„Ошибка, дорогой Брут, не в наших звездах, а в нас самих."
(с) Уильям Шекспир

С осторожностью, как будто мне сейчас придётся усмирять дикое животное, подхожу к враждебно настроенной девушке. Она гордо задирает вверх острый подбородок и, слегка шмыгая носом, косо посматривает на меня из-под насупленных густых бровей.

— Прости, но я не знаю, кто ты. Давай поговорим?

Девушка недовольно морщит нос и, оглядываясь по сторонам, быстрым шагом проходит дальше по коридору, остановившись у большого зеркала в тяжелой раме, которое висит напротив кабинета Стивена.

— Иди сюда, — зовёт она командным тоном и призывно машет мне рукой.

Я подхожу и становлюсь рядом с ней, внимательно изучая наши отражения. Скольжу взглядом по её густым тёмным волосам, по мягким очертаниям щёк и пепельно—серым глазам с тонкой чёрной каемкой. Нас объединяет множество деталей во внешности, различие лишь в том, что у неё глаза мамины, а мои достались мне от отца. Это всё. Реальность жестоко бьет меня под дых, когда я понимаю, что эта девушка — моя сестра.

— Как две капли воды, правда? — она улыбается, но эта улыбка больше похожа на болезненный оскал, — Только вот не могу понять, почему именно меня они не захотели? Чем я хуже тебя?

Я молчу, быстро-быстро моргая, не находя никаких слов, чтобы озвучить свои догадки.

— Я не знаю... Мама рассказывала мне... О тебе, что ты могла бы быть... Но в том, что так случилось, нет моей вины, — шумно выдыхаю я.

— Конечно, нет, — произносит девушка, скорбно опустив уголки рта, и тут же уходит прочь, к выходу из приёмной.

Я не нахожу в себе сил, чтобы сейчас взять и остановить её, чувствуя себя от этого слабой и ничтожной. Но что мне оставалось делать? Только что весь мой мир в очередной раз перевернулся с ног на голову.

Возвращаюсь обратно в кабинет, старательно избегая вопросительного взгляда Андерса, и тяжело опускаюсь на стул, устало прижимаясь лбом к холодной поверхности стола. Мои мысли похожи на рой разъярённых пчёл, бьющихся изнутри об мою черепную коробку.

— Кто она? — настойчиво спрашивает Андерс.

— Моя сестра, — вымученно отвечаю я, нервно постукивая головой о деревянную поверхность.

— Ты уверена? Хочешь, я возьму наручники и задержу её для выяснения личности? — он недоверчиво таращит на меня глаза.

— Андерс! — громко возмущаюсь я, — Ты не на Земле вообще-то.

— Мда, целый индийский фильм. Как так вышло?

— Моя мама рассказывала мне, что перед тем, как забеременеть мной, она сделала аборт. Причин не знаю и вообще никогда не думала об этом, а тут вот... — я машу рукой в сторону двери, — Как оказалось, ничто не проходит бесследно.

— Но ты-то тут при чём? По факту, это чужой тебе человек и ты не имеешь никакого отношения к тому, что она не появилась на свет. Это не твои проблемы, Сесиль.

— Я знаю, — недовольно отмахиваюсь я, — Но это всё... так нехорошо.

Открываю базу данных и вывожу на экран компьютера своё личное дело. До этого я ни разу в него не заглядывала, считая, что знаю о себе абсолютно всё.

— Мда, мама и папа, задали вы мне задачу, — шепчу я, лихорадочно читая длинные ряды электронных строк.

В личном деле, в графе с описанием родственников было написано: «Кристина Мэттьюс, сестра. Инфант, смерть в результате аборта». Где были мои глаза раньше?

Откидываюсь на спинку стула и изучаю бессмысленным взглядом потолок. Что мне теперь делать?

В комнату заходит Фэйт, принеся с собой чайник чая и блюдце с печеньями.

— Что случилось? — она сразу замечает мой потерянный вид.

— У Сесиль теперь есть сестра, — отвечает за меня Андерс.

Фэйт удивленно замирает, перестав расставлять угощение на столе. В другой раз я бы расхохоталась — так она была комична.

— В смысле? Ладно одна Сесиль, но двоих я точно не выдержу.

— Очень смешно, — я беру с тарелки кокосовое печенье и злобно вгрызаюсь в него зубами, — Вот, читай.

Фэйт обходит меня сзади и заинтересованно заглядывает в компьютер, наклонившись через моё плечо.

— Ух ты, — восклицает она, — Это же самый настоящий...

— Индийский фильм, — радостно подхватывает Андерс.

— Да! — она отбивает ему «пять».

— Нет, да вы издеваетесь, — я вскакиваю со своего места и напряжённо опираюсь на подоконник, — Мне-то что с этим делать? Она только что пришла и чуть не накричала на меня.

— Да ладно? — подруга выглядывает в коридор, — Она здесь?

— Нет, ушла. Судя по всему, она вообще не заинтересована в дальнейшем общении со мной.

— Ну да, не слишком тёплая у них вышла встреча, — подтверждает мои слова Андерс.

— Я... могу её понять. И что будешь делать? — спрашивает меня Фэйт, осторожно присаживаясь на краешек стола.

— Пойду к Саре, — меня осеняет, — Может, она что-то знает.

Выхожу в коридор, попросив друзей остаться в кабинете, и уверенно захожу к наставнице инфантов.

— В чём дело, моя девочка? — она, как обычно, что-то печатает, громко стуча пальцами по клавиатуре.

— Сара... Мне нужно тебе кое-что показать.

Прошу её подвинуться и открываю своё личное дело, а потом сразу перехожу к разделу, в котором упоминается имя Кристины.

— Кристина твоя сестра? — удивляется та, — Надо же, какие сюрпризы приподносит иногда Вселенная.

— Так вы что, знакомы? — теперь моя очередь удивляться.

Наставница встаёт, и снимает со стены одну из фотографий. На ней запечатлена она сама, только в гораздо более молодом возрасте — стоит, одетая в одно из своих многочисленных цветастых платьев, а вокруг неё радостно улыбаются в объектив человек пятнадцать инфантов, все на вид лет шести, не больше.

Сара протягивает мне фото, указывая пальцем на одного из малышей. Это девочка и, в отличие от остальных детей, она выглядит напряжённой и нелюдимой. Чёрные косички, перевязанные красными бантами, обрамляют хмурое, ещё по-младенчески пухлое лицо, почти прозрачные глаза серьезно и недоверчиво смотрят в объектив камеры. Она, словно маленький зверёк, приготовившийся защищаться от большой опасности.

Я беру в руки рамку и внимательно рассматриваю свою сестру. Вспоминаю фото, которые развешаны на стенах дома у родителей. На этих изображениях мы всегда вместе, то в парке аттракционов, то на пикнике, то во время семейного праздника. Мне больно, что Кристина так и не узнала, что это такое, но моя ли это вина? По правде говоря, наша встреча оставила во мне ощущение нереальности, потому что сейчас она была для меня не более, чем обычная девушка, по ошибке ворвавшаяся в мой кабинет. А чувства... Для них недостаточно кровного родства.

— Кристина с детства была другой. Все инфанты тяжело травмированы, но она особенно остро переживала своё происхождение, а родительское отсутствие слишком сильно отразилась на её характере. Даже будучи младенцем, она никогда не плакала, а просто целыми днями молча лежала в кроватке и отстранённо смотрела пустыми глазами в пространство, пока другие дети требовали внимания и не слезали с рук наставников. Я дала ей имя и принимала все усилия, чтобы она чувствовала себя нужной и любимой, но ей это было не нужно. Этот ребёнок чувствовал, что его отвергли родители, и поэтому отказывался продолжать жить.

Я коротко охаю, в моей душе тонкой струной зазвучала острая жалость к этой маленькой девочке, из которой вырос непонятый и отверженный взрослый.

— По мере взросления таким инфантам рассказывают, как они появились. Когда она подросла, то добралась до своего личного дела, — Сара слегка сгорбилась, словно старые воспоминания давили ей на плечи, — Там она прочитала, что у ваших родителей родилась ты, и это её сломало. Помню, в тот день она она разбила все окна в своей комнате. Я пришла поговорить с ней, но она только плакала и кричала: «За что? Что со мной не так?».

— Сара, она была здесь, — я нервно покусываю губы, испытующе глядя на наставницу.

— Здесь? Но когда? — Сара с изумлением берёт фотографию из моих рук, — Она же сейчас живет в совсем другом кантоне, почти на границе.

— Буквально десять минут назад. Она была очень взвинчена, а потом быстро ушла. Ей хотелось взглянуть на меня.

— О, Вселенная... Значит, она до сих пор... — Сара опирается руками о стол и грустно рассматривает фото на стене, — Мне жаль её. В том, что она стала такой, нет её вины.

— Я думаю, мне нужно найти Кристину и поговорить с ней.

— Вы кровь от крови, плоть от плоти, Сесиль. Я не могу здесь ничего советовать, делай так, как подсказывает сердце. Но знай, твоя сестра очень непростой человек.

Скомканно благодарю её и возвращаюсь обратно в кабинет, после чего расстроенно рассказываю всё ребятам, решив во что бы то не стало найти Кристину. Пока не знаю, для чего мне это нужно, но я должна это сделать.

                                      ***

Спустя пару дней Тектум всколыхнула сокрушительная по своей невероятности новость — приближается Зимний Бал и самоубийцам впервые дозволено на нём присутствовать. Весь кантон стоит на ушах, кто-то гневно негодует, опасаясь за своё состояние, а кто-то открыто радуется, ругая старые устои. Причиной таких изменений стало то, что большое количество спиритов, отчаянно митингуя, вышло к зданию Совета, требуя допуска самоубийц к остальным жителям Тектума. Во время празднования Зимы, когда все встретились на поляне, многие узнали в самоубийцах своих друзей и родственников, что подняло массовые волнения. Совет нехотя подал прошение Высшим и получил единоразовое согласие, благодаря чему обитатели Mortem Domus, в том числе в остальных кантонах, получили право один раз посетить публичное мероприятие.

На стороне недовольных, конечно же, была Фэйт. Весь день накануне бала моя подруга раздраженно ходит по комнате и возмущённо осуждает решение Совета.

— Фэйт, но они же не звери и совсем не опасны! — я сижу на кровати, ем солёный арахис и наблюдаю за её перемещениями по кругу.

— Они плохо повлияют на остальных! Ты забыла, как падала во обморок? Хочешь, чтобы спириты массово полегли прямо во время Бала? — Фэйт фыркает, словно кошка, захлебнувшаяся в миске с водой.

— Большое скопление спиритов подавит их энергетику.

— Нет, Сесиль. Это неправильно. Веками самоубийцы проживали отдельно, и это не просто так, ни к чему хорошему такие поблажки не приведут.

— Твои метания необоснованны, доводы тоже весьма глупы, — я хмурюсь, когда до меня медленно доходит истина, — Фэйт, скажи мне... Связана ли история твоей смерти с твоими убеждениями касательно самоубийц?

Она вспыхнула и остановилась, резко поникнув. Казалось, в её душе разом выключили свет, даже в комнате стало темнее.

— Я... Я не знаю... — она взволнованно пинает носком своей обуви ножку кровати, — Я бы всё на свете отдала, чтобы прожить хотя бы один день земной жизни, увидеть маму, папу, почувствовать, каково это. Мне не понять их, и я очень злюсь, признаю.

- Фэйт, но они не виноваты. Точно так же, как не виновата я, что Кристина не появилась на свет.

— Ты права, — она меняется в лице и умоляюще смотрит мне в глаза, — Я не плохой человек, мне не нравятся чужие страдания. И не злись на свою сестру, поверь, я понимаю, как ей пришлось тяжело.

— Так, перестань, — откладываю орешки в сторону, встаю с постели и, расчувствовавшись, крепко обнимаю Фэйт.

Как же я рада, что она есть у меня!

К нам, как обычно, без стука, вбегает Эллиот, а следом за ним Андерс.

— О, Эллиот, будешь арахис? — я показываю ему тарелку, но он с отвращением отшатывается от меня и брезгливо отходит подальше.

— Очень смешно, — он нежно целует Фэйт, будто меня здесь не существует, а она, в свою очередь, смущенно отодвигается и опускает глаза.

Только сейчас замечаю, что Андерс одет не так, как обычно — на нем зимняя военная форма с эмблемой Тектума, на ногах высокие шнурованные ботинки, а в руках большая дорожная сумка. Он неловко мнётся на пороге, будто хочет что-то сказать.

— Андерс! — обеспокоенно приближаюсь к нему, разглядывая его непривычный внешний вид, — Что это значит?

— Я уезжаю, — он с сожалением поджимает губы, — Прямо сейчас.

Его лицо не выдаёт никаких эмоций, но взгляд упорно скользит где-то поверх моей головы. Я чувствую, что меня тошнит.

— Куда? — не понимаю я.

— Я еду к границе Большого Котла. Срочное распоряжение. Прости, не могу сказать больше.

Страх ударяет меня безжалостным хлыстом, внутри всё переворачивается от осознания, насколько опасный путь предстоит моему другу. Я тревожно рассматриваю лицо, пытаясь отпечатать в своей памяти его прекрасное, ещё юное лицо в надежде, что ещё не раз его увижу. Напряжение между нами ломается, словно вафельное печенье и я решаю первой сократить вынужденную дистанцию.

— О, Андерс, — растрогавшись, кидаюсь ему на шею, уткнувшись носом в сильную грудь,— Прошу, будь осторожен. Мы будем всегда думать о тебе. Я так надеялась, что ты будешь моей парой на предстоящем балу.

Он нежно гладит мою спину и тихонечко смеётся мне в макушку, глядя поверх моей головы на погрустневших Фэйт и Эллиота.

— Не расстраивайся, я вернусь и мы с тобой обязательно станцуем.

Он мягко отстраняется, и разворачивается, чтобы уйти, а я мельком замечаю, что его глаза странно блестят.

— Подожди! — мы втроём бросаемся следом за ним.

— Не надо меня провожать, — поспешно останавливает нас Андерс и просто уходит, не обернувшись.

Слышно, как он быстро спускается вниз по ступенькам, а потом его шаги растворяются где-то на первом этаже, оставив горькое чувство пустоты и тревоги. «Пусть Вселенная бережёт тебя», — молюсь я про себя, и надеюсь, что всё обойдётся.

                                      ***

«Здание Совета превратили в банкетный зал для проведения свадеб» — думаю я про себя, попивая шампанское и наблюдая, как кружатся в танце разодетые пары.

На мне легкое шифоновое платье нежно-голубого цвета, подчеркивающее талию и ниспадающее вниз пышной разлетающейся юбкой, слегка прикрывающей колени. На шее тонкая серебристая цепочка, змейкой ускользающая вниз, к открытой груди, и такого же цвета заколка в виде заледеневшей веточки сдерживает убранные на одну сторону волосы, завитые в небрежные темные локоны. На моих ногах изящные чёрные босоножки на тонкой шпильке, и хвала Вселенной, что в помещении тепло, иначе у меня пальцы отвалились бы.

— Чертова Золушка, — думаю я со смущенным удовлетворением. Этот вечер был бы гораздо более безмятежен и приятен, если бы Андерс прямо сейчас не двигался по направлению к Котлу.

Перед выходом, когда я уже нанесла макияж, Фэйт долго и придирчиво рассматривала меня, склонив голову набок, а потом произнесла:

— Ты, словно Ева до грехопадения.

Когда я спросила у неё, что это значит, она загадочно пожала плечами.

Зал украшен с максимальной помпезностью, даже удивительно, что здесь на самом деле серьезное и официальное заведение. Множество цветочных гирлянд украшают стены, с потолка свисают россыпи мелких фонарей, делающих его похожим на звёздное небо, статуя Вселенной освещена сотней свечей и теперь впервые кажется действительно живой. Вдоль стен стоят столики с расставленной на них едой, за ними сидят оживлённые и радостные спириты, отдельно — Совет и наставники, в центре обустроен импровизированный танцпол, а неподалёку от Вселенной расположился оркестр, умело чередующий быстрые танцевальные мелодии с медленными и романтичными. Самоубийцы тоже здесь, но по-прежнему держатся обособленно, общаясь основном со своими, и сидя за столами отдельно от остальных спиритов. Однако, можно заметить, как разные касты смешиваются между собой в разговорах, встретившись друг с другом.

Торжественная часть закончилась и танцы в самом разгаре. Я наблюдаю за Фэйт, как она, расслабленная и раскрасневшаяся от шампанского, весело танцует вместе с Эллиотом, который, на удивление, сейчас  выглядит, словно модель с обложки журнала в своём хорошо скроенном чёрном смокинге. Моя подруга идеально смотрится рядом с ним в роскошном шёлковом платье кроваво-красного цвета и с убранными в высокий хвост белоснежными волосами. Они счастливо улыбаются и дружно машут мне с середины танцпола, а я киваю в ответ, салютуя бокалом, в котором играют маленькие пузырьки. Я пришла без пары, и поэтому неохотно принимаю участие в танцах, лишь пару раз согласившись выйти на вальс с Каем, который весь оставшийся вечер нежно приобнимает за талию Уитни.

Когда я, запрокинув голову, допиваю третий по счёту бокал шампанского, надо мной нависает чья-то тень. Чуть не поперхнувшись, поднимаю глаза и сдерживаю удивленный возглас, стараясь не закашляться. Передо мной стоит Даглас, улыбаясь слегка насмешливой улыбкой, а в его небесно-голубых глазах пляшут черти.

— Надеюсь, ты не откажешься потанцевать с самоубийцей? — он протягивает мне ладонь.

Боги, ну почему мы опять пересекаемся в тот момент, когда я активно налегаю на алкоголь? Ошарашено разглядываю его, отмечая, что он красив, словно дьявол, в своей белоснежной рубашке с закатанными рукавами, под которой угадывается сильное тело, закаленное постоянными состязаниями, в узких чёрных брюках, подчёркивающих длинные ноги и с уложенными назад каштановыми волосами. Понимаю, что моё молчание начинает быть неприличным и протягиваю ему в ответ свою руку. Мне кажется, что между нашими пальцами играет электрический ток, а быть может, это всё его тяжелая мёртвая энергетика.

— У меня нет предубеждений касательно каст, Даглас. У всех есть право на второй шанс.

— Свой шанс я получил, совсем того не желая, — усмехается он, кладя одну руку на мою талию, а другой мягко сжимая мои пальцы.

Я неловко обнимаю его свободной рукой за шею и он быстро увлекает меня в центр танцпола, умело кружа под красивую глубокую мелодию. Я кожей и нутром чувствую исходящий от него холод, но он другой — обжигающий и искрящий. Казалось, каждое его прикосновение оставляет на моем теле ледяной ожог. В центре зала, вокруг нас, очень много танцующих пар, и Даглас сокращает расстояние между нашими телами, чтобы меня никто не задел. Невольно начинаю дышать глубже, чем обычно, и чувствую запах его тела — от него пахнет кожей и чистотой в смеси с терпкой, едва уловимой ноткой парфюма. Подбородок парня слегка касается моей макушки и я ощущаю себя тонким бамбуковым побегом в его крепких, мужественных руках.

Отведя взгляд в сторону, замечаю изумленный взгляд Фэйт. Она делает картинно-страшный взгляд, приоткрыв накрашенный алой помадой рот, но в ответ я лишь закатываю глаза, мысленно прося её не быть такой занудой. Эллиот поворачивает лицо подруги к себе, взяв за подбородок, и накрывает нежным поцелуем её губы, заставляя забыть обо мне. Отлично, Эллиот, спасибо, что отвлёк эту истеричку.

Когда музыка заканчивается, Даглас отпускает меня и, кивнув напоследок, целует кончики моих пальцев, отходя после этого обратно к своим соратникам. Я, до сих пор не отошедшая от внезапного танца с самоубийцей, неосознанно прижимаю поцелованную им руку к своей щеке, а потом, испуганно отдёрнув, возвращаюсь за стол, стараясь не смотреть в ту сторону, куда он ушёл.

После пары весёлых песен, во время которых я, чтобы отвлечься, отжигаю вместе с друзьями, выхожу подышать на улицу, накинув поверх платья тёплое пальто. Идея крайне глупая, потому что мои ноги мгновенно замерзают, но я всё же остаюсь на месте, чтобы немного остыть после разгоряченной атмосферы праздника. На крыльце ни единой души, все веселятся внутри, и я в молчаливом восхищении рассматриваю ночное небо, с которого, тихо шелестя, падают маленькие снежинки. Звуки музыки, доносящиеся сюда из зала, подчёркивают этот момент, делая его поистине сказочным.

— Ты замёрзнешь и опять умрёшь, — произносит Даглас, стоя за моей спиной.

Я не оборачиваюсь и почти не удивляюсь его приходу, сейчас мне кажется, что мы снова на осенней поляне, а под моими ногами вот—вот разверзнется земля, выпустив наружу бурлящий речной поток.

— Даглас... зачем ты пришёл? — говорю ему ту же самую фразу, что и в тот памятный день, когда он проводил меня до дома.

— Я пришёл посмотреть на луну, — отвечает он, ни на секунду не задумавшись.

Внутри меня что-то ёкает и я внезапно совсем перестаю чувствовать холод. Взглянув на затянутое снежными облаками небо, несмело произношу:

— Но ведь луны сегодня нет.

— Нет, она есть, — негромко говорит мне он и спиной я чувствую его обжигающий взгляд.

Даглас тихо подходит ко мне сзади и осторожно проводит самыми кончиками пальцев по моим волосам, слегка задев оголенную шею. От этого жеста мое дыхание сбивается и сердце начинает пропускать удары.

— Как жаль, что я давно умер, — с едва уловимой горечью в голосе произносит он, и я чувствую, что по моей онемевшей от холода щеке стекает горячая слеза.

Парень разворачивается и уходит обратно в здание Совета, туда, где можно слиться с опьяневшей от веселья и выпитого шампанского толпой, а я, вытерев мокрые глаза, в последний раз смотрю на темные небеса, впервые почувствовав искреннюю ненависть к несправедливости мироздания.

Ещё долго гремит над кантоном прекрасная музыка Зимнего Бала, звучат возбужденные разговоры и звон хрустальных бокалов, ещё весело кружатся на танцполе пары и страстно целуются влюблённые, обещая любить друг друга до конца времён.

И не знает Тектум, что над ним уже нависла страшная тьма, готовая поглотить каждого, кто рискнёт встать у неё на пути.