В течение следующих двух недель это повторялось дважды. На третьей неделе, когда я сделала очередную ошибку, он не стал меня бить, вместо этого заставил меня наклониться над его столом, смотреть на письмо с опечатками и несколько минут повторять фразу «я — тупица».

В остальном наши отношения не изменились. Он оставался приветливым и дружелюбным по утрам, поэтому он продолжал казаться мне хоть и властным, но всё же вызывающим симпатию начальником, и я ничего не могла с собой поделать. Тем не менее, он больше не пытался разговаривать со мной по душам.

Он начал являться мне во снах. В одном из них мы вместе шли по маковому полю солнечным и тёплым днём. Он ласково улыбался мне, говорил что-то вроде: «Теперь я понимаю тебя, Дебби», а потом сжал мою ладонь в своей, и я почувствовала необыкновенную лёгкость.

Только один раз меня посетило беспокойство по поводу того, что происходило в офисе. Сразу после ужина кто-то позвонил отцу с работы и сообщил нечто, сильно его расстроившее. Из гостиной доносились его крики и голос матери, пытавшейся его утихомирить.

— Да я лучше в цирк пойду работать! — орал он. — Даже быть мишенью в аттракционе, где посетители кидают в тебя чем попало, лучше!

— Таких аттракционов давно уже нет, — устало отвечала мама. — Успокойся, Шеп.

Но когда я спустилась вниз ужинать, всё уже казалось нормальным, обыденным. Я взглянула на отца, и моё сердце затопило болезненное ощущение привязанности, похожее на смесь омерзения и страха.

Когда я снова сделала опечатку в письме, произошли две необычные вещи. Первой было то, что адвокат после того, как снова отшлёпал, приказал задрать юбку.

Страх сковал меня. Я обернулась в попытке определить по выражению его лица, насколько он серьёзен.

— Ты решила, что я собираюсь изнасиловать тебя? — холодная усмешка скользнула по его губам. — Наивная. Делай, что тебе говорят.

Тысячи мыслей со скоростью света проносились в голове. Я же не обязана подчиняться. Могу прямо сейчас выпрямиться и свалить отсюда.

Но я не ушла.

Я молча задрала юбку.

— Снимай остальное.

Это он про моё нижнее бельё?

Вся кровь прилила к щекам, лицо горело адским пламенем, а пальцы заледенели и плохо слушались, пока я стягивала с себя резинку колготок.

Письмо передо мной исказилось до неузнаваемости. Я думала, что сейчас либо упаду в обморок, либо меня вырвет, но ничего такого не произошло.

Я потеряла ощущение реальности, происходящее походило на кошмарный сон, когда ты падаешь в бездну. Голова кружилась.

Сначала мне казалось, что ничего не происходит, но вскоре услышала странные тихие звуки, словно злобное маленькое животное рыло землю крошечными когтями.

На мои бёдра пролилось что-то тёплое и липкое.

— А теперь иди, — прошептал он, и его горячее дыхание обожгло мне шею, — и перепечатай это письмо снова.

Я медленно выпрямилась, поправила юбку и на ватных ногах вышла из его кабинета, даже не натянув обратно колготки.

Он захлопнул за мной дверь, и в этот момент произошла вторая необычная вещь. Сьюзан, помощница на пол ставки, стояла в коридоре, и на её лице застыла забавная смесь различных эмоций. Обычно болтливая блондинка, выглядела сейчас жалко в своём пушистом свитере и не могла выдавить из себя ни слова.

— Здравствуйте, — сказала я ей. — Подождите минутку, пожалуйста.

Она могла заметить неловкость моей походки из-за приспущенных трусов и колготок.

Я направилась в ванную комнату и смыла с себя сперму. Действуя механически, я испытывала не смущение, а досаду: мне хотелось, чтобы тупая помощница поскорее свалила из офиса, и я смогла сделать то, что хотела на самом деле.

Наконец она ушла, и я заперлась в туалете, чтобы мастурбировать до изнеможения.

Потом я перепечатала письмо. Адвокат так и не вышел из своего кабинета в тот день.

Мама снова приехала за мной на машине.

— С тобой всё в порядке? — спросила она, заглядывая мне в глаза.

— Почему ты спрашиваешь?

— Не знаю... Ты странно выглядишь.

— Я в таком же порядке, как и всегда.

— Это и настораживает, солнышко.

Я промолчала, и мама нервно сжала руль.

— Может, заедем в пекарню и купим «Ушки слона»?

— Да не хочу я чёртовы «ушки»! — это прозвучало слишком грубо, и я была готова расплакаться.

— Ну ладно, — ответила мама.