Я думал, что умер. Да, на какую-то долю секунды я даже обрадовался, что боль ушла. Но нет. Она возвращается с огромной силой. Я не могу открыть глаз. Я не могу сказать никому, что мне больно. Я вообще безволен. Лишь агония внутри. Она такая сильная. Разрубает на части. Уничтожает.

Я чувствую, что меня куда-то несут. Меня трясут.

— Целителей! Скорее! Нам нужны все целители! — Крик Серафуса разносится вокруг меня. Моё лицо обдаёт его ароматом. Он несёт меня. Да, я понимаю это.

— Луа!

— Матерь всемогущая, это Луа!

— Серафус, что с ним?

— Он ранен!

— Почему из его груди торчит стрела?!

Я узнаю голоса ребят. Фима, Мор, Вокс, Стэлларэ и Айлес. Они все наперебой кричат, спрашивают Серафуса, что случилось.

— Разойдитесь! Живо! — Серафус рычит, и затем я различаю грохот, а потом стоны ребят. Что случилось? Кто-то пострадал?

Приоткрываю глаза в тот момент, когда по ним бьёт яркий свет. Меня куда-то кладут и поворачивают на бок. Перед моим мутным взглядом раскачиваются слипшиеся слизью волосы Серафуса, а затем появляется его измазанное лицо.

— Кан? Ты меня слышишь? — Шепчет он, положив ладонь на мою щеку.

— Больно...мне очень...больно, — одними губами говорю я.

— Быстрее! Сделайте хоть что-то, чёрт бы вас побрал! Нок, прикажи им двигать своими задницами!

— Что...о Матерь всемогущая! — Раздаётся взволнованный голос директора. — Уведите всех студентов подальше от лечебной зоны. Они направляют сюда свою энергию и мешают!

На мне рвут одежду. Прохладные пальцы касаются моего тела, а меня бьёт озноб.

— Его нужно усыпить. Он теряет много крови. Он сопротивляется боли, что станет проблематичным извлечь аккуратно стрел, пока он не начал регенерировать.

Мой рот открывают и в него что-то вливают. Но меня резко начинает тошнить. Рвота вырывается из горла вместе с кровью и какой-то кислотой. Меня выворачивает наизнанку. Боль, подобно вспышке проносится по моему телу, и я кричу, выгибаясь. Я кричу во всё горло.

— Кан! Кан не дёргайся! Прошу! — Сильные руки Серафуса прижимают моё тело за плечо к мягкой койке. Я узнаю его руки. Я узнаю их из тысячи.

— Он не реагирует на отвар. Он отторгает его.

— Давайте, я попробую. Я усыплю его.

К моим вискам прикасаются прохладные пальцы директора. Голова вспыхивает именно в висках болью и из горла вырывается нечеловеческий рык.

— Он невосприимчив. Я не могу. Его тело отторгает любое вмешательство.

— Он не регенерирует.

— Он теряет кровь.

— Он может умереть, если сейчас же его не усыпить и не вытащить стрелу. Она, вероятно, отравлена.

— Я капну своей крови. Моя вампирская кровь обезболивает. Подержите его.

— Кан, слышишь меня? Потерпи ещё немного...пожалуйста, потерпи. Дай нам помочь тебе. Кан, — шёпот Серафуса на секунду заглушает боль, а затем моя спина и грудь полыхают огнём, словно растопленный свинец вылили. Я скулю и выгибаюсь, меня начинает трясти.

— Отойди от него! Ты делаешь только хуже, Нок! Ты убиваешь его! — Кричит Серафус. — Не используйте никакую магию, он её отторгает. Он теряет больше крови.

— Тогда придётся вытаскивать на живую.

— Держите его. Прижимайте крепко к койке.

Моё дыхание такое быстрое и рваное.

— Кан, кусай, но постарайся не двигаться, хорошо? — Между зубов Серафус вкладывает мне что-то мягкое.

На меня начинают давить со всех сторон. Кажется, что миллион рук касаются меня и сжимают до боли. А затем самое ужасное, что я испытывал в жизни. Стрела в моей груди начинает двигаться, и я вою от боли, сжимая зубами тряпку. Я скулю. Из моих глаз вырываются слёзы от чудовищной, поглощающей моё сознание боли.

— Ещё немного, Кан. Немного...дёргай эту чёртову стрелу! Дёрни её!

— Нельзя, стрела близко к сердцу. Если задеть его, то он умрёт.

Мне хочется выгнуться, завопить во всё горло. Но мне не дают. Меня прижимают к койке, а остриё стрелы, словно играет со мной. Она извращённо рвёт меня изнутри, обжигая мукой каждую клеточку моего тела. Ощущение, словно меня режут изнутри на живую, вытаскивают все мои органы. Мои зубы болят, глаза горят, моё тело знобит уже настолько сильно, отчего раскачивается койка.

— Всё. Всё, Кан, всё. Они вытащили стрелу. Всё, — нежное прикосновение к моей щеке заставляет распахнуть глаза и взвыть от боли. Тряпка падает из моего рта.

— Всё, всё прошло. Сейчас будет лучше. Всё, — шепчет Серафус, целуя меня в лоб. — Всё, мой мальчик, всё. Всё закончилось. Ты выстоял. Ты сильный. Я горжусь тобой. Всё. Отдохни, Кан. Отдохни немного. Тебе нужно восстановиться.

И я проваливаюсь в темноту, которую так хотел встретить в своём сознании. Но, к сожалению, мрак в моём сознании задерживается ненадолго.

— Он не регенерирует, — шепчет кто-то надо мной, вероятно, целитель.

— Но это невозможно. Он должен регенерировать, — говорит Серафус.

— Как видите, тёмный господин. Он теряет кровь и всё. Если так продолжится и дальше, то он умрёт от потери крови.

— Нужно что-то делать. Он не отторгает мазь из трав. Вы же видели, я смог обмазать края его раны. Он затих и заснул.

— Но мазь ему не поможет так, как помогла бы магия.

— Приготовьте отвар из трав для быстрой регенерации. Покопайтесь в своих записях, используйте те, что остались после войны. Тогда у всех был упадок сил и только природными отварами и мазями спасались, как же выживали. Сделайте хоть что-то, — шипит зло Серафус. — Вас же учили полагаться не только на магию. Так используйте свои чёртовы знания!

— Серафус, успокойся! — Рявкает директор. — Не применяй к целителям свою ярость. Они не виноваты в случившемся.

— Ты прав. Мне жаль, простите. Я просто...я в панике. Он умирает на моих глазах, и я ничем не могу помочь. Никто не может, — тихо и горько шепчет Серафус.

— Мы поищем. Дайте нам немного времени, а пока следите за ранами, тёмный господин. Также протирайте его лицо прохладной водой, он горит.

— Хорошо.

Мне так хочется успокоить Серафуса, сказать ему, что я буду в порядке. Всё будет хорошо. Сколько раз я врал именно так, глядя в лицо Луа? Множество. Я даже не смогу упомнить все моменты, когда я врал ему. Залечивая его раны, я врал. Глядя в напуганные глаза Луа, полных слёз, я врал ему. Когда он плакал навзрыд, я врал. Когда он хотел умереть, я врал. Когда его лицо опухло от побоев, я врал.

Я врал и хочу соврать сейчас.

По моему телу проносится острая боль, застревая в груди, и я выгибаюсь с сиплым стоном. Мысли останавливаются и сосредотачиваются именно на этой агонии.

— Кан...— меня с силой прижимают к койке, пока по телу гуляют волнообразные и чудовищные волны мучительной боли. Спазмы не дают дышать, во рту собирается кровь и противно вытекает из уголков губ.

— Надо его перевернуть. Давай, Серафус.

Я оказываюсь на боку и захлёбываюсь кашлем и резко поступившим кислородом в лёгкие. А они от каждого вздоха полыхают огнём. Ещё один стон слетает с губ, а потом темнота.

— Кан.

Моё сознание просыпается, но тело безвольно. Я чувствую, как мою руку сжимают. Серафус.

— Кан, прошу, регенерируй. Призови все свои силы, ты должен, Кан, — он мягко проводит ладонью по моей щеке. А я ничего не могу сделать. Я даже сил не чувствую, словно я где-то далеко, но слышу всё. Вокруг меня темнота и я связан ей, а острые и глубокие шипи цепей мрака, ломают моё тело.

— Какие новости? Они нашли хоть что-нибудь? — Злое шипение Серафуса снова будит моё сознание.

— Они готовят отвары и мази. Я вызвал целителей из города, все работают, Серафус. Он такой бледный, — шепчет директор.

— Он умирает, Нок. Его пульс так слаб, и я не знаю, что делать. Он перестал гореть. Он такой холодный теперь. Я не могу даже повлиять на его тело, на его разум, ничего. Он словно заблокировал любое проникновение в своё сознание, как и защитил тело рунами неприкосновенности. Почему?

— Вероятно, из-за того, что вы оба потеряли свои магические способности, Луаппо по инерции поставил защиту, как привык это делать раньше. Он мог даже сделать это неосознанно, Серафус. Он многого о себе не знает, ты сам говорил об этом. И он силён. А когда вы вернулись, то он не снял эту защиту, так как уже не успел.

— Поторопи их, Нок.

— Хорошо. Сейчас узнаю какие новости.

Спазм боли снова прокатывается по телу, но теперь я даже выгнуться не могу. Тело мне не подчиняется. Оно лежит и не двигается, а я кричу. Я кричу от этой боли.

— Серафус, помоги мне...так больно...я больше не могу, — шепчу в своей голове ему, но вряд ли он услышит. — Я не хотел, чтобы ты волновался. Прости...прости меня. Мне так больно...я хочу умереть...эта боль разрывает меня снова и снова...помоги мне...сними эту боль. Прости меня...

— Кан, — ласковые прикосновения к моему лицу возвращаются. Серафус гладит мои волосы, щеку, постоянно держа меня за руку. Наверное, слушает пульс. А я даже его не слышу...мне так больно.

— Кан, прошу, не сдавайся. Потерпи немного, хорошо? Сейчас целители что-нибудь да сделают, они приготовят тебе отвар. Борись...как там. Борись, как ты бесстрашно дрался с мертвецами. Матерь всемогущая, зачем я позволил тебе вообще отойти от меня? Я виноват...прости, Кан, прости, что не смог защитить тебя. Прости, что втянул в эту войну. Прости.

— Ты не виноват, Серафус. Это было моё решение. Только моё. Я пытаюсь бороться. Правда...пытаюсь, но я так слаб. Серафус, я слаб, у меня словно вообще нет воли. Мне хочется спать, а я не могу. Я слышу тебя и мне больнее. Я не стою твоих переживаний. Если бы ты знал, что я врал и тебе, и всем вокруг, ты бы не держал меня за руку, ты бы не касался меня. Ты бы просто отвернулся и скривился, как обычно это и бывает. Прости.

— Кан...Аркан, ты выбрал себе очень красивое имя. Мне оно нравится больше, чем Луаппо. Тебе идёт больше Аркан...Кан. Я не слышу тебя, а я бы так хотел узнать, о чём ты думаешь, чего боишься, о чём мечтаешь. Чёрт, Кан, я должен был понять, что даже видения у тебя иные. Я должен был защитить тебя, Кан. Должен был...ты такой храбрый. Порой мне кажется, что ты очень стар внутри, словно твоей душе много веков. Ты рассуждаешь не так, как парни твоего возраста. Ты сильный. Слышишь меня? Ты такой сильный мальчик, Кан. В тебе силы, храбрости, бесстрашия и доброты больше, чем во всём Эльфийском королевстве. Ты особенный мальчик для меня, Кан. Особенный...прошу, Кан, — нежные пальцы Серафуса без устали гладят моё лицо. Я даже могу ощутить его горячее дыхание напротив своих губ и эту горечь, разрывающую его сердце.

— Малыш, пожалуйста...пожалуйста, сними защиту. Пожалуйста, дай мне помочь тебе. Кан...прошу тебя.

Моё сердце разбивается на части от подавленного шёпота Серафуса и того, как он называет меня. Никто так не называл меня. Я мог ему хотя бы немного нравиться? Хотя бы чуть-чуть привлекать его? Но у него есть истинный. Эльфийский принц...будь он неладен. Что он сделал с Серафусом? За что разбил его сердце? За что он его бросил? Я бы никогда не оставил его. Я бы сражался рядом с ним, но не ушёл. Как можно жить сотни лет вдали от того, кого ты любишь? Как? Мне не понять этот выбор.

— Кан, вот отвар. Давай, немного, — Серафус приподнимает мою голову и мне в рот льётся мерзкая жидкость, вырываясь обратно фонтаном. Гадость! Фу! И боль возвращается. Она впивается в мою грудь. Она разрывает мой разум, и я погружаюсь во тьму.

— Ему осталось недолго, Серафус. Надо вызвать его отца. Сообщить о трагедии...

— Не смей, — рычит Серафус. — Не смей вызывать этого ублюдка. Я убью его, Нок, если увижу здесь. Я клянусь, что убью Изенгарда, если он приблизится к Кану. Убью.

— Серафус, он его отец. Он должен попрощаться со своим сыном.

— Он не заслужил этого! Нет. Изенгард чудовище, Нок. Я не могу точно знать, что он сделал с Каном и каким пыткам его подвергал, но я догадываюсь. Нет. Он получит лишь тело, но разум, душу и сердце Кана больше не запятнает. Не смей его вызывать, Нок. Не смей. Оставь нас. Уйди. Пусть все уйдут. Убери всех отсюда! Убери!

Я умираю. Но я не хочу умирать. Я хочу жить. Я нужен Луа, я нужен Серафусу. А как же мои друзья? Раньше у меня был только Луа, а теперь есть Фима и Мор, да даже надоедливая «золотая троица». Я мои гаргульи? Где же они спать теперь будут? Кто их кормить будет? Нет, я не могу умереть. Я не хочу!

— Кан, не уходи...прошу, не уходи. Подскажи мне, что я должен сделать? Что? Кан, — горячий лоб Серафуса прижимается к моему лбу.

— Поцелуй меня. На прощание. Я не могу этого контролировать, Серафус. Я не знаю...ты мог бы просто поцеловать меня? Подарить мне первый поцелуй?

— Кан...пожалуйста...пожалуйста...мой мальчик, пожалуйста, не уходи. Я не могу потерять и тебя. Я сколького тебе не рассказал, столько не показал. Кан...

— Прости...прости меня за эту боль.

— Кан.

Мне сложно удерживать себя в сознании. Сложно, но я хочу слушать Серафуса, я не могу отпустить эту нить, связывающую меня с жизнью.

— Поцелуй...меня. В первый и последний раз...Серафус, поцелуй меня.

Я проваливаюсь в темноту, но рвусь обратно. Снова падаю и хватаюсь как будто за тонкие цепи, которые рвутся в моих руках. Я панически не желаю умирать. Я не хочу...