Я пригласил ее в свою квартиру, она озиралась по сторонам, будто не понимала, где находится, но ее лицо оставалось таким же непроницаемым и загадочным. Пакетов с мусором у порога к моему счастью не оказалось, это тоже был знак и довольно приятный.

Первым делом я достал чистые полотенца и дал ей. Она вытерла лицо, которое было покрыто, скорее всего, не каплями дождя, а пота, и смущенно отдала его обратно мне.

- Может, сходишь в душ? Ты, наверное, замерзла, - сказал я и только потом подумал о двусмысленности моего предложения. Она смутилась еще больше и лишь отрицательно покачала головой.

- Проходи, не стесняйся, - она все еще топталась на месте у порога, взгляд ее был опущен к полу. Поли выглядела такой маленькой и беззащитной, словно школьница у доски, не знающая элементарного ответа. – Первым делом, я советую тебе посетить балкон.

Я старался выглядеть спокойным, так, чтобы спокойствия хватило на нас двоих, но получалось у меня это так же хорошо, как и готовка.

Она, наконец, сдвинулась с мертвой точки и прошла следом за мной в гостиную. Я боялся сделать лишнее движение, сказать лишнее слово, я так боялся спугнуть ее и все, что мне оставалось делать - ждать пока она немного расслабится и дать ей немного времени.

- Хочешь вина? – если так подумать я бы и сам испугался, какой-то парень привел меня в свою халупу и говорит несусветную чушь.

Она снова отрицательно покачала головой, а потом резко, меня как будто ударило молнией, подняла голову и посмотрела на меня своими голубыми глазищами. Если бы мы были в фильме ужасов, это был бы не самый хороший знак и через пару секунд, она бы набросилась на меня и высосала мою душу, по крайней мере, жалкие её остатки.

- Я тебе нравлюсь? – спросила она и моментально опустила глаза.

Такого вопроса я, конечно, не ожидал. Я не знал, что ей ответить. Не знал, каков ответ будет правильным, стоит ли мне соврать или сказать правду, от этого ответа зависела моя дальнейшая жизнь. Я стоял как вкопанный, не в силах пошевелиться, и смотрел на нее. Казалось, она исчезает, растворяется в воздухе прямо у меня на глазах, я видел это так отчетливо.

- Коннор...

- Нет. Ты мне не нравишься. Я тебя люблю, - я собрал все свои ничтожные запасы храбрости и сказал то, что меня так мучило и не давало спать по ночам. Теперь, когда слова были сказаны, и пути назад нет, мое бешено колотящееся сердце, кровь пульсировала в висках, потихоньку начало сбавлять темп.

Неожиданно я почувствовал себя главным героем мелодрамы, при том, что моим уделом были лишь психологические триллеры. Я никому никогда не говорил этих слов вслух, разве что, наверное, бабушке, когда был маленьким. Они казались мне фальшивыми и неправильными, ведь разве можно выразить все те несравнимые чувства, бушующие внутри, все то, от чего разрывается сердце, лишь тремя словами. Могу без угрызений совести сказать, что я люблю шоколадное молоко, петь любовные серенады сфинксам, единственным кошкам, от которых у меня захватывало дыхание, но сказать такое человеку у меня не поворачивался язык, мне всегда хотелось дополнить свои слова, но это заняло бы много времени и выглядел бы я, скорее всего, как сумасшедший маньяк.

Я не мог поднять глаз и посмотреть на нее, мне было страшно увидеть тень отвращения на ее лице. Кто я такой, в конце концов? Я даже сам не мог ответить на этот вопрос. Мы знакомы всего пару недель, и я практически ничего о ней не знаю, даже мне самому это казалось глупо, как можно влюбиться в человека за такой короткий срок. Я никогда не верил в любовь с первого взгляда, о которой с самого детства так мечтала Сестра, и по жизни был скептиком и реалистом, который при этом никогда не сомневался в существовании потусторонних сил, Судьбы и зеленых человечков. Но вот оно, случилось – я влюбился, в этом не было никаких сомнений, без предупреждения, в этом не было моей вины. Это было не мое решение, мое дерево стояло в голом поле, и в него попала молния, странно, что после такого удара я еще остался в живых.

- Я тоже тебя люблю, - сказала Поли спустя несколько минут молчания.

- Что? – я не верил своим ушам, на секунду мне показалось, что я сплю или просто отключился, а может просто сошел с ума и это всего лишь галлюцинации.

- Мне кажется уже целую вечность, - тихо добавила она.

Я поднял голову и в этот момент наши взгляды встретились, как судьбы когда-то, и я понял что пропал, окончательно утонул, упав на самое дно, погряз в песке и глине и здесь мое конечное пристанище.

Не отрывая взгляда, она неуверенно подошла ко мне и медленно начала расстёгивать пуговицы на моей парадной рубашке. Я следил за плавными движениями ее рук и удивлялся, как ей удается расстегнуть пуговицу с первой попытки, мне приходилось тратить неимоверные усилия на такое простое действие. В одну секунду я превратился в бездвижную статую, все, что я мог сейчас делать, это лишь наблюдать.

Закончив с пуговицами, она положила свою руку на мою голую грудь, там, где, как мне помнилось, находилось сердце. Живительное тепло растекалось в месте ее касания. Интересно, то же ли самое чувствует человек, когда его возвращают к жизни дефибриллятором?

- Так быстро бьется, - улыбнувшись, робко сказала она.

Одной рукой, вторая все еще покоилась на моей груди, она расстегнула пуговицы на своем платье-рубашке, коих было больше, и я в лишний раз убедился в том, что она просто неземное создание, такой же сверхчеловек как и Уиллоу. Я смотрел за тем, как медленно оголяется ее грудь и живот, словно всплывали картинки из снов, которыми я болел будучи подростком. Она взяла мою окоченевшую руку и положила на левую грудь. Ее сердце колотилось не меньше моего.

Потом я неожиданно даже для себя поцеловал ее, меня будто кто-то подтолкнул сзади и не в силах сопротивляться я упал и погрузился с головой в эти совершенно новые и незнакомые для меня ощущения. Стеснение и страх отошли на второй план, а может и вовсе испарились.

Мы легли на кровать, не отрываясь ни на секунду, я держал ее в руках как хрупкую хрустальную статуэтку мамы Джека, боялся уронить, боялся разбить. А сердце, казалось, с каждым новым касанием стучало все быстрее, я даже не мог подумать, что оно может так сильно биться. Так вот какого это быть по настоящему живым, вспыхнуло в моей голове и также улетучилось словно дым, я не хотел ни о чем думать, у меня были дела поважнее, я сдался этим чувствам и они взяли меня в плен.

- Люблю тебя,- она повторяла эти слова снова и снова.

Когда раз за разом повторяешь одно и то же слово, оно теряет смысл и превращается просто в набор букв, становится смешным и незнакомым. Но сколько же раз мы признались друг другу в любви, повторяли эти слова снова и снова, словно это последние в нашей жизни слова, и они только обретали все больше смысла и силы. Оставались на губах, витали в воздухе, но еще никогда я не говорил чего-то настолько осознанно и уверено, и это было лишь только начало. Я готов повторять их пока у меня не отвалится язык, и даже после, заставил бы сердце выбивать эти слова азбукой Морзе, пока оно не остановится окончательно.

Мы занимались любовью, такой же чистой и настоящей как ее слезы, которые не прекращали капать, даже когда все закончилось. Я не мог перестать целовать ее, каждый сантиметр ее тела стал для меня родным, продолжением меня самого. Я лежал у нее на груди и слушал, все еще сбившееся дыхание, она гладила меня по волосам и я все еще слышал как тихое «Я люблю тебя» витает в воздухе.

Не знаю, сколько мы так пролежали, ни то, что было после, ни то, что будет потом, только настоящее имело сейчас значение, настоящее, где мы с голыми душами лежим в обнимку в этой маленькой квартирке, пока за окном льет дождь, смывает наши следы и наше прошлое друг без друга.

- Ты моя луна, - эта мысль не давала мне покоя, теперь, когда слова возвращались на свои места после короткого перерыва на обед.

- Что? – я чувствовал, как она улыбается, вырисовывая инопланетные рисунки на моей груди.

- Ты моя луна, - повторил я, немного приподнявшись. Ее волосы распластались по подушке, глаза все еще были красные и мокрые от слез. Я не мог точно сказать, почему она плакала, сделал ли я что-то не так, обидел ли ее чем-то, но я тоже был готов расплакаться в любой момент, просто потому что мог, потому что хотел, потому что, наконец, почувствовал себя живым, а живые, оказывается, иногда плачут. – Ты моя луна. Такая же таинственная, неизведанная и манящая, с множеством тайн и секретов, которые я так хочу постичь. Когда становится невыносимо темно, ты одна единственная освещаешь мой путь своим светом. Ты – причина, почему я не сплю по ночам, я не могу перестать о тебе думать.

Я смотрел в ее глаза, утонув окончательно, я уже не боялся смерти. Поли снова заплакала. Мне хотелось собрать каждую слезинку.

- Моя луна, с зелеными человечками, там, где-то в глубине. Я их не боюсь, Поли. Я приму каждого и полюблю, потому что они – часть тебя. Я люблю в тебе всё.

- Как ты можешь любить меня? – ее голос сорвался, и последнее слово она произнесла очень тихо, я видел лишь только, как шевелятся ее губы и не слышал звука. – Посмотри повнимательнее, Коннор. Как меня можно любить?

Она медленно повернулась на бок, редкие слезы все еще капали на простыни. На ребре у нее была маленькая татуировка, я заметил ее, когда снял с нее рубашку, но еще не успел разглядеть, как следует. Это был маленький цветок. Я слегка прикоснулся до него, она дернулась, словно это было место еще свежего ожога, Поли дрожала в моих руках, и я не мог понять почему. Что это был за цветок? Моя голова все еще отказывалась работать. Он мне что-то напоминал.

Неожиданно перед глазами вспыхнул глиняный цветочный горшок, который стоял у бабушки на подоконнике в библиотеке. Дедушка сделал этот горшок сам, поэтому он был немного кривой и больше был похож на мутировавшую тарелку, чем на горшок, но, несмотря на это, он словно кубок стоял на видном месте у картотеки, где бабушка проводила все свое время. И тот сон с фиалковым полем, который так и не выходил у меня из головы. Не было сомнений, я любил эти цветы, они были слишком красивы, чтобы не запомнить, это была маленькая фиалка.

Меня словно ударило по голове. Почему фиалка? Почему именно она сделала себе татуировку в виде фиалки? Я сразу вспомнил Виолу. Мысли в голове путались.

- Что случилось? – озабоченно спросила Поли, заметив выражение моего лица, то ли испуганное, то ли озадаченное, я сам не до конца понял, что творилось у меня в голове.

- Это фиалка?

- Нет, - ответила она и закрыла татуировку рукой.

- Но...

- Ты когда-нибудь был в Африке? – она неожиданно встала и села на край кровати. Ее светлая кожа, будто бы просвечивала, она светилась.

- Что?

- Мой папа в молодости был в Кении. Он много рассказывал мне об этой поездке, я сейчас уже и не вспомню всего, но одно я помню точно. Он рассказывал эту историю на каждый мой день рождения. По крайней мере, на одиннадцати из них. Раньше, когда он ее рассказывал, мне было так стыдно. А сейчас, я бы с удовольствием послушала эту историю еще раз.

- Поли, я не понимаю...

- В молодости он много путешествовал. И даже когда мама была беременна, была уже на седьмом месяце, страсть к далеким странам не оставляла его. Сейчас мне кажется, что он просто сбегал, наверное, этим я пошла в него, чем дальше он был от нее, тем меньше его беспокоила совесть и чувство вины. В той поездке, он столкнулся с некоторыми трудностями, так он их называл, но что он имел в виду, я так и не узнала. Они потерялись, блуждали несколько дней, а потом судьба привела его группу к водопаду. Там он увидел цветы. И тогда чувство безысходности, которое не покидало его, вдруг испарилось. В то время, как он выражался, даже самое безобразное казалось ему самым прекрасным. И в том цветке он увидел свое светлое будущее, какое-то провидение. Цветок этот был похож на фиалку, и он решил, что так и назовет свою еще не родившуюся дочь. Он так и говорил, в тот момент, когда я увидел этот цветок, я увидел тебя, ты была символом моего спасения, символом новой жизни.

- Виола? – я решительно ничего не понимал, казалось, рассудок играет со мной в игры, а я проигрывал.

- Но я никогда не была символом и уж тем более не хотела им быть, тем более для кого-то. Я была человеком, на которого еще до рождения поставили такое жирное клеймо, - она повернулась ко мне, но не смотрела в глаза, ее взгляд был обращен куда-то на стену, словно она видела картинки отбрасываемые прожектором. Ее лицо было спокойно, я бы даже сказал безжизненно, я уже видел эту маску, я был уверен, снимешь ее, а на коже выеденные от нескончаемых солёных слез тропинки. – Он никогда не сомневался в том, что это были фиалки. Не такой он был человек, никогда ни в чем не сомневался, если верил во что-то, то был готов умереть за свою правду, если уходил, то никогда не оборачивался. Поэтому в тот день его мир немного пошатнулся. Ты знаешь, что такое сенполия?

- Сенполия? – я ничего не понимал, на секунду мне показалось, что я просто сплю. Сон, граничащий с реальностью – у меня бывало так пару раз.

- Это цветок. Его можно встретить на горных склонах и у водопадов Кении и Танзании. Они не переносят ярких солнечных лучей, под прямым солнцем погибают, поэтому растут в затененных влажных местностях. Второе название сенполии – узамбарская фиалка, но это же не одно и то же. Внешне цветки фиалки и сенполии похожи, но это разные растения. Более того с точки зрения классификации они достаточно далеки друг от друга, они относятся к разным семействам. Изначально он дал мне неверное имя и как в тот раз, не заметив никакой разницы, принимал за другого человека. Даже заставил меня в это поверить, а я заставила поверить всех остальных.

- Я ничего не понимаю, - мне хотелось расплакаться от безысходности, которая ощущалась сейчас так резко. В школе у нас был одноклассник, который постоянно плакал у доски, не зная ответа на заданный вопрос. Его не спрашивали и не вызывали к доске, но когда это все-таки случалось, каждый был готов к новому представлению. Более того, он плакал не нарочно, не хотел, чтобы его жалели, парень был хороший, а от некой обиды и злости на самого себя. Сейчас я чувствовал абсолютно то же самое. Ком подкатывал к горлу, целая снежная лавина.

- Ты никогда ничего не понимал, Коннор. И всегда был невнимательным. Все это знали, кроме тебя самого.

Она встала с кровати, прикрывшись тонким одеялом.

- Ты никогда ничего не замечал. Да и я дурой была. Да что уж там была, до сих пор осталась. А ведь ты меня не узнал. А я всего лишь сняла очки.

Она медленно натянула белье, не поворачиваясь ко мне.

- Я ведь тебя всегда любила. Вот не знаю, что-то зацепило, попалась как рыба на крючок и так и не выбралась. Ведь в тебе ничего особенного не было, говорил мало, ничем не увлекался, мало с кем разговаривал. Наверное, мы были просто похожи. Слишком похожи. Я даже этот дурацкий зонтик нарисовала. Вычитала в каком-то женском журнале, помнишь, наши одноклассницы постоянно таскали их в школу. Написав свое имя и имя возлюбленного под одним зонтом, однажды вы окажетесь вместе под зонтом и в реальной жизни. Некое заклинание в домашних условиях. А ведь я отчаянно в это верила. А потом решила вызвать ревность, тоже в журнале вычитала. Запретить их нужно, ерунда какая. С Джеком начала встречаться. Хороший парень был, даже жалко было. Я часто его вспоминаю, думаю, что было бы, если бы я в него влюбилась, если бы сердце по тебе не болело. Никогда не узнаю.

Она собрала свои волосы в пучок, зацепила как всегда карандашом. Казалось обыкновенные действия, но почему в каждом ее движении я чувствовал боль, разочарование, усталость. Я словно был парализован. Не мог ничего сказать, даже пошевелиться, лишь бешено колотящееся в груди сердце напоминало мне о том, что я жив.

- Ты ушел, но не забрал с собой мои чувства. Мне было обидно и больно. Ведь я знала, что тоже тебе нравлюсь. Но ни я, ни ты не смогли сделать первого шага. А сколько всего можно было избежать, - она по-прежнему стояла ко мне спиной. Я чувствовал что-то недоброе в ее словах. – Но знаешь, время хоть и плохой врач, как бы его не хвалили, но мне стало легче. Столько лет ушло на то, чтобы при воспоминании о тебе, таком внезапном, словно атака врага, я ведь до сих пор обхожу стороной молочные отдел в магазинах, увижу шоколадное молоко, сразу тебя вспоминаю, мне не было так больно. В общем, жила помаленьку, даже с парнем встречалась, хотя чувство того, что я использую его как Джека, меня не покидало. И вот черт меня дернул тогда пойти на встречу выпускников. Говорила себе, что не надо, незачем, глупая идея, а в это время платье надевала, туфли, дурой себя называла, а сама быстрым шагом шла по улице, только бы успеть.

- Виола...

- Я молчала столько лет, Коннор. Выслушай меня, - она неожиданно повернулась. На тонкой серой ткани платья виднелись многочисленные капли от слез, будто дождь пробрался в эту комнату. Она села на край кровати, не отводя от меня заплаканных глаз. – У меня тогда сердце бешено колотилось. Я даже выпила немного в баре перед тем как такси вызвать. По чистой случайности это оказался «Румб». Думала, вот сегодня скажу тебе все. Даже мысли о том, что ты не придешь не было. А потом я тебя увидела прячущегося в кустах. Подумала, он совсем не изменился, все такой же. Я смотрела за тобой пока ты не ушел. А ты ушел, во второй раз, и я снова почувствовала себя маленькой школьницей. Столько лет прошло, я немного вытянулась, повзрослела, похорошела, но рядом с тобой я не чувствовала этого. На самом деле ничего не изменилось. Я по-прежнему тебя люблю. И по-прежнему не знаю почему.

Неожиданно она потянулась ко мне, я все еще не мог пошевелиться, лишь смотрел в ее проклятые глаза и не мог оторваться. Она положила свою дрожащую руку мне на грудь и поцеловала в лоб, так просто и беззаботно, словно ничего не было. Но поцелуй ее еще долго оставался у меня клеймом на лбу, я чувствовал ее губы, даже после того как она ушла.

А она ушла. Резко, незаметно, я просто моргнул, а она уже растворилась в воздухе, ее присутствие здесь выдавал лишь едва уловимый аромат цветочных духов.

В одно мгновение я обессилел, и, казалось, даже постарел на несколько лет. Сколько раз может разбиться человеческое сердце и продолжать биться?

Впитывает ли подушка наши мысли? Я положил свою голову на подушку, на которой лежала Поли. Она пахла шампунем. Я вжался так сильно, что стало больно и нечем было дышать, но мне так хотелось понять, о чем она думает. Я пролежал так очень долго, вдыхал приятный запах, который навевал воспоминания о сегодняшнем вечере. Ее обнаженное тело, каждый его сантиметр, мягкость волос, слезы, глаза, улыбка, она была прекрасна как ни посмотри. Всегда была прекрасна.

Люди часто говорят мне, что я невнимателен. Но я этого не замечаю. Но как я мог упустить так много, хотя было оно прямо перед моим носом. Я не могу быть настолько невнимателен. Я был просто слеп.

Мое сердце сжимается до размеров арахиса. Я не кардиолог, но даже я понимаю, что это не очень хорошо. Также тот факт, что я не кардиолог позволяет мне совершенно спокойно, без содрогания внутренностей говорить подобные вещи. Это то, что я сейчас чувствовал и никак по-другому это ужасное давящее чувство я не мог объяснить.

Да, пожалуй, мы были слишком похожи. Бегуны с бесконечным пробегом, нам бы позавидовали Олимпийские чемпионы по бегу на дальние дистанции. Она убежала, так быстро, что я и не заметил, она уже далеко, и что-то мне подсказывало, что в этом мире мы уже не увидимся.