Родители шутили, что Тимоти совершенно на них не похож и всё гадали, в кого же он таким красавцем стал. И вправду, у него не было ни той мягкой очаровательности, что принадлежала маме, ни отцовской суровости в чертах лица.

Даже когда родились я с сестрами, отец в шутку делил нас на «папину» и «мамину» гордость. Энни и Чарли всегда были ближе к матери, так что статус «папиной дочки» единогласно отдали мне. Тимоти же был отщепенцем, который наблюдал за семейным переполохом всегда издалека, не чувствуя к нам особой привязанности. И его необычная, словно высеченная изо льда внешность лишь добавляла расхождений в нашем родстве.

Теперь же этот лёд сковал и всё его тело.

Я с хрипом выдыхаю, оставляя облачко пара на стекле.

— Ну, привет, — четкие мысли ускользают между камней мертвыми змеями. — Помнишь, как мама нам рассказывала после смерти Энни, что мертвые нас слышат? Так вот... — зажимаю опухший нос пальцами, стирая влагу. — Поговори наконец с ней после стольких лет, ладно? И объяснись перед Энни, почему ты исчез. Это важно, братец. Не ради меня, хотя бы ради Чарли побудь напоследок честным.

Хотела бы я сейчас коснуться его охладевшей кожи на впалых щеках, найти под пальцем каждый шрам, оставленный с детства... Хотя бы немного. Ненадолго. Пожалуйста.

Сжимаю веки, и влага оседает на ресницах, когда снова поднимаю взгляд на брата. Сила идёт от сердца, а оно сейчас просто разрывается на кусочки.

Осторожно концентрируюсь и, как если бы была у меня ещё одна рука, формирую сгусток эфемерной энергии по ту сторону экрана. Ее формы неровные, и вся она колеблется, прямо как Чарли, которая делала свои первые в жизни шаги. Озноб пробивает все мое тело, когда вздрагиваю, коснувшись холодного лица брата. Его кожа... она слишком плотная, неестественная. Как у куклы.

В моих мыслях склизкими куколками шевелятся подозрения Уилла о ловушке, приготовленной Штабом на случай, если я начну копать в сторону правды. Кто бы мог подумать, что его дурная теория начнет воплощаться в реальность!

Ведомая тревогой и неверием, отбрасываю сильный гул вентиляционной шахты над головой. Избавляю от писка заблокированного картридера на двери пространство, в котором остаётся лишь тело, что назвали моим братом.

Однако теперь здесь не звучит даже сам воздух. Тишина настолько чистая, будто я в настоящий вакуум попала. И это та самая проблема, решение которой я не находила в запрещенных книгах отца.

«Использование запрещённых техник, связанных с кислородным голоданием или перенасыщением в тканях, не распространяется на организмы, подвергшиеся необратимым процессам. Тем не менее, в мертвых органах сохраняются газы и остатки воздуха, и их наличие возможно зафиксировать», — как-то так говорилось в рукописных записях на полях.

Но я не слышу Тимоти. Вообще.

Нервно озираюсь в сторону выхода, откуда в любой момент может появиться Лориан. От переутомления и лёгкой паники меня начинает потряхивать, и предательское сердцебиение бьет по ушам так, что почти глохну.

Вдавив пальцы в стекло, без труда раскалываю его воздушной волной и перелезаю из смотровой комнаты к трупу. Ноги заплетаются. Голова кружится. На белых стенах танцуют темные вспышки. Сухой воздух режет носоглотку, и теплые брызги крови оседают над вспотевшей губой. Но медлить некогда: сдергиваю с тела простыню, оголяя торс с рваной полоской заштопанной плоти на груди.

Там, где сердце.

Комок желчи подскакивает к горлу от этого вида. Но лишь одна истеричная мысль о том, что продвинутые медики Штаба не смогли избавить тело от уродливого шрама, дёргает уголки моих губ вверх в презрительной усмешке. Будто нарочно оставили следы, чтобы миру показать и мне доказать: ещё один потомок семейства Долл мертв от рук Анаконды.

Но точно ли это мой Тимоти?

Он больше не тот двадцатидвухлетний парень, которого я видела каждый день. Теперь же огрубевшего от скитаний, от мозолистой жизни, проведенной неизвестно где и с кем, тяжело признать его, даже если бы меня привели сюда под препаратами. Конечно, все старые шрамы, знакомые мне, покрылись новыми, на кадыке осталось родимое пятно цвета карамели. И пожалуй, единственное, что может показать мне правду, это его руки. Ведь именно с них начались мои полноценные воспоминания о Тимоти.

— Ты должна слушать, что говорит тебе брат, — ласково ругает меня мама за очередное непослушание. — Поверь, он желает лишь добра.

На крошечные коленки капает жидкость из пузырька с мерцающей маркировкой. Она маленькими иголками втыкается в содранную кожу, шипя и пузырясь.

— Он не давал мне залезть на дерево в оранжерее!

— И что же ты хотела на нем найти?

— Там живут пучеглазики.

— Пуче... Кто? — мама хмурит тонкие брови, и уже через мгновение ее красивое лицо озаряет догадка. — Ох, милая! Ты про эублефаров, тех разноцветных ящерок, которых Тим разводит? — мама тихонько смеётся, а в ее голубых глазах купается в солнечных бликах хитринка. — Тимоти сам как дерево со своим-то ростом... Кажется мне, если ты на него залезешь, как на стремянку, то обязательно найдешь этих созданий.

И всякий раз, когда уставший от моих выходок Тимоти вручал мне своих питомцев, я смотрела на его ладнонь. На почти незаметный длинный шрам и синие вены вокруг, своими изгибами напоминающие лодку. Жутковатое зрелище, а для маленькой девочки, как я, оно в разы казалось страшнее. И эти руки, исушенные формальдегидом из Големова, лежат на свету абсолютно чистые и гладкие.

Чужие.

— Первое условие ты уже нарушила, — голос Лориана хлещет по ушам, и знакомые металлические щелчки взведенной мне в спину винтовки говорят сами за себя.

Пора бежать.

— А я и не давала тебе своего согласия, — выплевываю сквозь зубы, оборачиваясь к подлецу. — Сам раскажешь мне, где вы прячете Тимоти? — отшвыриваю мертвую руку. — Или тебя заставить?

Сжимаю ладонь в кулак, и блеклые лиловые всполохи в венах на запястье разгораются до бела, как сильная молния, бьющая башни в шторм. Заметив опасность, Лориан отступает на несколько шагов, вот только навряд ли ему это чем-то поможет. Он не уйдет отсюда живым, пока не скажет правду.

— Сперва скажу, что твоя большая ошибка в том, что ты торопишь события, Долл! — яростно выкрикивает он. — Не тебе решать проблемы, которыми занимаемся мы, а не полоумные Хвегон. Они оба лишь подминают тебя под себя, как подушку безопасности.

Я не сдерживаю истеричный смешок.

— Думаешь, я поверю тебе после всего, что ты сделал? После того, как Уилл нашел на мне твою прослушку? Как долго ты ещё собираешься лгать... — с каждым зло высеченным словом я подхожу к главарю Скорпионов все ближе и ближе. — Где мой брат, человечье ты отродье?

— Ещё шаг и я выстрелю, — бесстрастно предупреждает Лориан, крепче сжав оружие и прицелившись. И я останавливаюсь, заметив его внезапное замешательство; он словно призрака увидел. — Эти пули тормозят не только черешников, но и Созидателей, что уже проверено на Тимоти...

Воздух в комнате резко закончился. И лишь до смерти напуганные синие глаза Лориана отпечатываются последним моментом в сознании, когда я, утратив контроль, на куски разношу помещение вокруг нас.

Оглушительный рев стеклянной лавины смешивается с бессильным криком из моей груди, режущим глотку хлеще, чем все те осколки, царапающие кожу. Но как бы ни хотелось уловить музыку из болезненных криков Лориана, я не слышу его сквозь рухнувший потолок и стены, от чего еще яростнее сжимаю воздух. И мне абсолютно все равно, если он никогда не соберет свои кости по кусочкам воедино! Плевать, если весь Штаб превратится в пыль!

— Верно, ты убьешь всех, кто встал на твоём пути... — мурлыкающий шепот Келлинды обжигает ухо, но рядом со мной никого нет и быть не может. — Не велика потеря для вымирающей цивилизации.

От сжатия сил и шока мне становится невыносимо жарко. По позвоночнику течет крупными каплями пот. С хрипом в лёгких вдыхаю горячий воздух, и в какой-то миг от слов призрака меня одолевает ужас осознания того, что я только что натворила.

В этом здании сотни невинных людей. И Уильям в их числе.

На остатке своих возможностей я добираюсь по обвалам до этажа, откуда слышатся громкие голоса. С моим прибытием они становятся ещё неистовее и истеричнее. Толпа растерянных агентов в разношерстных плащах (а может, это пятна крови на подолах?) в панике отступает от меня, кого-то постоянно подзывая.

— Жнецов сюда! Живее! Юная здесь!

— Где Скорпионов носит, почему их до сих пор нет?!

— Да к черту их! — слышится возле высочайших стен, покрытых трещинами и вот-вот готовых к падению. — Нужны медики! Здесь раненые!

Вот до чего довел ситуацию своими выходками этот лживый ублюдок. Потеряла контроль и пошла на поводу у эмоций, чуть всех не погубила...

— Снова скажешь, что это я заставила тебя поднять руку на человечка? — смеётся призрак.

— Один-ноль в твою пользу, Келлинда, — щепчу себе под нос.

— То-то же. Не сотвори в себе монстра и будь готова принять на себя ответственность.

Прорезав ладонью воздух над головой, образую щит, сдерживающий глыбы бетона. Лишь пыльная взвесь и стеклянные пики мешают всмотреться в напряжённые лица людей.

— Лориан Свон, — казалось бы, я произношу его имя тихо, а сила резонирует мой голос в несколько раз громче, — мне нужен только ты.

В тишине оседают теперь лишь всхлипы и шепотки. Переглядки агентов под сверкающими очками и линзами дополненной реальности не прекращаются до тех пор, пока на раскуроченном этаже выше, прямо над моим плечом, не раздаются шаги. Кто-то облегченно вздыхает. Один даже молитву Аустри вполголоса зачитывает.

— Принцесска, — раздается ехидный женский голос, — тебе песчаная буря ночью нашептала, что ты грёбаный кинаметцин*?

*Кинаметцин – термин пришел из мексиканской мифологии и относится к существам необычайно большого роста. Привычный нам вариант – Халк
(супергерой комиксов
издательства Marvel Comics).

Обернувшись к прибывшей, не скрываю свое удивление. Это же та девушка, с которой Лориан тёрся за одним столиком в Барсбии. Его коллега ростом с метр. Ещё и в черной форме, как Скорпион, и с «хвостом» за спиной.

«Ну давай, на глазах у всего Штаба сделай из себя героиню, а из меня – врага цивилизации. Посмотрим, как долго будешь играть на сцене с фальшивой маской гнева на поцарапанном личике», — сжав ладони за спиной, настраиваю себя на атаку, поднимая силу из полумертвых недр.

— Давно руки чесались об эти стены, — фыркаю. — Всё хотела размазать по ним одну красиво болтающую сволочь в человечьем обличье, а он улизнул. Не подскажешь, кстати, в какой угол забился твой трусливый капитан?

Смерив меня презрительно удивленным взглядом, она вскидывает руку и требовательным жестом подзывает к себе Жнеца, все это время неподвижно прятавшегося в мигающем аварийном свете. Эта модель в полной боеготовности и отличается от тех слуг возле Барсбии тем, что издает тонну пугающих звуков и недружелюбно полыхает механическими глазницами.

— О, он в том углу, где держат палец над красным сенсором, — она чуть нагинается вперёд, понижая голос до громкого шёпота. — Ведь особо опасный субъект в стенах агентства должен быть немедленно истреблён. А способ уничтожения – это я, — злорадно ухмыляется.

Я замираю, когда на свету наконец показывается робот, стягивающий своими механическими клешнями помятого Уилла. На его лице нет ни ссадин, ни пятен крови, да и сам парень выглядит так, словно только что натворил кучу дел, за последствия которых потом придется отвечать. Однако его состояние не может не радовать меня в эту минуту.

— Даже малой порции хлористого хромила из балонов жнеца хватит на сильный ожог. Проверим, насколько его хватит, прежде чем ты выразишь свое согласие на нашу просьбу не лезть в дела в Агентства?

— Ну как не влезать? Не ты ли вместе с Лорианом нажужжали в уши, что мне нужно явиться сюда для опознания тела, а? Вы скрываете Тимоти, подпихивая хорошо слепленную куклу мне, Созидателю, который прямо сейчас чует из твоего рта, пережравшего полусырого стейка, прогнившую до основания ложь. Можешь дышать уже, Скорпиошка, — ухмыляюсь я, заметив, как девушка замерла, а на скулах ходят желваки. — Нечего мне тут свое возмущение транслировать.

Доля секунды, и Уилл морщится от боли, а его костюм в местах сближения с клешней стремительно расползается в дырках.

— Это ты зря, — медленно проговариваю я и щелкаю напряжёнными пальцами. 

Улыбка с черной помадой на губах мгновенно тает, и ее широкий рот раскрывается в попытке вдохнуть воздух. Она хватается рукой за горло, пытается вдавить ладонь в грудину, но все бестолку. Даже мою нелепую технику кислородного голодания не так-то просто побороть.

Кто-то накидывается на меня сзади, хватая за руки и плечи, но я отбрасываю всех воздушной волной. Не такой сильной, как хотелось бы, но время на побег выиграю. Уилла передёргивает в болезненных судорогах, хоть он и старается снести робота с ног. Я помогаю ему освободиться, разрушив клешни, и поднимаю парня на ноги как можно скорее.

Скорпион оседает на пол и провожает нас с горящим от ненависти взглядом. Ее сиплое дыхание я слышу ещё очень долго, пока мы несемся по коридорам разрушенного этажа. Оборванные провода искрят над головой, и Уилл подскальзывается на стеклянной крошке, когда неудачно отбегает от них и не вписывается в следующий поворот. Я вовремя хватаю его за шкирку и оттаскиваю к себе: огромный кусок полимера с торчащей арматурой скатывается в место, где только что были его ноги.

Черт его знает, откуда Уилл знает дорогу, моя задача сейчас – не дать нам умереть под обломками. Нужно собственными руками выбраться отсюда невредимыми. Ведь силы на исходе, и даже самый хлипкий щит от пыли может вырубить меня на полпути. И тогда Уилла, чтобы он ни натворил после, посадят в Големов за использование телепорта, а меня отправят под надзор дяди в лабораторию, прямо как в детстве.

— Шевелите булками, мятежники! — раздается звучный мужской голос в конце коридора. И тут же там материализуется фигура Скорпиона, в широкую грудь которого мы с Уиллом чуть не врезаемся. — За мной! Живо!

— Скорпиону верить – это себя вообще ни во что не ставить, — запыхавшись, Уилл взводит курок моего откуда-то взявшегося пистолета. — Лицо показывай, иначе мозги вышибу.

— И этой пукалкой ты хочешь запугать меня... Самому не стрёмно, братан? Вроде только пять лет прошло, а не полжизни, — послушно приподняв руки, мужчина аккуратно касается большим пальцем шлема. — Ну, привет, Лин-Лин. Давно не виделись.

Те самые голубые глаза, по которым сохли все девушки в академии, и озорная улыбка пухлых губ, скошенная вправо. Человек, настолько похожий на своего великого отца и унаследовавший самые превосходные гены вместе со своей младшей сестрой.

— Изар! — на эмоциях я неловко обнимаю его, но он сглаживает мою попытку крепким медвежьим захватом: это у них семейное, видимо. — Вселенной ради, мы искали тебя...

— Я б так вечно обнимался, — выдыхает мне в макушку и прижимается щекой, — но у нас есть секунд тридцать шесть, чтобы отсюда быстро сделать ноги. Скоро тут появятся нежеланные гости.

Не успеваем мы с Уиллом даже задуматься над тем, стоит ли прямо сейчас доверять свою жизнь старому знакомому, как Изар хватает нас за руки и тянет за собой.

Прямо в глухую стену, где открывается тайный ход и слышится рокот машин.