«27 февраля 2210 года

Ничто из того, что я пишу, не должно попасть в чужие руки. Поэтому вести электронные записи, особенно на носителях информации, купленных в Штатах — идея не лучшая, и мне пришлось перейти на старую добрую бумагу и чернила. Удивительно, как быстро я отвык от рукописных текстов, сразу начинает болеть запястье и ручка натирает мозоль на пальце.

Сейчас я в дороге обратно в Южную Дакоту — это долгая история. Я пробыл в Аризоне месяц. Начну по порядку.

Первое. Меня задержали за использование магии в общественном месте, несмотря на то, что я спас от весьма неприятной красочной смерти двух людей (или не-людей? Не обратил внимания. К слову, записи показали, что я телепортировался, хотя сам не заметил и повторить не смогу). Это запустило цепную реакцию, благодаря которой мне пришлось на протяжении месяца отбывать «принудительные работы» под контролем аризонского Совета ведьм. Я намеренно поставил кавычки, потому что до сих пор не понимаю, в чем заключались эти работы. В сущности, я просто выполнял незначительные поручения разных членов Совета, пил с ними чай и вел дружеские беседы.

Все это время их глава, тот самый Патрик Краммер, поглядывал на меня с таким видом, будто пытался придумать мне более полезное применение. Забегая вперед, так и было. Но об этом позже.

Второе. Попробую систематизировать информацию, которую я узнал о Совете и в целом о положении ведьм. Это будет сложно.

Ведьмам нельзя колдовать ни при каких обстоятельствах, ни для самообороны, ни для спасения чужих жизней, ни тем более в любых других случаях. Ведьмам позволяют жить спокойно, пока они ведут себя как люди и ничем их не превосходят. Даже если ты совершишь подвиг с помощью магии и спасешь всю страну, тебя должны осудить за одно лишь теоретическое умение пользоваться магией (ибо сами навыки тоже под запретом, поэтому и нельзя читать магическую литературу). Да, американцы недалеко ушли от идеи казней за одну принадлежность к магическому виду. Но мы имеем, что имеем.

Этот запрет прописан как в Конституции Консилиума (напоминаю, это скорее конвенция, это ведь международный акт), так и в новых поправках к американской Конституции (а вот это уже Основной закон). Главное направление межвидовой политики — уравнять всех под людей, то есть, запретить все возможные отхождения от нормы, под которой подразумевается полное отсутствие метаспособностей. Тридцать четыре года назад, до Консилиума, в Штатах царил полицейский произвол, а прецедентное право позволяло назначать нечеловеческим видам практически любые наказания. Была лишь одна человеческая власть, а все остальные сообщества, вроде Советов и вампирской церкви, считались «общественными объединениями», никак не влияющими на политику страны. Консилиум же установил новую политическую систему, благодаря которой у Советов ведьм и Орденов вампиров есть реальная власть над представителями своих видов.

В этом безусловный плюс конвенции — теперь ведьмам есть, к кому обратиться за защитой от людского произвола. Однако это досталось ценой отказа от собственной идентичности, от способностей, вообще от своей магической сущности.

И огромный минус в том, что большая часть Советов в США играют роль буфера между человеческой властью и конкретными ведьмами. Под этим я имею в виду то, что если использую способности, меня не накажет человеческий суд, тем самым развязывая очередной межвидовой конфликт. Меня совершенно так же (а то и строже) накажет ведьминский суд, от чего фактически моя судьба не поменяется, однако же это не вызовет волнений в обществе. О защите речи не идет. Вся политическая повестка магической власти — сидеть тихо и ничего не делать, чтобы сгладить все острые углы.

В чем же проблема, почему мы — отдельно взятые ведьмы — не можем сидеть тихо? Все очень просто. Магия — это наша сущность, и если мы ее не используем, наступают плохие последствия. Судя по последним исследованиям, на мутацию человечества в 2026-ом году повлияли волны неизвестного происхождения. Так вот, если говорить метафорически (а иначе я сказать и не смогу, потому что из физики не помню ровным счетом ничего), ведьмы — это призмы, которые преломляют волны, преобразуют их в нечто, что мы называем магическим или энергетическим полем. (К слову, я читал дискуссии о том, что будет, если посадить ведьму в пространство, куда не достанут эти неизвестные волны, но, признаюсь, не успел разобраться. Все, что я понял, — скорее всего, ведьма не сможет колдовать).

Когда мы создаем заклинание, мы выталкиваем часть энергии из своего поля в мир, и какую форму она примет, зависит исключительно от наших мыслей. Наши метаспособности завязаны на разуме, поэтому я искренне считаю ведьм и фей самым развитым и совершенным видом, в отличие от оборотней или вампиров, ведомых животными инстинктами и импульсами. И в отличие от людей, которые за века эволюции так и не научились хотя бы иногда пользоваться мозгом.

Так вот, энергия набирается постоянно, пока не заполнит все поле ведьмы, и тогда ее снова нужно использовать, иначе поле начнет растягиваться и давить на тело, вызывая на первый взгляд беспричинное ощущение тяжести и клаустрофобии. С годами становится только хуже, пока ведьма не заболевает тем, что привыкли называть магической деменцией. Начинается все с эмоциональной нестабильности, а заканчивается полным безумием и козлиными прямоугольными зрачками.

Процесс развития болезни долгий, а как я написал выше, Конституцию Консилиума приняли всего тридцать четыре года назад, а значит, пока что пагубные последствия не видны. Волна деменции постепенно начнет накрывать ведьм лет через двадцать-тридцать, и до этого времени необходимо ослабить законодательные запреты.

Третье. Оказывается, таких, как я, в Аризоне немало — магов-самоучек, которых регулярно задерживает полиция. Совет ведьм назначает им формальное наказание, а на самом деле читает нотации и учит лучше заметать следы. Конечно, всю эту информацию мне пришлось собирать по крупицам через часы наблюдения и вовремя выхваченные фразы в разговорах.

Полагаю, Краммер считает, что пресечь использование магии невозможно, а потому его нужно возглавить в тайне от Верховного Совета. Их в этом поддерживает лишь Совет Юты, поэтому и без того колоссальная работа по продвижению поправки о лицензиях заняла тридцать лет. И неизвестно, сколько еще пройдет, прежде чем механизм выдачи разрешений на магию вообще начнет действовать.

На данный момент лицензию могут получить лишь члены Совета, так как их должности — единственные, так или иначе связанные с магией. Других профессий, где объективно бы требовались метаспособности, в США нет. А значит и оснований для выдачи лицензии нет.

Четвертое. Я подошел к самому интересному. Совету Аризоны сложно реализовывать политику, прямо противоречащую общему направлению, к тому же их по-настоящему поддерживает лишь один штат. Насколько я понял, они внедряют верных себе ведьм в другие Советы, но эта тактика не приносит результата.

Им было бы на руку, если бы существовал Совет, созданный с нуля с прямой целью помогать ведьмам, а не давить рестриктивными мерами. Единственный же штат, в котором уже несколько лет нет органа магической власти — Южная Дакота. И там живет кое-кто, уже давно мечтающий сформировать такой орган.

Идея гиблая, и никто в нее не верит, поэтому меня, все еще отбывающего принудительные работы, отправили обратно на север, чтобы помочь заинтересованным лицам в их благородном начинании. Возможно, Краммер посчитал, что я могу принести там пользу. А возможно, я слишком пристально наблюдал за всем, что происходит в Совете.

В общем, на меня поставили печать, чтобы отслеживать передвижения (успел рассмотреть и запомнить узор, так что попробую как-нибудь повторить ее), мне прочитали вдохновляющую речь и засыпали угрозами, что посадят за решетку, если я хоть шаг не в ту сторону сделаю. В итоге, еду обратно в Южную Дакоту, чтобы завтра встретиться с неким Альбертом Шульцем. От разговора с ним зависит, буду ли я помогать некой «Ей», которой «не помешает вторая пара рук» и с которой «лучше не шутить» по словам Лоры. Но с этим я разберусь завтра.

А пока я вернусь в свое временное жилье, пустующее уже две недели, получу наконец документы и акклиматизируюсь к этому невозможному холоду».

***

В свете дня Нью-Альберта казалась приветливее, чем при первом знакомстве. Доминик шел по тротуару из серых, слегка отливающих серебром панелей, с которых вода стекала на небольшие квадраты земли с деревцем в каждом. Ветер утих, но по обе стороны аллеи шумели двигатели автомобилей. За голыми ветвями возвышались новые, чистые здания, в окнах горел электрический свет.

На пустырях эту роскошь могли позволить лишь большие колонии. Здесь же мысли существ занимала обыденная суета: они надевали одежду, производимую в промышленных масштабах; синтезировали еду; пользовались лифтами, чтобы выйти на улицу, застроенную зданиями, материалы которых поглощают углекислый газ; садились в общественный транспорт или личные автомобили, вычищенные до блеска на мойках; а главное, они относились к комфорту как к данности и не задумывались, что все можно разрушить по щелчку пальцев.

Власти города выделили ему квартиру в далеко не новом жилом доме на окраине города. Яркий свет в лифте отражался от зеркальной стены и слепил уставшие глаза. В квартире же царила приятная полутьма и прохлада. Все здесь было чужим — остывшее покрывало, слегка скомканное в углу, заснеженные стекла, не пропускающие тусклый зимний свет.

Доминик стоял под струями горячей воды в ванной комнате, темноту которой рассеивало лишь маленькое высокое окошко, пока от пара не стало тяжело дышать. Проверив, достаточно ли оборудована кухня, маг остался удовлетворенным. Он мог бы заказать продукты, но не представлял, чем занять время в сумеречной прохладной квартирке.

На улице он чувствовал себя менее изолированным от жизни: притуплялось ощущение, что минуты и часы пролетают мимо глаз, никак не соприкасаясь с ним, поэтому он отправился к ближайшему фудпойнту, чтобы наконец одержать победу над бездушным терминалом.

Холод забирался в воротник куртки, угрожая магу затяжной простудой. Тем не менее, Доминик шел размеренно, издалека рассматривая светящееся окошко в просторный склад, уставленный контейнерами. С потолка свисали длинные железные руки, собирающие заказы.

Пальцы замерзли, пока он пытался выбрать ингредиенты для ужина — сложность была в том, чтобы выбрать, чего именно он хочет. А хотелось ему всего сразу, чтобы занять себя приготовлением еды на всю ночь и позволить мыслям снова раствориться в монотонных механических действиях.

Последний месяц он отвлекал себя наблюдением, разговорами, тщательным и дотошным выполнением несложных заданий: отправить материалы от одного члена Совета другому, составить список рецидивистов за последний месяц, сверить статистические данные, перенести стулья из одного зала заседания в другой, решить мелкие организационные вопросы. В свободные минуты он обращался к членам Совета с предложениями помочь в любой работе, поэтому к нему быстро прониклись вполне объяснимой симпатией. Теперь же осталось не так много способов заполнить ядовитую пустоту, от мыслей о которой появлялось жжение и запах аммиака — фантомный, но не менее душащий.

Доминик с недовольством покачал головой: все продукты выглядели как пластиковые — идеальной формы, цвета, размера, без единого изъяна и с излишне долгим сроком хранения. В основном же, жители Штатов закупались полуфабрикатами и заготовками для синтезации пищи, которые маг терпеть не мог. Он вздохнул и сделал заказ на сомнительные в своей идеальности томаты и красный перец, пасту и целый набор специй.

Сделав шаг назад, он врезался плечом в нечто мягкое, и услышал позади недовольное шипение. Из щели между серой шапкой и толстым шарфом на Доминика смотрели два злых багровых глаза.

— Толкаться-то зачем, — пробурчал женский голос за слоями ткани.

— Мы знакомы? — маг оглядел сверху донизу вампиршу в потертой куртке не по размеру. Ему показалось, что он должен знать этот голос.

— Нет, — ответила она, расслабляясь, — но я тебя помню, — она слегка опустила шарф, показывая впадины под большими хитрыми глазами, в ответ на что маг усмехнулся. — Думала, тебя давно выкинули из страны.

Окошко открылось, и к Доминику выдвинулись упакованные продукты. Девушка же легким движением забралась на стойку и скользнула внутрь до того, как стекло опустилось вниз. Изнутри она помахала магу и забрала с пола две небольшие коробки с отметкой BloodSub.

Поставив их на стойку, она сама наклонилась к магу через стекло.

— Купи что-нибудь, а то мне придется снова ждать робокурьера.

Маг медлил, наслаждаясь моментом:

— А ты не боишься, что я сдам тебя полиции?

— И сам спалишься? — фыркнула она.

Доминик не спеша достал носитель и вывел прямо перед лицом вампирши простое удостоверение с пустыми полями о регистрации и гражданстве.

— Магическая полиция Соединенных Штатов Америки, вы арестованы за злостное нарушение законов приличия, — произнес он суровым тоном, но во взгляде девушки промелькнул такой неприкрытый страх, что маг тут же добавил: — Боги, очевидно же, что я несерьезно.

Он набрал на экране еще один небольшой заказ и слегка натянуто улыбнулся возмущенной воровке за стеклом. Когда манипуляторы упаковали три коробки и подвинули на стойке, заставляя девушку посторониться, окошко снова приоткрылось, и она проскользнула на улицу.

— У меня вся жизнь перед глазами пролетела! — воскликнула она.

Доминик поставил три новые коробки заменителя крови на то, что вампирша успела своровать. Теперь ноша доставала почти до подбородка.

— Магическая полиция? — со скепсисом спросил маг. — Ты правда в это поверила?

— Нет, конечно, — насупилась она, но все равно пошла рядом. — Ты подделал документы? Я же говорила, что у тебя есть связи, — она быстро поравнялась с магом.

— У меня нет связей, и это настоящие документы.

Ему доставляло удовольствие, с какой растерянностью вампирша пытается догадаться, как ему удалось всего лишь за месяц обосноваться в городе. Многие окружающие раздражались, сталкиваясь с чем-то необъяснимым, но магу нравились те, кто мгновенно превращался в любопытного ребенка, капризно требующего ответы. На некоторое время девушка задумалась, то и дело бросая взгляд на мага в ожидании, что он раскроет секрет сам.

— Я сдаюсь, — наконец произнесла она. — Какому демону ты продал душу?

— Демону чревоугодия, — Доминик приподнял пакеты с продуктами, разворачиваясь к девушке напротив десятиэтажного дома, в котором он собирался прожить еще как минимум три дня. — Ты и в квартиру собираешься зайти со мной?

Два клыка засверкали в хитрой улыбке и тут же спрятались за коробками в ее руках.

— А ты приглашаешь?

***

«Пора прекращать мотивировать свои поступки скукой — посмотри, к чему это приводит мародеров, — думал Доминик, придерживая дверь для вампирши. — Это значит «бежать от», а мы этот этап проходили. Вспомни, чем все закончилось».

— Ничего себе, у тебя тут миленько, — заметила девушка, хотя помещение уже погрузилось в кромешную тьму.

Он зажег свет, показавшийся ему слишком тусклым, с неприятной зеленцой. Повесив куртку, он отнес продукты на кухню и потер отмерзшие руки. Вампирша без стеснения устроилась на высоком стуле за тумбой напротив мага.

— Где пропадал? — спросила она тоном закадычной подруги.

— А разве ты не знаешь? — маг сполоснул ладони горячей водой, и перепад температуры отдался мимолетной болью на коже. — Не удивлюсь, если тебя подослали мои старые «друзья», чтобы следить за мной, — за несерьезным тоном Доминика скрывались легкие сомнения — настолько маловероятной казалась случайная встреча так далеко от дома, приютившего беженцев. — Вернее, я бы не удивился, если бы не был уверен, что они считают меня мертвым.

Девушка улыбнулась — в этот раз простой будничной улыбкой, не расплывающейся в наркотической эйфории, не трескающейся в клыкастом оскале.

— Я живу в трех километрах отсюда, — ответила она, — с... сородичем.

Маг задержал на ней долгий взгляд, но вскоре вытащил томаты и начал отмывать так тщательно, словно мог оттереть налет искусственности.

— И много вампиров Амоса в Штатах? — спросил Доминик как бы между делом.

— Не знаю, — голос зазвучал тихо и сонно, — больше, чем все думают.

— И как тебе новая жизнь? — нож застучал о поверхность доски, беспощадно измельчая овощи.

За окном зашумел ветер. Фонари снизу, за пеленой инея, превращались в далекие белые пятна, преломленные узором из ледяных треугольников. От одного вида темноты, разбавленной грязно-серыми лавинами снежинок, по плечам бежал легкий озноб.

— Лучше, чем раньше, — еле слышно ответила девушка, но интонация показалась магу полувопросительной, — за спокойствие ведь всегда нужно платить, да?

К горлу подкатил комок горечи, и Доминик остановился и бросил нож. Он в очередной раз поймал себя на том, что начинает проживать чужую эмоцию. Ему всегда было легко прочесть чье-то настроение, в еле заметных жестах и интонациях распознать тщательно скрытое состояние — когда-то это позволяло ему предвидеть готовую разразиться бурю материнских истерик, позже — избегать опасных существ и ненужных конфликтов.

Развернувшись к вампирше, он почти физически ощутил, как ее боль тянет к нему липкие щупальца, чтобы силой вытащить из него сопереживание, желание стереть грусть из глаз и увидеть в них искры недоверия к чужой бескорыстной доброте. Доминик тяжело вздохнул и мысленно перерезал ту тонкую ниточку, что на секунду соединила его с незнакомкой.

Ее ресницы дрогнули, и она подняла на мага взгляд, словно почувствовала прерванный контакт, и натолкнулась на равнодушное молчание. Девушка тут же виновато уставилась на дальний угол стола и начала потирать кожаные нарукавники.

— Я был в Аризоне.

Паста посыпалась в воду.

— Там, наверное, тепло сейчас, — через силу выдавила слова вампирша.

— Тепло и солнечно, — подтвердил Доминик.

За спиной послышался щелчок — она открыла пачку заменителя крови. По эластичной трубочке к губам поднялась багровая жидкость.

— А зачем вернулся? И почему именно Аризона?

Маг проигнорировал первый вопрос и задумался над вторым глубже, чем следовало. Он пожал плечами.

— Просто нужно было куда-то уехать, а с Аризоной связаны приятные воспоминания.

— Расскажи, — вампирша залезла на стул, скрестив тонкие ноги и натянув не по размеру большой теплый свитер на костлявые суставы коленей.

— Мы бывали там, когда только приехали в Америку с матерью и отчимом. Мне было лет пятнадцать. Поездили по большим городам. Провели в Финиксе пару дней. Потом я пошел в школу, а они еще где-то месяц ездили по миру, — Доминик вспомнил первые дни свалившейся на голову самостоятельной жизни и с удивлением хмыкнул, — наверное, от этого я легко адаптируюсь к новым условиям.

— Ты счастливчик, — заметила она.

— Тогда это казалось настоящей катастрофой. Концом жизни, — пожал плечами маг. По комнате распространился аромат жаренных овощей, специй и пряного соуса.

— Почему?

— Меня оторвали от большой семьи, привезли в незнакомое место, оставили одного на долгое время. Хотя в конечном счете, я вижу в этом только плюсы.

— Давай я помогу, — вампирша отодвинула пустую пачку крови и порывисто встала, чтобы подойти к магу и ждать указаний. Он дал ей самое простое задание — помешивать соус.

Доминик видел, что она пыталась сделать: она из кожи вон лезла, чтобы хорошим отношением заслужить то же в ответ. Она выпрашивала помощь, бескорыстно предлагая свою, словно если бы она показала себя достаточно старательной, то сам маг, а может, и жизнь в целом, наградили бы ее за это. Теперь он понимал, что эта тактика крайне глупа и нежизнеспособна: ты никогда не получишь ничего в ответ, разве что пару пуль в живот.

Маг отдавал себе отчет, какое впечатление производит на тех, кто вырос в среде отморозков и цивилизованных существ, смотревших на них, как на отбросы. Эта девушка запомнила его с того самого момента, как он улыбнулся в ответ на оскал — никто из ее окружения так не сделал бы, потому что для этого необходимо находиться одной частью здесь, в реальном мире, а второй — над ним, чтобы не просто реагировать на раздражители, а выбрать правильный подход к менее разумному существу.

Она явно натерпелась издевательств, и легко чувствует уровень опасности, исходящий от окружающих. Доминик же всегда старался не прибегать к насилию, за исключением крайних случаев. При этом он не выказал ни капли отвращения к ней, — всегда чувствовал некоторую связь с маргинальной частью общества — и теперь она цеплялась за любой повод угодить ему.

Самым правильным было бы объяснить, что маг не может ничего ей дать, что все его внешнее благополучие стоит на двух шатких прутьях; отправить девочку домой и не пользоваться ее отчаянными попытками ухватить хотя бы крупицу ответной заботы.

«С каких пор ты стал правильным существом, Нико?» — обратился к нему неприятный внутренний голос.

— Я хочу когда-нибудь тоже... — нарушила тишину вампирша, — так же, как ты, видеть в этом плюсы.

— Достаточно, — Доминик остановил движения руки девушки. Она вернулась на место.

Маг снял пасту и соус с огня. Он еще раз окинул гостью взглядом и вздохнул с недовольством:

— Я вижу, что ты делаешь. Это не сработает со мной. Во-первых, ты далеко не первая девушка с тяжелым прошлым на моем пути. Во-вторых, я не собираюсь тратить остатки жизненных сил на то, чтобы вытаскивать очередную психологически нездоровую саморазрушающуюся наркоманку с фургоном детских травм из болота, в которое она сама себя загнала. И в-третьих, мне нечего предложить тебе. Мы вряд ли встретимся снова — уж я точно не буду искать встречи. Ты не сможешь получить от меня никакой помощи и ты не сможешь разжалобить меня, — проговорил Доминик как можно четче.

Она выслушала мага с легкой улыбкой — ее не расстроила его небольшая речь. В этот момент он понял: что бы он ни сказал и ни сделал, это не будет худшим, что она слышала и переживала. Ему просто не хватило бы фантазии, чтобы побить рекорд зверств, происходящих каждый день на пустырях.

— Где здесь уборная? — спросила девушка, то ли проигнорировав мага, то ли мысленно согласившись с условиями.

Доминик кивнул на нужную дверь. Она прошла к куртке и достала что-то из широких карманов, прежде чем защелкнуть замок.

Оставшись на кухне в одиночестве, маг в очередной раз задался вопросом, что вообще делает. «Возможно, идея приехать в Штаты изначально была глупой, — думал он, ставя тарелку на стол, — я здесь и колдовать-то не могу. Пусть мне деменция не светит — энергии слишком мало, — но все же, это самое важное из того, что я когда-либо делал. Обучение магии — единственное, за что мы цеплялись в первый год после мутации».

Внутри разлилось целое озеро старой, застоявшейся воды, которая сильнее покрывалась коркой льда с каждым порывом метели за окном. Что-то в Доминике сопротивлялось этому, пыталось привести воду в движение или хотя бы согреть ее обещаниями, что завтра голова прояснится, и из-за плотной серой пелены выйдет солнце. В теплом Финиксе, в окружении деятельных, вечно занятых существ он мог не обращаться вовнутрь, а сосредоточиться на ком угодно, кроме себя.

Казалось, что мир с распростертыми объятиями готов принять его, когда одиннадцатилетняя Саломи, еврейка-беженка из далекой России, называла его другом. Изолированность же, существование в изнаночной реальности маленького зимнего города бок о бок с ворами-наркоманами заставляли его чувствовать, как воздух давит на легкие, словно чьи-то большие руки сжимают пузырь вокруг него, пытаясь выдавить его из жизни, как непрошенное существо из утробы.

Доминик услышал, как позади него отворяется дверь, когда уже защелкнул дверцу посудомойки. Даже при тусклом освещении хорошо виделись неестественно расширившиеся зрачки вампирши и немного рассеянный вид.

Она подошла вплотную к магу и, привстав на цыпочки, дотянулась до его губ. От прохладного касания по коже пробежала дрожь. Искры, на секунду вспыхнувшие перед глазами, потухли, оставив за собой мутные серые дорожки, — пламя не разгорелось.

Прикосновения, спустившиеся с шершавой щетины к шее, были настолько легкими, что казались призрачными. Необъяснимый порыв заставил Доминика перехватить хрупкие ладони, убедиться в их реальности: мелькнуло ощущение, что вся новая жизнь — не более чем предсмертный сон. Оно развеялось, когда подушечки пальцев коснулись чужой замерзшей кожи.

Маг отстранился, чтобы заглянуть девушке в лицо. Большие черные зрачки подернулись туманом, и опустевший, отсутствующий взгляд стало невозможно прочесть. Тонкие кисти выскользнули из хватки, и холодные пальцы начали не спеша расстегивать рубашку. Доминик приобнял ее за талию, чтобы подтолкнуть в сторону спальни. Она оказалась настолько худой, что он мог полностью взять ее в кольцо двумя ладонями.

Дверь за ними осталась приоткрытой, позволяя зеленоватому свету полоской тянуться по полу. Блаженная улыбка тронула уголки ее бесцветных губ. Веки опускались под тяжестью густых ресниц. Она стянула рубашку осторожно, все еще продолжая прощупывать почву, будто он мог в любой момент передумать. Блуждающий взгляд следил за руками мага — она ожидала подвоха и даже нападения, при этом совсем не замечала, как пристально наблюдают за ней самой.

Его ладони прошли по бледной неровной коже, приподнимая свободный свитер. На секунду под тканью мелькнул длинный шрам, смутно подсвеченный снизу. Движения девушки были медленными, безжизненными, что заставило Доминика слегка приподнять ее голову и снова поймать отчужденный взгляд.

Ее апатичность вызывала замешательство, одни знаки полностью противоречили другим. Улыбка снова рассеялась по лицу еле уловимой дымкой и худые руки потянулись к застежке на брюках, а из-за потерянного равновесия ее голова уткнулась ему в грудь.

Невесомые кисти потянули его за собой вниз, на стылое покрывало. Плотная ткань утепленных джинс легко соскользнула с тощих ног. Девушка остановила Доминика, когда он попытался снять ее свитер, и в то же время притянула для очередного безвкусного поцелуя. Казалось, ее ребра треснут, если маг опустится на нее всем весом, и, вероятнее всего, она продолжит делать вид, что все в порядке.

Одной рукой вампирша придерживала свитер, чтобы он не задрался выше середины живота, другая ладонь уперлась в его бедро, готовая в любой момент отвердеть и оттолкнуть его. В сумрачной тишине слышался лишь свист метели за окном и тихие, тяжелые стоны, которыми она отзывалась на каждое прикосновение, каждый поцелуй в шею и ключицы. Девушка притягивала его ближе и всеми видимыми способами провоцировала продолжать, но ее длинные пальцы судорожно пытались удержать последний барьер.

С немым вопросом он обхватил запястье, вцепившееся в кожу, чувствуя ее болезненное частое сердцебиение, и после секундного недопонимания она податливо убрала ладонь. Доминик обхватил ее талию и придвинул ближе, девушка лишь сжала края свитера напряженными пальцами. Она прикусила губу, впиваясь в нее клыком до появления капли тусклой крови.

Маг провел тыльной стороной ладони по ее щеке, привлекая к себе внимание сквозь натянутую между ними преграду из ее мрачных ожиданий от происходящего. На мгновение вампирша смутилась, словно ее поймали на страхе впервые, словно кто-то разглядел за поверхностной обнаженностью ее настоящую неприкрытую наготу. Постепенно померкшие глаза прояснились, лицо разгладилось, веки расслабленно прикрылись.

Его губы коснулись теплой вены на ее шее. Руки прижали узкие бедра чуть ближе, и ухо обдал глубокий согревающий выдох, полный облегчения из-за отсутствия грубости и боли.

Тонкие руки опасливо обвили его спину, и лицо мягко уткнулось в ключицу, минуя последнюю грань перед полным слиянием или по меньшей мере иллюзией, что стеклянная стена между двумя существами может рухнуть, а горячая кожа — сплавиться с чужой кожей, растворяя неизменный ком одиночества в горле. На мгновение показалось, что зияющие внутри пустоты можно заполнить, стать целостным — и это чувство напоминало растопление в тепле, глубоко в подземных водах, до окончательной, но приятной смерти.