Стук пальцев о подлокотник нарушал тишину кабинета. Под открытым окном слышались негромкие голоса, но они не сбивали Доминика с мыслей. Он сидел в кресле напротив Рино, пялился в узкие доски старого паркета и выстукивал хаотичный ритм подушечками пальцев. Он спрятался от льющегося в открытое окно света в тени ближе к шкафам, набитым книгами так, что некоторые из них пришлось в горизонтальном положении втискивать в узкое пространство над плотными рядами.

— Я все прошерстил, — сокрушенно покачал головой Доминик. — Нигде ни слова о магии, которая может вернуть мертвого к жизни или, не знаю, залечить ожоги после того костра, чтобы и следа не осталось.

— По крайней мере мы выяснили, что ты не болен, — невозмутимо отозвался Рино, не отрываясь от собственных записей — он составлял расписание постов на новопостроенных стенах.

— И то относительно, — проворчал маг и поймал на себе вопросительный взгляд. Он с неохотой объяснил: — Психиатр сказал мне лечиться от ПТСР.

— Это распространенное расстройство в наше время, — пожал плечами Рино.

— Зато из-за книг начал практиковать телепортацию, — невесело усмехнулся Доминик. — Правда пока безуспешно.

— Может, ответ в твоих воспоминаниях? — он окончательно оторвался от занятия. — Что ты вообще помнишь с момента... приобретения магии.

Маг попытался унять нервозность, заставлявшую ноги слегка пружинить на месте, но вместо этого поднялся и начал расхаживать взад-вперед по комнате.

— Воспоминания до сих пор расплывчаты, — признался он глухим голосом. — Хорошо помню, что жил как нормальный человек до двадцать шестого года. И вот в середине марта мне исполнилось двадцать шесть, и на следующий день... — глубокий медленный вздох прервал речь, — я проснулся магом. Ко мне в квартиру... недалеко отсюда, между прочим... ко мне ворвался человек в форме без опознавательных знаков. Ткнул дробовиком прямо в лицо, а потом его что-то сбило с ног, что-то мохнатое — плохо помню, я сразу сбежал на крышу. Сейчас подозреваю, что это был оборотень. Может, кто-то из соседей мутировал. Не знаю. Не помню. На улицах творился полнейший хаос.

К Доминику вновь вернулись отголоски той парализующей паники, что мучила его особенно сильно первые дни на пустырях. Онемение охватило кисти и начало ползти к локтям. Рино внимательно слушал, словно боясь лишними замечаниями сбить мага и потерять ту нить откровения, которую миллиметр за миллиметром вытягивал из друга.

— Представь, что сейчас каждый третий житель Алессандрии, да и любого города, превратится в нечто... — маг беспомощно всплеснул руками, не найдя подходящего определения. — Тогда все было далеко не так радужно, как сейчас. Вампиры еще не могли контролировать себя — кидались на людей, горели на солнце. Оборотни не сдерживали трансформацию. Феи просто проводили энергию через все, к чему прикасались. Ведьмы... ведьмы наверное оставались самыми спокойными. По крайней мере, меня оттуда вытащили именно они. Нас отвезли в безопасное место за город. Потом нас нашли военные, я сумел сбежать. Искал таких же как я. Дважды собирал группу сопротивления, чтобы защищаться от людей. Учился магии самостоятельно, причем не самыми этичными способами. Для... кхм... — Доминик откашлялся и его взгляд стал куда более осмысленным, — тестов мы использовали трупы или своих преследователей. Военные редко попадались живыми, а вот людей, которые набирались в добровольческие отряды для отлова нечисти, было достаточно.

Рино нахмурился, отведя взгляд, и Доминик сумел скрыть легкую улыбку, на секунду тронувшую уголки губ. Друг же помрачнел, хотя и должен был знать, что представляли из себя «Первые ведьмы», — ведьмы, убивавшие людей, практиковавшие черную магию на живых существах.

— Я знаю, что далеко не святой, — вздохнул Доминик, возвращаясь на место, — и ты тоже это знаешь. Ты видел, что я сделал с тем мародером в первый же день нашего с тобой знакомства. А те добровольцы были хуже ублюдков, которые захватили город. Ты можешь сколько угодно осуждать меня, но я рад, что они жалели о своем рождении, — Доминик понизил голос. — Из-за них я потерял всех друзей.

Он цепким взглядом изучил лицо Рино, не решаясь произнести вслух всю правду.

— Ты можешь рассказать мне все, — словно прочитав его мысли, кивнул друг, однако лицо его оставалось напряженным.

— В конце концов, я встретил некроманта. Его звали Тео. К тому времени прошел почти год с дня мутации. Тео был жестоким, решительным радикалом. Мы... — маг сам удивился тому, что собирается произнести, — мы поставили перед собой цель перебить всех людей до последнего. А дальше воспоминания теряются. Вернее... Провал, а потом костер. Подозреваю, что люди-таки смогли меня поймать, — с иронией добавил он.

— И потом... ничего? — после долгой паузы уточнил Рино.

— Не совсем. Перед пробуждением на пустыре я помню что-то... смутное, что-то темно-синее... Прости, говорю совсем бессвязно. Помню что-то вроде странного места, как болото или темное озеро.

Друг отвел взгляд к окну и, немного хмурясь от солнца, забегал глазами между красных крыш и узких улочек, залитых полуденным солнцем.

— Я нашел одного человека из Будапешта, — наконец тихо заговорил Рино, отказываясь комментировать рассказ Доминика, — он может отыскать информацию даже из двадцать первого века. Если ты действительно жил в то время, мы в этом убедимся. Но тебе придется съездить к нему.

— Без проблем, — пожал плечом маг с такой небрежностью, словно его попросили передать соль за столом.

Друг тяжело вздохнул.

— Ты говоришь о своей жестокости с такой гордостью, — заметил он с искренним недоумением. — Никогда не понимал эту часть в тебе. Ты же мягкое, доверчивое существо, Нико. С тобой можно договориться, что настоящая редкость для пустырей. С тобой приятно иметь дело. Но когда речь заходит о человеческом виде, о тех «добровольцах»... — друг покачал головой, — ты сходишь с ума.

— Естественно. Именно люди перебили всех, кто был мне дорог, — невольно щелкнули костяшки пальцев. — Даже несмотря на серьезные стычки с другими видами, мы всегда занимали одну сторону баррикад. Люди хотели нас уничтожить. Мы лишь отвечали тем же.

— Да, но сам подумай, — продолжал мягко спорить Рино, — ты говоришь, в первые дни вампиры, оборотни и феи не могли себя контролировать. Вампиры нападали на людей, некоторые оборотни до сих пор не могут сохранять рассудок во время трансформации, а тогда уж тем более. Феи, по твоим словам, «проводили энергию», то есть, я правильно понимаю, что при прикосновении к другому существу, они его просто убивали?

— Я понимаю, почему люди начали на нас охоту, но это не отменяет всего, что они мне сделали, и это не отменяет моей глубочайшей ненависти к ним.

— Другие виды давно не воюют с людьми, Нико... в конце концов, Арианна — человек.

— Она исключение, — отмахнулся Доминик.

— Понимаешь, безотчетная нетерпимость к какой-либо группе в целом никогда еще не приводила ни к чему хорошему, — Рино почувствовал, что убеждать друга бесполезно. — Ладно, твое дело. Но, попомни мои слова, от этой ненависти ты сделаешь что-то непоправимое, — он вздохнул.

Доминик не ответил на это: друг не знал, чем он занимается на пустырях с мародерами Силесты, и явно относился к нему лучше, чем он заслуживал.

Сам маг понимал, что давно пошел по кривой дорожке, понимал, что поступает неправильно, но только так он мог избавиться от невыносимого фона из тревоги и сжимающего горло отчаяния. Доминик уже привык встречать этих ночных гостей с мысленной усмешкой: «Ну вот, очередной приступ экзистенциального ужаса. Иди прогуляйся, Нико, с патрульными поболтай».

Его друзья по-разному указывали на необходимость перемен: Рино выражал беспокойство, что «эта мародерка» слишком давно пользуется им; Силеста постоянно отпускала шутки, что «таким итальяшкам никогда не стать достаточно сильными». И под силой она имела в виду не только физические способности и магию, но и умение переносить дикую боль и не сомневаться, когда для выживания нужно выстрелить в приятеля.

Щелкнула ручка двери, и оба рефлекторно отвлеклись на шум. В кабинет вошла маленькая Беа, совершенно не смущаясь, что прервала разговор. Ее волосы уже заплели в толстую косу. Она подбежала к отцу и заговорила ему на ухо, заставив наклониться к ней. Поделившись чем-то очень важным и заслужив улыбку Рино, она отправилась в дальний уголок кабинета, который уже успела оккупировать своими игрушками.

***

Доминик погрузился в воспоминания. Наконец ему удалось поймать то темно-синее ощущение — единственное, что всплывало в памяти после костра. Он понимал, что думает о месте. Нечто, напоминающее лес, но без солнца или луны, нечто текучее и чернильное. Бесконечно долгий сон, полный бесцельного блуждания. Ему потребовалось много ночей, чтобы найти выход. Он слышал голос, но слова лишь запутывали и сбивали с пути. Его несло по кругу, как стальное перо гоняет пузырек воздуха по чернильнице. Кожа потемнела и ноги с трудом пробирались по тягучему вязком дну. Позже он увидел свет фонаря вдалеке, и дальше... обжигающий песок пустырей, слепящее солнце и длинные волосы с металлическим отблеском.

Те же локоны лезли в лицо, и маг то и дело от них отплевывался. Просить Силесту собрать их означало навлечь на себя злобный водопад волос, щекочущих ноздри и уши.

— Слышала о ведьминской деменции? — спросил Доминик, лежа на жестком полу палатки.

— Не.

По темному брезенту над головой барабанил ливень. Индикатор на браслете феи не горел красным, а значит токсичность дождя не превышала и без того довольно высокой отметки. Доминика это не сильно успокаивало: после любых осадков его кожа зудела и раздражалась.

— Оказывается, если ведьмы долго не используют магию, они начинают медленно сходить с ума, — он ожидал, что эта информация произведет на Силесту то же впечатление, что и на него, но в очередной раз убедился, насколько разные у них взгляды на жизнь.

Маг обращался к тому же доктору, что диагностировал у феи дептероз, жалуясь на то, насколько сложно стало колдовать в последние годы. У него подозревали именно ведьминскую деменцию, но ожидания не оправдались.

Он объяснил:

— В связи с этим я задался вопросом, как ее избегают ведьмы, которые не умеют колдовать? Или те, кому использовать магию запрещено, например, в странах, где приняли Конституцию Консилиума? Вроде Штатов или... Бразилии, например.

Силеста обернулась к нему. Они лежали в палатке на крыше одной из развалин, расположившись как можно дальше от края — дорога у заброшенного поселения временами бывала людной.

— И как же?

— Никак, — он добился удивленного мычания с ее стороны. — Я подумал, что мог бы как-то повлиять на ситуацию. Конечно, вряд ли мне удасться внести существенный вклад, но можно попытаться сделать что-то полезное для разнообразия. И, если честно, хотелось бы вернуться к более цивилизованной жизни.

— М-м, — ответила она с неопределенной интонацией. Доминик не понимал, что это должно было значить: в темноте еще и в углу палатки почти не читалось ее выражение лица. — И когда собрался уезжать?

— Пока не собрался. Буду думать. Ты ведь тоже можешь уехать с пустырей, жить в городе.

Силеста откровенно расхохоталась.

— Не знаю, в каком мире живешь ты, а в нашем — мародера в город никто не пустит.

— А ты не замечала, что тебя никто не узнаёт? — заговорил Доминик, наконец решившись произнести это вслух. — Шейна все помнят в лицо, его имя на слуху. Ты слишком глубоко в его тени, у тебя еще есть шанс на спокойную цивилизованную жизнь.

Она начала злиться после слов о Шейне, и маг прекрасно понимал, что задел ее, но сделал бы это снова.

— Нахуй мне не сдалась спокойная цивилизованная жизнь. Все, макаронник, отъебись.

Она отвернулась. Доминик привстал и попытался развернуть ее к себе, но услышал угрожающее рычание:

— Я тебе сейчас руку оторву.

Маг усмехнулся:

— Не оторвешь.

Ему удалось заставить недовольную фею посмотреть на него.

— Хватит себя обманывать.

— Ты ужасное существо, — Силеста села. — Я от кого угодно жду подвоха, но именно ты своей мягкотелостью заставляешь меня потерять бдительность. И именно ты тычешь мне в больные места. Ты думаешь, я бы не попыталась попасть в город, будь это возможно?

— Уверен, можно что-то придумать.

— Ну вот и придумывай, — за два с лишним года дружбы Доминик научился различать все оттенки ее раздражения, и сейчас она звучала слегка обиженно. — Между прочим, тебе тоже с такой репутацией путь заказан. Посмотрим, как хорошо у тебя получится.

Женщина продолжала ворчать. Маг расценивал ее бескомпромиссность как следствие молодости. Доминик не придавал значения подобным словам и верил, что сможет вытащить ее с пустырей, понимая, что с таким отношением к жизни и собственной безопасности, фее не прожить и десятка лет.

Силеста отвернулась от него и, не моргая, уставилась в брезент, по которому стекали грязные капли. Не дождавшись от нее другой реакции, маг лишь покачал головой и лег, поворачиваясь к ней спиной, чтобы не мешать свечением носителя.

Он начал печатать, наконец найдя пару минут свободного времени перед сном:

«По поводу магии. Я уже писал раньше, что колдовать стало заметно сложнее, будто что-то мешает. Обследование показало, что проблема не в болезни и не в нарушении ДНК. Тогда я обратился к приятелю, который специализируется на печатях (имя его приводить не буду, он вообще просил ни с кем никогда о нем не говорить — хочет жить спокойно на своей ферме и боится, что придется платить за старые грехи). Он показал мне, как с помощью амулетов можно «подсветить» узор печати — они ведь реагируют на магическую энергию, и по легкому изменению цвета можно увидеть рисунок. Так вот оказалось, что на мне есть следы печати, но странной, словно слишком большой для меня. Пытаться снять ее бесполезно — мы пытались. Подозреваю, это связано с моим возрождением. И наверняка — со сложностями в магии. И пусть в книгах нет никакой информации о заклинаниях, которые потенциально могли бы вернуть кого-то из мертвых, но я уверен, что рано или поздно найду то, что ищу. Нужно больше книг. А следовательно, больше грабежей».

Доминик услышал шорох и почувствовал, как Силеста оборачивается и как-то слишком небрежно — все еще обиженно — обвивает его руками. Он забросил носитель в приоткрытый рюкзак и расслабился, намеренный в этот раз быстро заснуть. Маг задышал ровно и глубоко, повторяя про себя слова, почти всегда помогающие погрузиться в сон или как минимум успокоиться:

«Miserere mei, Deus, secundum magnam misericordiam tuam...»* — то, что он помнил с детства, что его в свое время заставляла учить мать. Однажды, отчаявшись побороть бессонницу, маг лег на кровать и, чтобы отвлечься от страшных мыслей, начал повторять текст псалма раз за разом, в один момент поддавшись мысли прочитать его про себя семьсот семьдесят семь раз. Нужно ли говорить, что это еще ни разу ему не удавалось: Доминик либо сдавался и принимался за дела, либо засыпал ближе к сотне повторений.

* Первые строки 50 псалма: «Помилуй меня, Боже, по великой милости твоей»

— Только попробуй уехать от меня, я тебя ножом пырну, — пробурчала Силеста еле слышно, видимо, рассчитывая на то, что маг уже ее не услышит.

Он не сдержал смешок, за что получил легкий, но злобный, толчок в спину.

***

Маг проснулся от привычного тепла на животе и почувствовал тяжесть чужой руки. Песочного цвета брезент превращал солнечный свет в зелено-желтый дымок. Солнце взошло, и настало время отправляться в путь. Доминик попытался привстать, но услышал голос, процедивший ему в затылок:

— Не смей двигаться.

Маг замер, перебирая в голове возможные причины такого поведения. Либо к ним в палатку снова заползла змея, что маловероятно на крыше, либо Силеста услышала что-то с улицы. В любом случае, лучше не делать лишних движений. Доминик прислушался и постарался насколько возможно оглядеть палатку, но ничего подозрительного не заметил. Он пролежал в напряжении минут десять.

— В чем дело? — прошептал маг как можно тише.

— Просто не двигайся, — спокойнее ответила Силеста и устроилась поудобнее.

— Ты... — Доминик вовремя осекся. Он вырвался из хватки феи и, поднявшись, рассмеялся при виде недовольного сонного лица. — Чем раньше мы туда придем, тем раньше все выясним и отправимся по твоим делам.

Она промычала нечто, мало похожее на связные слова, даже и не пытаясь сформулировать ответ. Маг вышел на улицу. Утро встретило его прохладой и слепящим светом. Навязчивый ветер пробирался в воротник и рукава, вызывая мурашки, зато отлично приводил в чувство. Напевая под нос старую мелодию, Доминик принялся укладывать вещи, игнорируя спящую подругу. Закончив со сборами, маг сел рядом, нараспашку открыв брезентовые дверцы навеса, чтобы свежий воздух и свет разбудили фею.

— Нам предстоит неблизкий путь, — напомнил он.

— Научись уже телепортироваться.

Они направлялись снова на север, но уже в сторону Будапешта — одного из немногих городов-государств по всей Европе. Окончательно проснувшись уже за рулем автомобиля, Силеста начала болтать и шутить чуть больше, чем обычно. Доминик ценил небольшие проблески ее хорошего настроения.

Под стенами города они разошлись в разные стороны. Мага уже ждал тонкий человек, выше его на голову, одним лишь видом вызвавший волну омерзения. Доминику пришлось пересилить себя, чтобы говорить с ним спокойным тоном, в конце концов, ему нужна была услуга. Пусть и от человека. В руках дистрофик держал носитель, и экран слепил глаза солнечным бликом. Маг достал из внутреннего кармана куртки очки и надел, приготовившись ознакомиться с информацией, прежде чем платить незнакомцу. Лицо собеседника изменилось. Он еще раз оглядел Доминика с ног до головы и, видимо, узнал в нем Профессора, известного безжалостностью к человеческой расе.

— Вы от Дженнарино Кастанцо? — осторожно спросил тонкий человек.

Маг кивнул с легкой насмешливой улыбкой — его забавлял страх собеседника. Он протянул носитель. Доминик пролистал файлы — все выполнено в лучшем виде. Это впечатляло. Оставшись удовлетворенным, маг протянул плату на тонкой пластинке. Длинный мужчина спешно попрощался с опасным клиентом.

По дороге обратно Доминик не отрывался от носителя, вчитываясь в информацию, которую он искал почти два года. Оказалось, что его madre, Луиза Моретти, умерла в 2056-ом от сердечной недостаточности. Похоронили ее на Cimitero Di Calamandrana, в провинции Асти. Муж Луизы, Джон Аллен, скончался через несколько лет после нее в США. Остались лишь дети от предыдущего брака, не имевшие к магу отношения и потому не интересовавшие его. Единственного же сына Луизы, Доминика Моретти, линчевали жители деревни Маренго за поджог муниципальной школы в марте 2027 года. В архивах огромное количество новостей — случай был громким, и еще больше резонанса вызвал приговор тем, кто устроил сожжение мага.

Доминик некоторое время шел, в смятении пялясь на ботинки. Он пытался понять, достаточно ли ненавидит людей, чтобы сжечь их маленьких детенышей, и не находил в себе определенного ответа. Никакая злость не заставила бы его причинить вред маленькой Беатриче, которая, очевидно, пошла в мать и не унаследовала магических способностей.

«С другой стороны, — думал он, — время было иное. Зачем вырезать взрослых людей, если им на смену приходит новое поколение? Тео назвал бы детоубийство отличным планом в долгосрочной перспективе. Обезумел ли я достаточно, чтобы поддержать это? Хочется верить в обратное».

В голову лезли слова Рино о том, что Доминик рано или поздно совершит нечто непоправимое. «А если уже совершил?» — страшная мысль пробиралась по спине холодными прикосновениями.

Маг надеялся, что это клевета: «Люди любят скидывать ответственность за несчастья на сверхъестественные силы — они обвиняли ведьм во всех грехах еще до появления магических видов на Земле».

В голове начали проявляться смутные образы и ощущения. Оранжевые вспышки мелькали перед глазами, будто щелкала пустая зажигалка. Но не хватало бензина, чтобы пламя загорелось и осветило темные уголки сознания.