ищу глазами Дагласа, мысленно признав, что только рядом с ним я буду чувствовать себя в безопасности, находясь на чужой территории. Парень идёт впереди нашей подавленной кучки спиритов, но, словно почувствовав на себе мой взгляд, он оборачивается через плечо и его глаза сразу же находят мои, а потом почему-то скользят вверх-вниз по моему телу. Они стеклянные, будто он сейчас где-то далеко отсюда. Мне хочется засмеяться и заплакать одновременно. Чёртова Вселенная, во что ты меня впутала? Что это за подобие Лазаря, да простят меня верующие?

— Эй, — Эллиот неловко толкает меня плечом и я отвлекаюсь, глядя на его хитрое веснушчатое лицо, — Это тот самый парень?   — я нехотя киваю, — Почему вы не держитесь за ручку?

— Да иди ты нахрен, — начинаю шипеть я сквозь зубы и Эллиот довольно хихикает.

Не хватало ещё, чтобы Даглас это услышал.

— Ты просто выглядишь так, будто идёшь на убой, я хотел тебя отвлечь.

— Если я умру от позора, Фэйт тебя убьёт. Мы встретимся в Санктуме и я надеру тебе задницу.

— Ооо, как страшно, — фыркает мой друг и мы молча идём дальше по небольшой заасфальтированной дорожке.

Каким бы глупым не вышел этот разговор, он подарил моей нервной системе небольшое облегчение. Внезапно наблюдаю, как Элиза ускоряется и приближается к Дагласу, незаметно для остальных касаясь его руки. Волна отвращения проходит по моему телу, когда я вижу, как её длинные пальцы легонько поглаживают его бледную кожу.

Кое-что притягивает моё внимание.

На пальцах Элизы нет ни одного кольца. В том числе обручального.

Моё сердце сжимается в маленькую точку и жалобно пульсирует.

Самоубийца отдергивает ладонь, болезненно содрогнувшись и смотрит на неё уничтожающим взглядом, от чего та, резко обмякнув, снова замедляется и встаёт в общий строй. Мне трудно понять, что значит для него её прикосновение, но болезненный комок всё равно начинает сформировываться где-то в районе моей груди. Проклятье.

Справа от основного здания, которое больше похоже на старинный готический замок, располагается небольшое тренировочное поле. Я вижу, как несколько самоубийц сражаются друг с другом на мечах, оставляя на грязном снегу алые капли крови. Их гибкие тела с ловкостью обрушивают точные и сильные удары. Это было красиво и жутко одновременно. Я словно попала в Средневековье.

Внутри всё так же мрачно, воздух пропах железом и болью. Тусклые электрические фонари освещают холодные стены и широкие винтовые лестницы, на которых нет даже отпечатка уюта. Холл застелен темно-красными коврами, в центре жарко полыхает камин, рядом с которым в небрежных позах отдыхают на небольших темно-коричневых диванах уставшие от тренировки самоубийцы. Увидев нас, они резко прерывают разговор и с хищным любопытством оглядывают нас с ног до головы.

— Добро пожаловать в Ад, — крикнул кто-то с издёвкой в голосе.

Испытание началось.

***

Сильная грудь Дагласа с плохо сдерживаемой яростью впечатывает меня в стену.

— Я не могу, не могу! — с ненавистью произносит он прямо мне в лицо, когда мы стоим, соприкоснувшись лбами.

То, как он это сказал, разрывает меня на части.

Я дергаюсь назад и пытаюсь вырваться из его железной хватки, но лишь упираюсь спиной в жесткий холодный камень. Не знаю, чего мне сейчас хочется больше — убежать отсюда к чертям или поднять голову и впиться, наконец, в его холодные губы. Я была слишком зла, чтобы пойти ему навстречу.

***

Несколько часов назад, после приветствия в гостиной Mortem Domus нам провели небольшую экскурсию по замку, после чего разъяснили условия нашего дальнейшего пребывания. Следующие два дня мы будем полностью осваивать быт самоубийц, проводить с ними всё свободное время и тренироваться наравне со всеми. Последнее очень расстраивает не слишком грациозного Эллиота, но всем плевать. К войне должен быть готов каждый, вне зависимости от принадлежности к тому или иному клану.

Мир уже раскололся и если не можешь предотвратить неминуемое — учись выживать.

На официальном приёме я вяло ковыряла вилкой в тарелке, изредка поглядывая на самоубийц, которые рассматривали нас так, будто мы были отданы им на съедение.

— Ну и вляпались же мы, — пробормотал рядом со мной Эллиот, низко опустив рыжую голову.

— Нужно потерпеть всего два дня. Мы справимся.

Хорошо, что Фэйт с нами нет.

После приёма мы разошлись по своим комнатам, куда нас проводил Август, чтобы отдохнуть перед тем, как новый день заставит нас чувствовать себя частью этого странного общества. Спальни выглядели очень аскетично, и, как назло, вместе со мной поселили Элизу.

В какой момент своей жизни я потеряла удачу?

Моя новая соседка была максимально подавленной, а мне было неудобно переодеваться и вести себя естественно рядом с ней, поэтому я молча разложила свои немногочисленные вещи и выскользнула в коридор. Мне хотелось подняться на самую высокую башню, чтобы посмотреть оттуда на горящий сотнями огней кантон, а днём я успела заметить лестницу, ведущую прямиком туда. Я шла, прижавшись поближе к стене, постоянно замирая, боясь ненароком встретиться с кем-нибудь из местных обитателей. Не хватало ещё попасться к Августу, он и так относится ко мне с подозрением. Видимо, думает, что я все-таки хорошо скрывающийся террорист.

Наступившая ночь мягко и таинственно скрывала очертания замка, и я бесшумной тенью бродила по коридорам, изучая притихшие окрестности в поисках заветной лестницы, пока Даглас не поймал меня, как дикое животное ловит раненую птицу.

***

— Что тебе нужно от меня, Даглас? — раздражение песком скрипит на моих зубах, — Ведь Луны сегодня нет!

Он проигнорировал меня. Мои слова прозвучали чересчур резко.

— Даглас... — начинаю говорить уже более спокойным тоном, но он перебивает меня.

— У тебя есть что-то с Андерсом?! — он дышит так тяжело, что мне становится страшно.

— Нет. — грубо отрезаю я.

После сцены в больнице я больше не понимаю, как мне относиться к происходящему, меня всю словно вывернули наизнанку, сделав невольным свидетелем чужой драмы.

А я всего этого совсем не хотела.

Мне нужен был мой мир, в котором все было просто и понятно. И нет, я не инфантильная, просто события в моей жизни происходят с такой скоростью, что я просто не успеваю понять, что происходит, не успеваю понять, кто мне друг, а кого стоит остерегаться. Это подобно свободному падению с высоты, когда от тебя больше ничего в этом мире не зависит.

— Сесиль, он опасен! — в словах парня звучит предостережение, но я яростно мотаю головой.

— Андерс мой друг и он не сделал мне ничего плохого, — упрямо вздергиваю подбородок, стараясь не выдать своего волнения.

Внутри него скрыта такая огромная сила, что я только сейчас отдаю себе отчёт, во что ввязалась. Кого я пыталась приручить? Он же сломит меня за одну секунду. Нервный смешок слетает с моих губ и Даглас замечает это.

— Вот чёрт, — парень ударяет ладонью по стене рядом с моим лицом и я невольно вздрагиваю, — Ты не представляешь, на что он способен! Если он тронет тебя хотя бы пальцем... — его голос становится тише, взгляд опасно темнеет и я понимаю, что он не врёт.

Все мои конечности словно наливаются свинцом и я, потеряв все силы, опускаю глаза в пол, думая, как бы побыстрее закончить этот разговор и уйти обратно к себе.

— Сесиль, я...

— Я знаю всё и про тебя, и про Элизу, и про Андерса, Даглас. И этого мне достаточно.

Мои слова звучат как приговор.

Молчание. Я снова смотрю на него и вижу, как в его хрустальных глазах впервые плещется отчаяние.

— Это в прошлом. Тот человек, которым я был, давно мёртв.

— А сейчас, Даглас? Сейчас ты чувствуешь себя живым?

Этот вопрос застаёт его врасплох. Он крепко сжимает мои волосы в кулаке, пропуская пряди сквозь пальцы, а потом прижимается к ним лицом.

— Мне сложно понять, — произносит он уже более сдержанно, нехотя отстранившись.

— Тогда зачем ты в который раз приходишь ко мне, а потом просто убегаешь? Ты же совсем не знаешь меня, так что тогда нужно от меня человеку, который не способен чувствовать?! Уходи и не приближайся ко мне больше! И я не откажусь от Андерса, он был и остаётся моим другом, — я со злостью выплёвываю каждое слово ему прямо в лицо, а он морщится так, словно они режут его по живому.

— Обними меня. Как тогда, на Балу.

Он что, играет со мной? Я, чёрт его дери, похожа на спасательный круг?!

— Это действительно то, чего ты сейчас хочешь?

Сильная пульсация сердца.

— С того самого дня, как ты оказалась на моих руках в подвале архива.

Он удерживает взгляд на моих губах и я вскипаю от возмущения, не веря его словам.

— Это неправда! — восклицаю я, — Тогда ты искал Элизу, и я не буду сейчас вставать между вами! Я живой человек, Даглас и я чувствую, в отличие от тебя!

— Замолчи.

Одно мгновение — и он впивается мне в губы. Жадно, требовательно, отчаянно. Всё моё ощущение мира сужается до одной единственной точки — это Даглас, его тело, лицо и губы. Холодок зубов, касающихся моей нижней губы. Обжигающий лёд сильного тела. Не существует больше никого и ничего, только этот поцелуй, почти болезненный, как неожиданная хлесткая пощечина. Поцелуй самоубийцы был не похож ни на один другой — так меня ещё никто не целовал. Даглас словно опустошает меня до дна, в то же мгновение рождая во мне совершенно другое чувство. Новое. Глубокое. Пугающее и в то же время восторженное. Я дрожу и изо всех сил цепляюсь в его рубашку, пока он держит моё лицо и мою шею в своих руках. Всё разлетается на осколки. Всё, что было в моей жизни, никогда не станет прежним.

Одним единственным поцелуем Даглас ломает и меня, и мой мир, и все законы Тектума.

Мы совершаем преступление, стоя во тьме и прижавшись друг к другу дрожащими от волнения и жажды телами.

Да простит меня Вселенная.