От услышанных слов зазвенело в ушах. Этот звук моментально давит на барабанные перепонки. Внутренний голос велит мне бежать. Беги, пока можешь, беги прочь отсюда, беги и не оборачивайся. Спотыкаюсь на лестнице и чудом не лечу вниз лицом. Какой-то парень подхватывает меня: «Осторожней», – только и слышу я. Добираюсь до входной двери и оказываюсь на прохладной улице. Я почти ничего не вижу из-за подступающих слез. Вытираю лицо ладошками и скрываюсь от любопытных глаз. Оказавшись за воротами, чувствую безопасную зону. Кто-то хватает меня за руку. Это был Калеб.

– Клэр, подожди.

Разум кричит о побеге, но сердце продолжает надеяться, и я останавливаюсь.

– Все не так.

-Я все видела своими глазами, или ты держишь меня за полную идиотку? – меня разрывает изнутри. – Я не слепая. Вы целовались. Так же, как это было со мной, ты привел ее в ванную.

– Она поцеловала меня. Это длилось всего секунду, – он пытается оправдаться, но я не верю ни единому слову.

– Почему она сидела на тебе? Неужели ты не заметил тощую девицу у себя на коленях?

– Заметил, – в висок как будто что-то ударило, – я хотел скинуть ее на пол, хотел причинить ей те же страдания, какие причиняла она мне.

– Это снова ваши игры? – шепотом говорю я. – Ты играл со мной?

– Нет! Даже не думай об этом, – он бережно хватает меня за плечи. Я снова почувствовала себя фарфоровой куклой с полки. Которую взяли поиграть и случайно разбили. Что мне целое кукольное лицо? Внутри все разбито.

– Так объясни же, – по щекам покатились слезы. Глаза напротив были темными и холодными. Они принадлежали тому парню из темноты. И, по-видимому, сегодня он из нее вышел.

– Лекси просила оставить тебя. В ином случае она угрожала превратить твою жизнь в ад. Я сказал, что больше не люблю ее и никогда не вернусь. Что мне нужна только ты. Она расплакалась и попросила обнять ее. Сказала, что все поняла и желает мне счастья. А потом, – он замешкался, – она поцеловала меня.

Проигнорировав режущую боль в груди, я задала вопрос, на который так боялась услышать ответ.

– Калеб, что она говорила о прошлой неделе?

Знаете, бывает такое. Когда ты произносишь вопрос вслух, до тебя доходит вся суть, которая так очевидно плавала на поверхности.

– Неужели это было в тот день, когда...

Делаю паузу перед моим полным уничтожением. Я еще ни разу не говорила об этом с того самого дня. Произнеся эти слова сейчас, я признаю свое полное поражение. Покажу уязвимость и как это травмировало меня. Я пыталась делать вид, что все в порядке, но на деле все совсем наоборот. Сжимаю руки в кулаки. Ногти впиваются в кожу и оставляют кровавый след.

– Когда меня чуть не изнасиловали, – чуть слышно шепчу я, опустив голову. На асфальт падает пара горячих капель, и мое сердце заныло от тупой боли. – Вот почему ты не брал трубку. Ты поэтому плакал, когда мы были у тебя дома. Ты сожалел не потому что опоздал, а потому что был с ней. Значит, мальчик из темноты вернулся.

Рот растягивается в грустной улыбке. Смотрю на замершего в одной позе Калеба. Он молчит. Глаза словно темное стекло. Все тело дрожит.

– Прости меня, – единственное, что он произносит. Эти слова разбивают остатки моего сердца на тысячи мелких осколков, а мир внутри рушится и падает в бездну моей вновь подступающей пустоты. Ярость наполняет меня, она течет по венам и растекается по всему телу. Она вырывается наружу, как расплавленная лава.

– Ты должен был быть со мной в тот день. Ты должен был взять эту чертову трубку!

Он опускается на колени, обхватывая мои ноги. Его плечи содрогаются от рыданий. Ему плохо. Он причинил боль той, что любила его всем сердцем. Тем самым растоптав все хорошее, что было в нем самом. Он знал, что без нее он погибнет. Она спасла его. Она была нужна ему даже больше, чем он ей. Ведь она была его светом во тьме.

– Она просто снова манипулировала тобой, – кладу руку ему на голову, а он поднимает на меня взгляд, полный надежд, – вы с ней похожи даже больше, чем ты думаешь. Я любила тебя всем сердцем. И мне не нужны были доказательства твоей любви. Ты погасил свою путеводную звезду. Мы могли спасти друг друга, но ты все разрушил. Живи же теперь с этим, – Я снимаю цепочку, подаренную Калебом, и вкладываю в его руку, – забери свое сердце, оно мне больше ни к чему.

Я оставляю его на тротуаре и иду вперед. И мне не нужно оборачиваться, чтобы увидеть, что он так и стоит там на коленях с моим разбитым сердцем в руках.

Снимаю неудобные туфли и беру их в руку. По классике жанра начинает идти холодный, почти ледяной октябрьский дождь. Я иду босиком по мокрому асфальту и заливаюсь горячими слезами, которые не сможет скрыть даже этот осенний ливень.

Я подхожу к своему дому уже насквозь мокрая. Всю дорогу я шла босиком, совсем не думая, что могу простудиться и слечь с воспалением легких. Мои мысли занимали другие вопросы.

Как он мог так поступить со мной. После того, что мы пережили. Через что прошли. Голова идет кругом, чувства отказывают мне в ответах. В окнах не горит свет. Мама с Ритой мирно спят, что мне на руку. Я аккуратно открываю дверь своим ключом и стараюсь как можно тише подняться по лестнице. Оставляя мокрый след за собой, я оказываюсь в безопасной зоне.

Тихо сползаю по двери. Опускаясь все ниже и ниже, точно так же, как мой мир недавно. Пялюсь в одну точку на стене. Секунда на раздумье – и горячие слезы хлынули из глаз потоком соленой воды. Вспоминания мелькают в памяти, словно фрагменты черно-белого кино. Он обманул меня. Неужели я заслужила? Я же любила, любила его самой искренней любовью. Но, видимо, ему этого мало. Она нужна ему. Ее игры, интриги, драйв. А мне нужно забвение. Чтобы все вокруг меня растворилось. Я больше не хочу чувствовать.

Как можно дарить поцелуй тому, кого не любишь? Может, его темная сторона так страстно желает ее? Хватаюсь за голову и тяну за длинные пряди. Пытаюсь забыть увиденное, причинив себе физическую боль. Грудную клетку как будто выжигает пламя. Хочется съесть горсть льда, чтобы потушить пожар.

Приподнимаюсь с мокрого пола и пошатываясь направляюсь в ванную. Я рассматриваю свое лицо и не узнаю себя. Пытаюсь стереть растекшуюся по лицу тушь, но ничего не выходит. Я растрирую влажною кожу. Доходит до того, что остаются красные пятна.

– Я ненавижу тебя! – кричу я. – И себя я тоже ненавижу! Ненавижу вас всех!

Я хочу высвободиться от этой грязи. Рыскаю по ящикам в поисках салфеток. На глаза попадаются ножницы. Я беру предмет в руки и смотрю на него как на своего освободителя. Поднимаю глаза к зеркалу и отрезаю мокрый кусок волос. И так снова и снова. Правая сторона, затылок, левая сторона. Короче, еще короче. С каждым срезанным локоном боль отступает. Останавливаюсь лишь тогда, когда вижу мочку ушей. Так-то лучше.

Мне нужно очиститься от этой болезни под названием «Калеб». Срываю гирлянду со стены. Она падает на пол и разбивается на мелкие осколки. Повсюду стекла. Кидаюсь к отцовскому фото и очищаю его от битого стекла. Я прижимаю его к груди, валюсь на кровать и начинаю рыдать в голос. Пытаюсь кричать в подушку, но эту боль невозможно тихо убить.

– Клэр, что случилось? – Рита подлетает ко мне. – Почему ты вся мокрая, что с твоими волосами?

Она берет мое лицо в руки, а я не в силах больше держать это в себе. Я должна выплеснуть свои чувства.

– Он предал меня, понимаешь, он меня предал.

Она обнимает меня. Укладываю голову ей на колени и громко реву.

– Тише, тише моя дорогая, – Рита гладит меня по голове, укачивает. – Все пройдет. Поплачь, станет легче, вот увидишь.

Сестра все понимает и не задает лишних вопросов. Так проходит какое-то время. В отрезках которого Рита тихонько напевает детскую колыбельную, чтобы я успокоилась. Это расслабляет и понемногу приводит в чувство.

– Почему мне так больно?

– Потому что это любовь. Такая, какая есть. Самая первая и самая болезненная. После такой любви ты уже никогда не будешь прежней. Но со временем раны затянутся, и ты забудешь его.

– А если я не хочу забывать?

– И не нужно. Время сделает свое дело. Старые воспоминания бередят раны. Но все пройдет, когда ты заполнишь свой мир новыми красками, людьми и, как бы тебе этого ни не хотелось, любовью. Ты будешь думать о нем, когда приходишь домой, когда ложишься спать. Но с каждым днем воспоминания будут слабнуть. Ты сотрешь их из своей жизни, как пыль со старой обложки любимого романа. В который ты спрячешь самое первое сделанное вами совместное фото. Потому что остальные просто сожгла. Когда будет совсем хреново, ты достанешь томик с полки и вернешься в тот самый день. Рано или поздно воспоминания перестанут приносить боль. При взгляде на фото сердце разольется теплом и отдастся эхом радостных воспоминаний. Когда перестаешь чувствовать боль при взгляде на человека, это значит, что сердце отпустило его.

– Но это слишком долго, – тихо шепчу.

– Кто, как не я, поймет тебя, милая. По части разбитых сердец я спец.

Вспоминаю, как страдала Рита. Перед выпускным ей прилетел подарочек в виде залетевшей от ее парня лучшей подруги. Клише, скажете вы, а я скажу, что это предательство, при чем с обеих сторон. Рита не выходила из своей комнаты пару недель. Пропустила выпускной. Глядя на нее, я не понимала, как можно так сильно страдать из-за дурацкого мальчишки. О, теперь я поняла это с лихвой.

– Тебе нужно сходить в душ. Ты вся дрожишь. Я буду ждать тебя здесь, и мы ляжем спать вместе, как в детстве.

Киваю сестре и иду в ванну. Стягиваю мокрую одежду и бросаю ее на пол. Встаю под горячие струи и лишь сейчас понимаю, как меня колотит от холода. Я стою так очень долго и до сих пор не могу согреться. Делаю воду горячее, и кожу обжигает.

Встаю перед зеркалом и провожу рукой по запотевшему стеклу. Кто смотрел на меня по ту сторону? Жалкая незнакомка. Как она докатилась до этого? Касаюсь кончиков волос. Они такие короткие. Не помню, как это произошло. Это был не очередной припадок, нет. Что-то другое. Помутнение рассудка. От этого становится жутко. Вытираю разгоряченную кожу мягким полотенцем и натягиваю банный халат. В комнате все прибрано, на столе стоит чашка с ароматным ромашковым чаем.

– Тебе лучше? – сестра протягивает мне кружку.

– Немного.

– Нашла это в твоих коробках, – она держит в руках кассету «Дневник Бриджит Джонс». – То, что доктор прописал.