Мои ноги, словно отделившись от тела, эдакое странное существо, вытаптывали на старом паркете круги. Если бы здесь росла трава, то невольно получившийся рисунок стал бы предметом изучения уфологов. Но мысли бежали куда быстрее, чем это мог сделать я. С каждой минутой мне становилось все хуже, я не мог нормально дышать, кружилась голова, а казалось бы твердая земля, превращалась в зыбучий песок. Телефон не прекращая звонил, должно быть, Джек. Но как я мог объяснить то, что не знаю имени любимого человека? Я вообще ничего о ней не знаю.

Из этого сумасшествия меня вытащил лишь пинок Судьбы. Нога подкосилась, и я упал, ударившись лбом о край кровати. Ужасная физическая боль заглушила ту, что в конвульсиях билась внутри. То ли от сильного удара головой, то ли от пройденного километра, я невольно лег на холодный пол, который, казалось, пылал подо мной, я подумал о том, что в аду не так уж и приятно, и уснул. Проснулся, когда за окном была ночь.

Прелесть ночи в том, что нет света, который бы озарял все то, что мы натворили за день, руины под нашими ногами теряют значимость, а отражение в зеркале лишено шрамов и мешков под глазами. Темнота шлифует изъяны словно косметика, и хотя это лишь легкая занавеса, она не решает проблем, периодически и этого достаточно.

Я проснулся с ужасной головной болью. Несколько минут я приходил в себя, пытаясь понять где я и что происходит, и почему так темно. Пару раз я усомнился в своей живости. Телефон, который до того как я выключился не переставал трезвонить, пора бы кстати сменить эту раздражающую мелодию, не подавал признаков жизни. Наверное, села батарея.

Кое-как поднявшись, боль усиливалась с каждым движением, я сел на кровать. Все тело затекло, и опуститься на мягкую поверхность было чистейшим блаженством. Неожиданно меня пробрало на смех. Никогда не любил свой смех, особенно такой как сейчас, в истеричном его виде. Я не мог остановиться. Он заливал безмолвную комнату и словно эхом отскакивал от обшарпанных стен, снова, с еще большей силой, врезаясь в меня.

Жизнь такая смешная штука. Ни одна, даже самая изощренная комедия не сравнится с тем, что происходит за пределами экрана. Наше воображение просто не способно выдумать такое. Если бы я умер от удара о кровать, потому что споткнулся на ровном месте, то там куда бы я попал, сидя в компании дружелюбных или не очень мертвецов, опять таки зависит от места, я бы сидел, притворившись немым, ибо рассказать о таком нелепой смерти мне было бы просто на просто стыдно. Тем более о причине моего эмоционального всплеска и истеричном марафоне. Я ломал голову над тем, кто же этот отправитель письма, счел себя проклятым, я правда подумывал уже о поиске гадалки, которая снимет с меня это проклятие, объявлений об их услугах, расклеенных на столбах подозрительно много в моем районе, а оказалось что это была моя школьная возлюбленная, чьей имени я не знал. Однако этот зонтик все еще загадка для меня.

Не зацикливаясь на своей оплошности, глупости и кучи чего еще, я решил здраво оценить ситуацию и составить план дальнейших действий. Во-первых, это значило, что она меня не забыла. Я был счастлив, словно маленький мальчик, куда счастливее, чем когда она впервые со мной заговорила. Во-вторых, она знала мой адрес, что было странно, ведь я его никому не говорил, даже Джеку. В-третьих, меня радовал тот факт, что она жива. Не знаю почему, но этому я радовался больше всего остального. В-четвертых, она меня помнит, но, что еще важнее, она обо мне вспоминает. В-пятых, какое же у нее красивое имя. Я повторял его вслух словно мантру, представляя маленькую фигурку, и с каждым разом оно шло ей все больше. Виола. Виола.

У меня было лишь два выхода: успокоиться и жить дальше, лелея мысль о ней, или отыскать ее. Первый казался куда заманчивее и проще. Но теперь, когда дамбу прорвало, я не смогу так просто жить, что толку от этих мыслей, я точно сойду с ума. Но второй...Зачем? Даже если я ее найду, хотя и не представляю как, то, что будет дальше? Она может быть где угодно и с кем угодно и даже кем угодно. Жизнь меняет человека после школы, лишь самые смелые выстаивают натиск взрослой жизни. Бросить все, только для того чтобы начать сначала? Это точно не входило в мои планы. Но оставить все в подвешенном состоянии я тоже не могу.

Я встал и направился в ванную. Открыв дверь, я напугался собственного отражения в зеркале, которое висело прямо напротив. На лбу красовался лёгкий отпечаток моего поцелуя с кроватью, он был еле виден, но уже отдавал синевой, видимо хороший получится синяк.

Именно сейчас мне не хватало чая своей подруги. Или коньяка Джека. Мне нужно было успокоить свои нервы. Мне нужен был кто-то рядом. Но никого не было, и позвонить я никому не мог, именно к этому я шел всю свою жизнь, так почему же мне так тошно от этого? Я еще никогда не ощущал одиночества так сильно, как сейчас, словно новый хозяин, оно бесцеремонно разгуливало по квартире, заняло мою кровать, и я был лишь объектом, пищей. Одиночество разложило свои вещички, благо места было много, я каждый день ждал его визита и не занимал много места. Оно было частым гостем в этом доме и никогда ничего не менялось, но не сегодня. В углу комнаты на столе лежало письмо, оно представляло угрозу, словно репеллент источало запах.

Я снова подошел к столу и взял эту бумажку в руки. Мне хотелось ее увидеть. Я был готов рискнуть всем только ради того, чтобы увидеть ее еще раз. Сейчас бы снова встретить того чудного Старика, его пламенные речи смогли бы разжечь во мне огонь, хотя бы маленький и очень ненадежный подошел. Интересно, он поехал туда куда хотел? Мне-то никуда ехать не надо и то я ужасно боюсь, словно мне предстоит пролететь на сломанном дельтаплане над жерлом вулкана.

Спустя час уговоров, я все-таки пришел к некому компромиссу, договорившись с самим собой, вреднее оппонента у меня еще никогда не было. Я найду ее, это не должно быть так уж сложно, по крайней мере, мне так кажется сейчас, посреди ночи с пульсирующей от глупого падения шишкой на лбу и разгоревшимся внутренним конфликтом. Главное следовать плану – ни в коем случае не говорить с ней, просто посмотреть издалека и уйти, даже если будет непросто, уйти во что бы то ни стало, я и так слишком многое натворил за эти несколько дней и плавно свернул с намеченной дороги. Она для меня по-прежнему остается неким экспонатом, которым можно только восхищаться на расстоянии вытянутой руки. И это совсем неплохо, хотя бы раз взглянуть на что-то прекрасное, а потом сокрушаться от мыслей о невозможности к нему прикоснуться лучше, чем всю жизнь прожить во тьме и уродстве мира, но без сожалений и тревог.