Миа

Всего несколько раз в жизни я испытывала такую сильную душевную боль. Первый раз, который я помню, случился со мной в двенадцать лет. Стояла прекрасная погода расцветающей весны, солнце уже слегка припекало, и я радостно шла по дорожке парка, недалеко от дома. В моих руках было мороженое, и я выгуливала свою собаку, бодро семенящую рядом. Милый джек-рассел-терьер по кличке Марко радовался этой прогулке не меньше, чем я, то и дело оглядываясь по сторонам в поисках белок. Но радость оборвалась слишком резко. Не знаю, откуда взялась та собака, но ей потребовалось всего две минуты, чтобы задрать моего пса практически до смерти. Марко умер по пути в ветеринарную клинику, и тогда я впервые испытала жгучую, выбивающую все чувства, боль.

Второй случай произошел со мной в четырнадцать. Моя мама переходила дорогу и на нее налетел мотоциклист. Два дня она провела в реанимации. И два дня я ходила с ума от боли и ужаса, если мамы вдруг не станет. Однако все обошлось, она довольно быстро пошла на поправку, и сломанная нога практически не давала о себе знать.

Третьим было еще слишком свежее воспоминание. Даниэль, стоящий напротив меня, с паникой в глазах, и тихим, хриплым голосом, которым произнес одно единственное слово:

- Три.

Тогда он признался, сколько раз изменил мне с Николь, и я не могла оправиться от этого почти две недели. Нет, спустя две недели жизнь вдруг не стала радужной, но это всепоглощающее чувство фантомной боли наконец-то отступило. Я хотя бы немного, но начала жить.

И сейчас, еще совсем недавно я думала о том, что больше никому и никогда не позволю причинить себе боль. Но, боже, жизнь просто рассмеялась мне в лицо, швырнув в меня мои же желания. Что хотела, то и получила. Только в совершенно другой, намного более изощренной форме.

Сколько дней я уже валяюсь в постели? Два? Нет, это третий. Единственное, куда я выбиралась из своего убежища, это кухня и туалет. А после, практически сразу же, возвращалась обратно в постель. Телефон уже давно покоился на прикроватной тумбочке, находясь в режиме полета. Интернет, к сожалению, я не позволяла себе отключить. Единственным спасительным для меня звеном был макбук, по которому практически без перерыва шли сериалы и фильмы. Один за другим. Постоянно.

После ухода Стефана, всю оставшуюся ночь, до самого утра, я проревела. Мне было совершенно плевать, мешаю ли я кому-либо, слышит ли он мои рыдания, в квартире наверху, ибо я так и не смогла заставить себя успокоиться. Но спустя несколько часов, когда солнце уже во всю ломилось сквозь прикрытые шторы моей спальни, я затихла. Только в тот момент я вспомнила, как это бывает. Если плакать так долго, вкладывая в слезы и эмоции все силы, вскоре их не останется совсем. Я отключилась, а когда проснулась, за окном уже была глубокая ночь. Мой телефон вибрировал, уведомления сыпались на меня сверху, и мне едва хватило сил, чтобы ответить некоторым из своих знакомых.

- Все в порядке. Меня не будет несколько дней. Разбираюсь с делами посольства. Там что-то не так с визой.

Я даже не потрудилась прочитать сообщения своих друзей, просто скопировав и отослав им всем одинаковый текст. Но когда я увидела на экране имя Стефана, то вновь не сдержалась. Я заблокировала его номер, а после и вовсе включила режим полета, что держится там до сих пор. Хотя, возможно, телефон давно уже сел, и этому я была бы рада еще больше.

Если в первый день все ограничивались только сообщениями и звонками, то на второй, ближе к вечеру, затрещал мой дверной звонок. Сейчас, к утру третьего дня, в мою дверь звонили уже несколько раз, но видеть кого-то сейчас было выше моих сил. Я перевернулась на другой бок, натянула одеяло еще выше, полностью скрываясь под ним, и вновь позволила боли, сжирающей меня, вернуться. Вернуться в виде воспоминаний, которые, будь они хорошими или плохими, приносили мне только боль.

Стефан, на пороге моей квартиры. Он разбудил меня, заставил открыть дверь, и все ради слов, которые довели меня до слез совершенно по другой, не такой как сейчас, причине. Я вспоминаю, что он говорил мне, то и дело прокручивая его слова в голове. Стефан, сжимающий меня в объятиях, рано утром. Я помню, как проснулась, и он уже не спал. Он лежал сверху, навалившись на меня, и лениво водя пальцами по простыне постели, рядом со мной. Я наблюдала за ним, радуясь тому, что мы вместе. Радуясь, что уже второе утро я провожу вот так. Счастливо и радостно от того, что человек, которого я так сильно полюбила, выбрал меня. Стефан, натягивающий перчатки на мои руки, когда мы уже возвращались на берег, после сладкой ночи, и нежного утра, проведенного на маяке. Я возмущалась, что до берега всего ничего, но Стефан совершенно меня не слушал. Он хмурился, плотно сжимая губы, всем своим видом стараясь показать, что никакие мои возражения на этот счет его не волнуют.

- Лучше бы ты сказала что-нибудь приятное, глупая, - шепнул он, закончив с перчатками, и поднимая взгляд на мое лицо.

Тогда я посмотрела на него, затихнув на несколько секунд, и не придумала ничего лучше, как сказать ему:

- У тебя самый красивый нос из всех, что я видела.

Стефан опешил, будто не веря тому, что только что услышал, а после поднял голову и громко рассмеялся. Он коснулся меня руками, придвинулся ближе, и с уже широкой улыбкой на лице произнес:

- Я бы поспорил, потому что именно твой любопытный носик – самый прекрасный на этом свете.

Я смущенно опустила взгляд, а в следующее мгновение горячие губы коснулись кончика моего носа. Стефан поцеловал меня, легко и бегло, а после обнял и рассказал очередную мелочь, связанную с Норвегией. Оказывается, я так много еще не знала, и так рада была узнать это от него. И сейчас я имею в виду совсем не Норвегию.

Но какая теперь разница? После всего, что произошло. Есть ли смысл в том, чтобы вспоминать все это, прокручивать в своих мыслях, как зажеванную пластинку в дешевом автомате? Я пыталась убедить себя, заставить отвлечься, прекратить думать о чем-то, что сводит меня с ума, медленно, но верно превращая в комок боли и нервов. Я уже была этим. И моя борьба терпела крах.

Всхлипнув, а после тяжело вздохнув, я крепко зажмурилась, сжимая в трясущихся руках тяжелое одеяло. Ведь какими бы подбадривающими словами я не пыталась себя успокоить, как бы я не пыталась поднять себе настроение, слова, сказанные совсем недавно любимым человеком, лишали меня всего.

- Ты сказала мне разобраться в себе, сказала решить, чего я хочу, сказала выбрать. Нет, ты приказала мне выбрать. И если ты хочешь, если это поможет, я встану перед тобой на колени и повторю это миллион раз. Я хочу тебя, Миа Лайбет. И никого другого.

Вранье. Тяжелое, мерзкое, но такое нужное мне вранье. Теперь даже глубокие вдохи совсем мне не помогали. Ибо несколько секунд спустя я вновь заплакала, на этот раз тихо, практически бесшумно, давя всхлипы, вздохи, и слабые крики в своей подушке. Единственное, что было у меня в руках. Кроме, конечно же, разбитого сердца.

Должно быть, я уснула, ибо в следующее мгновение, когда мои глаза открылись, часы в углу экрана моего макбука, показывали четыре двадцать два. Вздохнув, я перевернулась на спину, и уставилась в потолок, слабо соображая, что мне делать дальше. На самом деле, я понимала, что рано или поздно мне придется вернуться к жизни, и продолжить учиться, общаться с друзьями, и делать вид, будто ничего дерьмового со мной не случилось. Было бы, конечно, неплохо продумать так же историю, что могло произойти с моей визой. Меня ведь спросят об этом, и я сразу же посыплюсь на лжи.

Отбросив одеяло в сторону, я опустила ноги на пол, вздрогнув от холода, пробежавшего по моему телу. Да, нужно срочно отрегулировать температуру, если на этот раз я действительно не хочу оставаться в квартире, но только по причине болезни. Нырнув ногами в тапочки, я медленно поплелась в ванную, продумывая при этом правдоподобные варианты моей пропажи. Можно сказать, что в посольстве потеряли некоторые мои документы. Только вот вопрос. Какие именно? Или можно сказать, что я сама забыла завезти копию своего паспорта. Но это ведь такая глупость. Сейчас ведь все делают электронно. Или, возможно, стоит сказать..

Я осеклась на середине своей мысли, моментально забыв о том, что волновало меня еще мгновение назад. И все из-за того, что я увидела в зеркале. Девушка, слишком измученная, с копной запутанных волос, синяками под глазами, и легкими синячками на подбородке. Учитывая то, какая у меня нежная кожа, и как легко на ней остаются синяки, хватка Стефана в ту ночь была слишком сильной. Но это было не все. Побледневшие, уже заметно потерявшие цвет, засосы, так же привлекали внимание. Моя мятая пижама, которую стоит хотя бы отправить в стирку. Хотя желание ее сжечь разгорается во мне гораздо быстрее. Мой вид, мягко говоря, меня ошеломил. Сначала я себя даже не узнала. Как я могла запустить все настолько, чтобы выглядеть как ходячий труп, цепляющийся за крошки жизни на последней стадии неизлечимой болезни? Как я могла позволить такому со мной произойти? Как такое вообще произошло?

И мысли, влившиеся в мой сонный мозг, настолько выбили меня из колеи, что пришлось ухватиться руками за умывальник. Я смотрела на саму себя, рассматривая каждый участок своего истощенного тела, и не могла поверить в то, что это случилось со мной. Если последние три дня я истязала себя любовью, болью и обидой, то чувство, которое пришло на смену этому ужасу, было куда страшнее и сильнее. Ярость. Обжигающая, всепоглощающая, ярость. Ведь именно я позволила этому произойти! Не Стефан, не Селин, не кто-либо еще! В этом виновата только я сама! Поверить, доверится человеку, который терпеть меня не мог, а потом так резко сменил гнев на милость? Что это еще за бред? Но еще больший бред заключался в том, что именно этого человека я полюбила.

Я вцепилась в умывальник еще сильнее, прикусывая нижнюю губу чуть ли не до крови. Я рассматривала себя, выделяя каждое место, которого касался Стефан. А он касался меня практически везде. Я осматривала себя, выжигая в мыслях все те перемены, что произошли с моим телом, и в какой-то момент не выдержала. Выругавшись, я сорвала с себя пижаму, и шагнула под горячий душ, сразу же хватаясь за мочалку. Смыть с себя всю грязь его прикосновений, ощущений его тела, его поцелуев и слов.

Я стояла под водой, морщась и растирая кожу мочалкой слишком сильно, а в мыслях вновь проносились слова, которые раньше рассматривались совсем иначе.

- Помнишь, как я пришел к тебе в первый раз? Я ломился в твою квартиру и мечтал свернуть твою тонкую шейку. Я хотел добраться до тебя и заставить ответить за все то, что произошло по твоей вине.

По моей вине, так? Если бы вы, придурки, не шумели, ничего этого не произошло бы! Возможно, мы бы познакомились позже, но ничего подобного не случилось бы, идиот!

- Я импульсивен, эгоистичен, ревнив, и настолько самовлюблен, что никогда не смогу осознать границы этих чувств. Я заслуживаю гораздо меньшего, чем то, что я держу сейчас в своих руках.

Совершенно точно. Хоть в чем-то я с тобой согласна, Стефан. Ты эгоистичный и самовлюбленный козел, способный только на те поступки, которые приносят тебе наибольшую выгоду. Только так, и никак иначе. Интересно, хоть раз, в своей пустой жизни, ты задумался о ком-то, кроме себя?

- Но я вновь здесь, я вновь пришел к тебе потому, что хочу тебя больше всего на свете. Тебя и только тебя. Ты сказала мне разобраться в себе, сказала решить, чего я хочу, сказала выбрать. Нет, ты приказала мне выбрать. И если ты хочешь, если это поможет, я встану перед тобой на колени и повторю это миллион раз. Я хочу тебя, Миа Лайбет. И никого другого.

Если бы он сейчас был рядом, я бы рассмеялась ему в лицо. За мгновение до того, как вдарила бы по этой эгоистичной роже кулаком. Даже если бы мне было больно, я бы дала ему понять хотя бы так, через удар, что чувствую я.

Все это, все, что он говорил, все, что он обещал, все, в чем он клялся – ложь. А я на нее повелась. Я бы с радостью вернулась сейчас в прошлое и отдала ему ту гребанную тысячу крон. Только ради того, чтобы никогда больше, никогда, его не видеть.

Выключаю воду, хватаю с вешалки полотенце, и ступаю на сухой пол. Нет, сегодняшний вечер я точно проведу вне дома. Желания вновь пробовать свои кулинарные шедевры у меня нет. И еще меньше желания пробовать шедевры Стефана. Сейчас я бы лучше яда хлебнула, чем чего-то, что приготовил он. Сейчас я приведу себя в порядок, сделаю макияж, укладку, и использую любимую помаду. И все ради того, чтобы выбраться из дому и поужинать в какой-нибудь милой кафешке. И, возможно, загляну в гости к Хорхе. Его улыбка, смех, и истории из его жизни – то, что нужно.

Я провожу в ванной больше часа, слушая музыку, доносящуюся из колонки Marshall, и борясь с яростью, чтобы не испортить макияж. Наконец-то мои волосы закручены в объемные локоны, на глазах небольшие стрелки, а синячок на подбородке скрыт под слоем тонального крема. Красные губы, многообещающая улыбка, и я пробираюсь к шкафу. Есть вещи, которые я еще ни разу не надевала. И сейчас просто отличная возможность это исправить. Я хватаю свитер, который мы покупали вместе с Эстер, недели две назад, темно-синие джинсы, и укороченную куртку, которая оказывается обманчиво теплой. Если находится в ней в помещении дольше пяти минут, велика вероятность того, что я просто сжарюсь. Телефон, что стоял на зарядке, теперь в моих руках, как и сумочка, в которой всего несколько вещей. Главное, что в ней есть кошелек. Возможно, я даже порадую себя десертом, с огромным количеством сахара.

В какой-то момент мой настрой даже немного пугает меня, но я быстро беру себя в руки и прихожу к мнению, что такое поведение куда лучше, чем страдания в четырех стенах. Я должна отвлечься и как можно быстрее понять, что ничего из того, чего я так хотела, мне не достанется. Я больше не буду закрываться в себе, и убегать от проблем. Я встречусь с ними с высоко поднятой головой и приму любой удар судьбы. Я уже справлялась с подобным. Но в этот раз все будет иначе. Быстрее, яростнее, и как можно лучше для меня. И никак иначе.

Звонок в дверь отвлекает меня в тот самый момент, когда я уже поднимаю ногу, чтобы нырнуть ею в новые сапожки. Хмурюсь, устремляя взгляд в сторону входа, и сразу же ловлю себя на мысли, кто это может быть. Даже если это Стефан, даже если это он, я встречу его спокойно. Я открою дверь, выслушаю все, что он мне скажет, и скажу ему все, что хочу сказать. Я поставлю точку в этой короткой главе с его именем и просто пойду дальше. Все мы ошибаемся в своем выборе. И сейчас я, уже во второй раз, совершила эту ошибку.

Разворачиваюсь и иду к двери твердым шагом, сжимая руки в кулаки. Я справлюсь с этим. Я смогу на него посмотреть и не разревусь как маленькая, неуверенная в себе девочка. Я со всем справлюсь. Оказываюсь у выхода, прокручиваю замки, и, схватившись за ручку, распахиваю дверь. И как только я вижу того, кто стоит напротив меня, моя уверенность в том, что все будет хорошо, мгновенно тает. Я потрясенно пялюсь на парня, взгляд которого остается веселым и легким, и не могу сказать ни слова. Однако он, широко улыбнувшись, бодро говорит:

- Я не видел тебя несколько дней, крошка Ми-ми, и ужасно соскучился. На самом деле, уже начал волноваться, не умерла ли ты? Естественно, от нехватки моего внимания. Другие причины даже не рассматриваются.

Я смотрю на Рига слегка шокированным взглядом, ибо он, если честно, был последним, кого я думала увидеть на пороге своей квартиры. Я бы улыбнулась ему, я бы рассмеялась из-за его слов, я бы моментально покраснела от таких глупых, но приятных фразочек. В любой другой раз, но не сейчас. Сейчас же, в этот самый момент, ярость, уверенность, устремленность просто бросают меня, оставляя все те тлеющие чувства, которые я так старалась погасить. И они, пользуясь внезапной свободой, вновь разгораются ярким, больным, пылающим пламенем.

- Риг.. – шепчу я, сразу же после прикусывая дрожащую губу. Я смотрю на красивое лицо своего друга, но вижу теперь только размытое пятно.

- Что.. Миа.. – он теряется, меняя свои чувства в одно мгновение. Теперь удивление сквозит в его голосе, и он потрясенно рассматривает меня.

- Риг, я.. – все, что я пытаюсь сказать, обрывается в самом начале. Ведь что я действительно могу ему рассказать? Чем я могу с ним поделиться? И есть ли уверенность в том, что все, что я ему скажу, не обернется против меня?

Но сейчас, в этот самый момент, Риг кажется для меня важнее любого спасательного круга. Я хочу вцепиться в него, и слушать его глупые подкаты, шуточки, и легкий флирт, который так смешил меня, и заставлял чувствовать себя лучше. Хотя я уверена, что Риг способен на куда более серьезные вещи, чем легкомысленные разговоры. И он, судя по всему, считает точно так же.

Я вижу, как он выпрямляется, и вытягивает вперед свои руки.

- Иди ко мне. Душка Риг тебя утешит.

Это все, что он говорит. И мне этого достаточно, чтобы его послушать. Я резко двигаюсь вперед, выкинув руки вперед, и прижавшись к Ригу как можно плотнее, крепко его обнимаю. К тому моменту, как одна его рука прижимает меня к себе, а вторая успокаивающе поглаживает аккуратные локоны, я уже вовсю плачу. Вновь. Снова. В который раз за эти несколько дней.

И где же моя уверенность в том, что подобного больше не произойдет? Думаю, сейчас она в объятиях парня, который стал мне таким близким другом, всего лишь за несколько жалких месяцев. Хотя я до сих пор помню, с какой фразы он начал наше знакомство.

- У нас не пижамная вечеринка. Либо без пижамы, красотка, либо никак.

***

- Да ни в жизнь ты не сможешь заставить меня попробовать этот вселенский ужас, - фыркает Риг, недовольно морща нос, и демонстративно отворачиваясь в сторону.

- Ужасом я называю вегетарианскую пиццу, а пицца с ананасами – пища богов, - не сдаюсь я, продолжая спорить с другом.

- Вот именно из-за такой вот пиццы этих самых богов и изгнали. Мерзость, - парирует Риг, и откусывает большой кусок от своей пепперони.

Мы сидим на полу посреди моей гостиной, и уже минут пять спорим, чья пицца лучше. Я все пытаюсь доказать, что в пицце с ананасом нет ничего плохого, а Риг пытается убедить меня в том, что пепперони – самая идеальная пицца в мире. Однако никто из нас не идет даже на простой компромисс, оставаясь при своем мнении.

- Я надеюсь, что хотя бы фильм мы сможем выбрать без спора? – говорю я, хватаясь за пульт от телевизора.

- Зависит от того, что ты захочешь посмотреть. Но знаешь, дай-ка лучше взрослый с этим разберется, - отвечает Риг и ловко вырывает пульт из моих пальцев.

Он прокручивает список разных новинок, критично рассматривая предоставленный нам список, и отрицательно мотает головой.

- Здесь вообще нет ничего, что подходило хотя бы под категорию «приемлемо».

Я устало поджимаю губы, мечтая заткнуть его рот этой самой пиццей с ананасами, но сдерживаю себя в шаге от ошибки. Внезапно я задумываюсь, пытаясь вспомнить какой-нибудь фильм, который мне нравится.

- Ты смотрел когда-нибудь фильм «Неприкасаемые»?

Риг задумывается, размышляя, а после пожимает плечами.

- Не знаю, не помню даже. О чем он?

- Фильм о мужчине-инвалиде, который нанимает на работу парня с улиц.

- Емко, конечно, но ничего похожего я вспомнить не могу. Хочешь его посмотреть?

- Да.

- Тогда у нас будут «Неприкасаемые».

Он поворачивается лицом к телевизору, позволяя мне рассмотреть его профиль. Честно говоря, раньше я тоже позволяла себе рассматривать Рига, но я никогда не делала это вот так, в подобной ситуации. Конечно, нет. Ведь мы впервые проводим время вот так, сидя у меня дома, с пиццей и парой бутылок колы. После моей короткой истерики в подъезде моего дома, и крепких объятий моего друга. Он успокоил меня, заставил на него посмотреть, и, проведя пальцами по моим щекам, усмехнувшись, сказал:

- Я знал, что твоя помада довольно стойкая. Но я искренне надеюсь, что она отстирается с моей куртки. Я надел ее сегодня впервые.

Тогда я опустила голову и уставилась на красное пятно чуть ниже значка Tommy Hilfiger. Мы постарались оттереть его в моей ванной, но после сошлись на мнении, что химчистка сделает это лучше.

А сейчас, мы сидели друг напротив друга, планируя провести вечер за просмотром одного из самых лучших фильмов современности. У Рига не слишком короткие волосы, однако, они аккуратно уложены, открывая виски и уши. Взгляд цепляется за колечко в одном из них, и при ближайшем рассмотрении можно заметить еще несколько дырок, в которых ничего нет. Глаза у него серые, но когда на улице солнце, или же когда ему безумно весело, они становятся насыщенно-голубого цвета. Когда он склонился ко мне, во дворе университета, то я успела заметить легкие, практически незаметные, веснушки. Я не сказала ему об этом, хотя так и хотелось выдать что-то вроде «Они тебе очень идут». Его лицо имеет ярко-выраженные скандинавские черты. Довольно резкое, мужественное лицо, на котором практически всегда играет улыбка. Смотря на Рига, изучая его, практически сразу же становилось понятно, почему он так популярен. Ровно до тех пор, пока он не открывал рот. Дальше нужно иметь достаточно мозгов или выдержки, чтобы дать ему шанс. Хотя, судя по всему, именно Риг тот, кто не дает шанса. Складывается впечатление, что он живет одним днем, и если не зацикливаться на этом, то можно даже не понять, что на самом деле, Риг куда глубже и умнее, чем кажется поначалу. Терпение и шанс для него, чтобы узнать хотя бы малую часть его души. Настоящего его. А не поверхностный броский образ.

- Ты можешь смотреть на меня сколько угодно, но я не изменю своего мнения, - внезапно говорит он, заставляя меня дернуться от неожиданности.

- Ты прервал меня. Теперь придется начинать сначала и вновь пытаться пробраться в твой мозг, - говорю я, сдерживая улыбку.

- Просто сойдемся на том, что ты извращенка.

- Нет, скорее на том, что ты эгоист.

- Все мы не без изъяна.

Я улыбаюсь, переводя взгляд на экран телевизора, наблюдая, как ярко загорается знакомая заставка.

- Так, самое время захватить еду и выпивку и устроится на диване. Моя задница привыкла к более мягким поверхностям, чем эта.

Риг встает, поднимая наши коротки с пиццей, и я успеваю заметить, как морщится его лицо, когда он вновь смотрит на довольно большие кусочки ананасов на моей порции. Тихо хихикаю, поднимая бутылки колы, и ставлю их на журнальный столик перед диваном. Риг оставляет пиццу там же, и тут же плюхается на диван, опуская голову на спинку. Сажусь рядом с ним, подтягивая ноги под себя. Спустя несколько минут, посмотрев совсем немного, Риг тянется за своей бутылкой колы, но подхватывает и мою. Он протягивает ее мне, и я, слабо улыбнувшись, тихо говорю:

- Спасибо.

Сжимаю ее в руке, делаю небольшой глоток, и только опустив стекло вниз, слышу спокойный голос своего друга:

- Я знаю, что произошло между тобой и Стефаном.

Я замираю, потрясенно пялясь на бутылку в своих руках, и совершенно не понимая, как мне на это реагировать. Медленно поворачиваю голову в сторону Рига, но он даже не смотрит на меня, продолжая наблюдать за кадрами фильма.

- Как.. Когда ты.. – я теряюсь, понятия не имея, что у него спросить. Я хочу знать все, хочу выяснить все, что ему известно. И Риг, похоже, прекрасно это понимает.

- Я знаю об этом с того самого дня, когда на лице Стефана впервые появились красные метки довольно привлекательных губок, - Риг говорит это совершенно спокойно, а после поворачивает голову в мою сторону, и встречается со мной взглядом.

Я краснею, быстро отвожу взгляд, и смущенно поджимаю губы. Он знает. Он в курсе, уже давно в курсе, что это я. Что между мной и Стефаном что-то было. И Риг ни разу не дал мне понять, что знает об этом. Он не упрекал меня ни взглядом, не тем более словами. Он молчал, продолжая относится ко мне так, как раньше.

- Стефан рассказал тебе? – хрипло шепчу я, едва не сбиваясь на этом имени.

- Не-а. Малыш Стефи забежал в школьный туалет и по счастливой случайности наткнулся на меня. Я пытался выведать у него номер оттенка помады, но довольно быстро понял, что она не его.

От его шутки я не могу сдержать смешка и тихо прыскаю. Однако тут же обрываю себя, решая, что смех – не самая подходящая реакция на то, что я только что услышала.

- Мне нравится, когда ты смеешься. Хотя бы так я могу поднять тебе настроение.

Я вновь поднимаю голову, смотря на Рига. Его взгляд остается серьезным, хотя на губах играет слабая улыбка. Вздыхаю, облизываю губы, и делаю большой глоток из своей бутылки.

- Ты не говорил мне о том, что знаешь о нас.

- Не говорил. Разве в этом была необходимость?

- Не знаю.

- Думаю, меня вполне устраивала эта ситуация. В некоторых ситуациях я со Стефаном не согласен, тем более в последней. Однако до недавнего времени его действия казались мне вполне логичными.

- А сейчас? – тихо спрашиваю я, теребя в пальцах рукав своего свитера.

- А сейчас я считаю, что манипулирование им девушкой, которой плоская задница дороже, чем отношения, вариант не самый лучший.

Глубоко вдыхаю, и давлю горькую усмешку на своих губах. Голубой цвет свитера интересует меня куда больше, чем лицо Рига, обращенное сейчас ко мне, но я совсем не могу заставить себя на него посмотреть.

- Судя по всему, Стефан считает этот вариант самым подходящим.

- Ты, правда, так думаешь? – спрашивает Риг.

Я слабо киваю, не имея возможности ничего сказать. И Риг, поворачиваясь ко мне всем корпусом, все-таки привлекает мое внимание.

- Послушай, крошка Долли, - он называет меня так, и я моментально вскидываю голову, - Если бы ты страдала не в одиночестве, а в типичной для тебя среде, то смогла бы увидеть весьма неплохую картину. Думаю, злорадство внутри тебя станцевало бы сальсу, как только ты увидела бы Стефана. Он не пришел в университет в первый день, но заглянул ко мне рано утром на чай с марципанами. И его видок, мягко говоря, оставлял желать лучшего. Так что чай очень быстро сменился на кофе, а телефон перешел в режим беззвучного. Он рассказал мне многое. Не все, я уверен, ибо мои ушки прошли тщательную цензуру, но очень многое. А после, уже его ушки, горели от полного отсутствия цензуры с моей стороны.

Риг прерывается, делает несколько глотков, а после вновь начинает говорить, внимательно следя за моей реакцией:

- Я высказал ему все, что думаю, и не получил ничего вразумительного в ответ. Я в любом случае поддержку его и буду рядом, ибо именно так и поступают настоящие друзья. С этим он со мной согласен, но вот в кое-чем другом я его убедить не смог. Однако я понимаю, почему Стефан поступил именно так. Думаю, и ты бы его поняла, хотя бы немного, если бы была здесь в тот момент. Тот Стефан, каким ты встретила его несколько месяцев назад, является небольшим отголоском прежнего Стефана. Авария, операции, период реабилитации, а дальше попытка влиться в обычную жизнь, будто бы ничего не произошло. Все это лежало на нем, на его плечах. И больше всех нас, больше всех прочих, именно Селин была рядом с ним все это время. Теперь он наверняка чувствует ответственность перед ней и груз долга, лежащего на его плечах. Сейчас он наверняка движем только одним мотивом. Помочь ей выпутаться из всего этого. Но что будет дальше, что он будет делать, как решит этот вопрос, я не знаю. И не буду говорить за него, придумывать оправдания, и обещания. Этим должен заняться он сам. И если он не справиться, то рано или поздно пожалеет о принятом им решении. Можешь даже не сомневаться, Миа.

К тому моменту, как он заканчивает говорить, я уже в одиннадцатый раз прочитала название на холодной бутылке, которую сжала в своих руках слишком сильно. Я слушала его, внимая каждому слову, и стараясь запомнить все так, как он сказал мне. Я старалась отложить в памяти этот разговор, выделяя ему довольно важное место в своей сердце. И я искренне надеялась, что делаю все это не зря.

- Но тогда почему ты.. Почему ты сейчас сидишь рядом со мной, а не он? – выдыхаю я, прикусывая щеки изнутри. Только не плачь, прошу тебя. Только не сейчас.

- Потому что когда в твои двери звонил Стефан, ему ты не открыла.

Я дергаюсь, опуская голову еще ниже. Стефан приходил ко мне, пытался до меня достучаться. Возможно, он звонил мне бессчетное количество раз. И столько же раз пытался мне написать. А возможно, его попытки прекратились так же быстро, как и начались. Один единственный раз.

- Миа, я просто хочу, чтобы ты поняла. Не позволяй людям, которые делают тебе больно, указывать тебе, что делать. Не останавливайся, не стой посреди дороги, а стремись туда, где будешь счастлива. Хватит глотать слезы и жалеть свое хрупкое тельце. Ты посмотри на себя, крошка Ми-Ми. Неужели ты действительно считаешь, что единственное, что тебя ждет, это ошибки? Если ты хочешь, если это возможно, то поговори с ним, выслушай, что он тебе скажет. А если у тебя нет ни капли желания делать это, то просто двигайся дальше. Ты прекрасна, даже не смотря на твой огромный изъян в виде любви к этому ужасу, что стоит сейчас на столике напротив.

Я улыбаюсь, тихо хихикая, но тут же поднимаю руку, быстро вытирая мокрые от слез щеки. Риг вздыхает, тянется ко мне, и, отобрав бутылку, ставит ее на столик. А после вновь тянется ко мне, вытирая слезы с моего лица.

- Прекрати плакать, глупая, - он касается моего лица, сжимая щеки, и внимательно осматривая, добавляет, - Если хочешь, то можешь испортить помадой еще что-нибудь из моей одежды. Прекрасный повод ее снять.

Теперь я смеюсь открыто, громко, и весело. Выхватываю подушечку из-за своей спины и ударяю ею Рига по руке. Он смеется в ответ, примирительно поднимая руки ладонями вверх. И после этого, в один момент, обстановка между нами вновь разряжается. Мы смотрим фильм, перемотав его на самое начало, и едим уже практически остывшую пиццу. Риг даже заставляет себя попробовать кусочек моей, но вновь показательно морщится, и тихо фыркает:

- Извращенка.

Я закатываю глаза, вновь поворачиваясь за подушкой, но Риг выхватывает ее из моих рук, так и не получив даже слабого удара. На экране идет прекрасный фильм, временами играет любимая музыка, и чувство умиротворенности, слабое, едва появившееся, теплится внутри моей души.

И хотя завтра мне придется столкнуться с реальностью, решить, как жить дальше, закрыть ли мне ту свою короткую главу, или дать ей небольшой шанс. Сейчас меня волнует только пицца, фильм на экране телевизора, и человек, дружба с которым началась с короткой, но такой важной для меня фразы.

- Если ты хотела дать деру, то у тебя это вряд-ли получится.