Кошка жрать корм отказалась.

Охренел я больше, чем обиделся за потраченные деньги. Вывалил ее желейные кусочки мяса в чашку, а она обернулась и посмотрела с таким взглядом, словно сильнее меня поняла плачевность моего душевного состояния. Умела б говорить, сказала бы: "Вызывайте санитаров, хозяин ебнулся".

И не стала, надо ж. Отошла от корма и продолжила орать. Я, в общем-то, так же орал, когда зомбированно пролистывал достойные вакансии. Че хотел? А хер меня знает. Сидел, орал и просил привычное - без людей. Вот и кошке навалил привычной каши, а корм выбросил в мусорку.

Ник и Виталик перетащили стол в зал, чтобы праздновать новую работу у телика и на мягком диване - Виталь Виталич эти условия заслужил.

А я на кухне сижу. На табуретке, в открытое окно смотрю. Внизу бульдозер, череп мне тарахтением раскалывает. Кошка мне на колени запрыгивает и грызет шнурки спортивных штанов. Несет от нее лотком, да от меня и штор моих - не лучше. А с зала гогот: все этот ваш Виталь Виталич веселый и находчивый...

А что плохого лично мне сделал этот Виталь Виталич? Слишком хорошо живет? Он же даже за стол к себе пригласил. Дважды. Первый раз - на улице намекнул. Второй: уже когда я с продуктами для них вернулся. "Давайте с нами", - сказал. А я сидел на кухне и орал. 

Но в один момент не выдержал и пришел к ним. Потому что отказываться от дорогого "Вискаса" - мозгов не иметь. Да и интересно стало, о чем ржут. А когда любопытство в жопе чешется -  ноги сами ведут.

Глупо выгляжу. Они сразу поворачиваются ко мне. Ник уже разбалдевший и розовый. Виталик - не знаю; на него не смотрю. 

- Вениамин! Проходите. Не стесняйтесь, чувствуйте себя как дома. Я намеренно настоял, чтобы Коля оставил вам вина.

Места возле Виталика больше, но сажусь я рядом с Ником. Пива на столе нет, придется довольствоваться кислятиной. Вино лью в кружку с цветочками.

- Давно тебя зовут Коля? - бурчу, уставившись в розовые пузырьки на поверхности и на свое выбритое лицо.

Ник воодушевляется:

- Меня Ником только ты зовешь, педик.

- В смысле? Почему?

- Действительно.

- Я думал, это ты попросил.

- Нет, ты насмотрелся какого-то фильма и стал звать меня Ником, потому что торчал с главного героя с тем же именем.

- Не помню.

- Не удивлен.

Помнил я все. Но то, как Ник подчеркивал в глазах Виталика мое "пидорство", убивало. Да и не торчал я, а восхищался - видел в нем лучшую версию себя. Это, конечно, очень сложно для классификации, состоящей лишь из "педик" и "не педик".

Я отхлебываю вина из кружки, как чай. Ник назаказывал роллов, пиццу и картошку фри. К еде они особо не притрагивались, так что я с чистой совестью пододвинул к себе пластиковый контейнер, прямо пальцами взял ролл, обернутый в лосося, от души макнул в соевый соус и отправил в рот.

Случайно скосил глаза в сторону Виталика и обнаружил, что тот глядит на меня с любопытством. От обилия соуса глаза его, такие же черные, казались солеными.

- Выпьешь за виновника торжества? - Ник хрустит полоской картошки фри.

- Уже пил.

- Без тоста не считается!

- А у него день рождения? Всего лишь работу нашел.

Ник взрывается хохотом.

Морщусь. Подливаю вина.

Как жалко, что не умею ответно язвить. Не школьник, чтоб за подколы дуться, но бесит. Гнобят они меня оба: один - радостно и открыто; второй - деликатно и завуалированно. Умел бы красиво заткнуть - замолчали бы. Да и Виталик бы увидел, что я остр на язык. Может, хоть чуть-чуть повыше стало бы у него мнение обо мне.

- ... о себе?

Вздрогнув, промаргиваюсь и смотрю на Ника.

- Чего?

- Говорю, может, хоть расскажешь о себе? Или ты пришел чисто чтоб суши всосать и вином заглотнуть?

- Нечего рассказывать.

- Здрассте! Истории интересные, анекдоты смешные. На нарах ничего не травили?

Выдыхаю в пустую кружку. И процеживаю:

- Травили. Особо борзых.

- Вранье, ты меня любишь, - важно заявляет Ник, а у меня камень с души падает.

Вот и убить же, суку, готов. А как скажет чего - так и злиться не могу.

- Люблю, - хмыкаю. - Как клопа в углу.

- Вполне, вполне. Всего-то надо было два раза алкоголю глотнуть. Так о себе расскажешь? Мы с Виталиком уже на эпопею наговорили.

Да ничего я не буду о себе рассказывать. И сам понимаю, что дело не в социофобии, а в Виталике. Будь вместо него кто другой - хрен бы и с ним. А этот... Сейчас я в его глазах только сидевший, неаккуратный и безработный. А подробности узнает - вообще съедет нахуй. Останусь без десяти тысяч.

- Скажите, Вениамин, - вдруг разносится по залу тихий, осторожный голос Виталика. - Могу я узнать, любите ли вы слушать музыку?

Лишенный всякого смысла и заданный лишь из вежливости вопрос пришпиливает меня к дивану. Прочищаю горло. Хватаюсь за бутылку и выливаю в кружку остатки, чтобы захмелеть хоть немного больше. 

На улице я так рядом с ним не нервничал.

- Люблю, - сиплю, смочив язык вином.

- Правда? Какие жанры?

- Высоцкого.

В его голос вновь закрадывается до тошноты доброжелательная улыбка. 

- Просто никогда не видел вас в наушниках. Подумал...

- Да нет у меня наушников. По радио слушаю.

- Вы извращенец, - он красиво смеется. Он умеет красиво смеяться.

- Стараюсь.

- Можете убавить телевизор, пожалуйста? Я, если честно, устал от этих ментовских погонь.

Я шарю взглядом по столу и нахожу пульт прямо около моей руки. Вдавливаю пальцем кнопку убавления. Краем глаза замечаю удовлетворенную усмешку, с которой Виталик прослеживает за выполнением просьбы.

Жалею, что больше нет вина. Вместо него забрасываю в рот еще один ролл.

- Так вот, откуда мое любопытство... - продолжает журчать Виталик музыкой для медитации. - Разложил я на днях карты, и они мне подсказали, что вы изумительно играете на гитаре. Я угадал? А если угадал, то, может, сыграете нам что-нибудь, и расскажете о себе музыкой вместо слов?

- Не угадал. Никогда я картам не верил.

- Вот как? - почти кожей чувствую, как он выдыхает. - У любой гадалки всегда найдется тот, кто испортит статистику.

- Я похож на гитариста? - усмехаюсь, а взгляд сам собой опускается на собственные пальцы. Я даже распрямляю их. Такие длинные?

- На самом деле, я всего лишь нашел у вас на антресолях гитару. Фиолетовую. У нее еще струны не хватает.

- А. Она не моя. Мальчишка жил как-то и купил. Так у меня и оставил.

- Ну и педик ты, Венька, - вмешивается Ник, который потерял интерес ко всему и сидел в телефоне. Вплоть до гитары. - Музыкальные инструменты сейчас знаешь сколько стоят? Мог бы продать и в Кипр уехать, да еще и всю оставшуюся жизнь не работать и кокосы кушать.

- А, - Виталик хмыкает. - Ты про пианино теть Насти? Ну так сравни с гитарой, хотя бы по размерам.

- Важен не размер: запомни. А рояль этот она до сих пор мне припоминает.

- Я бы тоже не сразу забыл, если бы мне испортили самую ценную вещь в моем доме.

- Начнем с того, что у тебя нет даже своего дома, бомжик, - веселится Ник, отложив даже телефон. - В этом смысле Веня нас обоих отымел.

- Да, кстати! - Виталик поворачивается ко мне. - У вас правда отличная квартира, Вениамин. Я завидую. Больше половины Москвы о такой мечтают. Вы же даже ипотеку не платите?

- Сестра... - чувствую, как голос хрипнет с каждым словом, - погасила.

- Повезло вам с сестрой! У меня родных братьев и сестер вообще нет. Только Ник, но мы с родителями приезжали к его только по праздникам и виделись редко.

Так и сижу, обалдевший - на скатерть пялюсь. Смотрел я фильм на днях, как шлюхе заплатили, чтоб она пару добрых слов мужику сказала и ушла.

- Ира - хорошая сестра, - тихо соглашаюсь.

- Надеюсь, вы нас познакомите, - голос Виталика теперь звучит бархатно. - Замужем?

- Она - да. И сын... был.

- Соболезную. Но не о грустном. Если уж вы на гитаре играть не умеете - может, я попытаюсь? 

- Ты умеешь? - оживляется Ник. - Почему я не знал?

- Потому что интересовался только пианино теть Насти. А я целых два года в музыкалку отходил.

Виталик деликатно выбирается из-за стола. Едва заметно поправляет задравшуюся футболку - намеренно слишком большую для него. И я вдруг с тупым удивлением понимаю, что он умеет быть красивым - даже с некрасивыми чертами лица. Оказывается, быть красивым тоже можно научиться. Это как хобби. Для некоторых - очень сложноосвоимое.

- ...хочешь? - спрашивает Ник, когда Виталик уходит в другую комнату. 

- А?

- Ты пиццу хочешь? - повторяет. - А то я доем.

- С чем?

- Пицца? С колбасой, сыром и грибами.

- Не люблю грибы.

- Ок. Как там твой парень? Ты нашел его?

Он двумя пальцами, как чертов француз в ресторане, подцепляет сырный треугольник и неделикатно откусывает.

Поражает. Не стал заводить разговор при Виталике. Умеет все-таки уважать чужие тайны.

- Нашел. Он в юридический поступил. Только... Денег просит.

- Да договоритесь вы как-нибудь, - Ник касается моего плеча. От подвыпившего лица пышет жаром. - Что с полицией?

- Пока ничего.

- Все будет хорошо, педик.

- Все будет хорошо, Ник.

Я опускаю взгляд на его пальцы с очень коротко стриженными ногтями. И повожу плечом, стряхивая с него ладонь. 

Ник светит клыками. От него пахнет средневековым весельем: вишневым ликером, вином и шоколадом. Совсем чуточку - роллами. Забавно: он сам говорил, что у него некрасивая улыбка, но сам же без комплексов на каждом углу ею сверкал. Открытые эмоции для него приоритетнее красоты.

А по мне - родная. Цыганская.

Я лью в себя новую стопку вишневой благодатной бодяги. Когда возвращается Виталик - пахну, наверное, почти как Ник. Почти: он пах таверной в центре города, а я - корчмой за болотами на распутье между деревнями Пупино и Залупино. Слишком неаристократично сочетание блевотного табака, рыбы, вин и копченой курицы, которую зачем-то добавили в суши.

Виталик теперь садится рядом со мной. Я довел свою шкалу опьянения до отметки "похер", поэтому не дрогнул и не напрягся. Даже взгляд уложил ему на колени - туда же, где молчала фиолетовая гитара без последней струны.

- Я солдат, - красиво, правильно заводит Виталик, дыхнув на меня старыми наивными фильмами о войне и бодрых офицерах, поющих столь же бодрые песни несмотря ни на что. - Я не спал пять лет, и у меня под глазами мешки. Я сам не видел, но мне так сказали. Я солдат. И у меня нет башки, мне отбили ее сапогами...

Ё-ё-ё комбат орёт.
Разорванный рот у комбата,
Потому что граната.
Белая вата, красная вата
Hе лечит солдата.

Я солдат.
Мне обидно, когда остаётся один патрон,
Только я или он.
Последний вагон, самогон, нас таких миллион,
О-о-о-о.
Я солдат.
И я знаю своё дело, моё дело -
Стрелять, чтобы пуля попала в тело врага.
Это рагга для тебя,
Мама-Война, теперь ты довольна.

Я солдат - недоношенный ребёнок войны.
Я солдат, мама, залечи мои раны.
Я солдат, солдат забытой богом страны.
Я герой, скажите мне, какого романа.

Я никогда так не заслушивался. Честно. Пел он преотвратно: слишком выверенно и верно, без души, без фальшивости. Словно нейросеть петь научили - да чтоб красиво, да чтоб по всем нотам. 

Но, сука. Мне, наверное, нравится Виталик. Нравится эта его неземная правильность. Умение быть вежливым когда нужно и деликатно рычать - когда необязательно. Нравится, что он всегда чужак среди чужаков. Во всех смыслах. Что-то новое. Забрался в мой купол сгоревших макарон, протухшего пива и быдлянского говора. Пора признать, что мне и вправду нравится он, как человек. Он не пахнет вином и весельем. Он пахнет дымом и жасминовым мылом.

Моим жасминовым мылом.

- Потрясающе, - роняю и замолкаю.

Как громко раздается это слово в тесных стенах. Как инородное тело, отскакивает от засаленных подушек-блинов, от продавленного дивана, от нестиранных штор с запахом сигарет и даже от полуголодной вонючей кошки. Ник тут же поворачивает голову в мою сторону, удивленный, наверное, что я вообще знаю такие слова. А Виталик - улыбается. И я легонько касаюсь взглядом его губ.

Ник все видит. И уверен: потом, после вечера, скажет мне все, что думает. А сейчас в деликатном молчании лениво жует кусок пиццы.

- Насколько знаю, - Виталик откладывает гитару, - вы не служили, Вениамин?

- В армии? Нет.

- Забавное уточнение. А можно служить где-то еще?

- Я бы не назвал это службой.

- Согласен, это наказание.

- Ты реально так ко мне спокоен?

Он вежливо приподнимает брови. Вздохнув, поясняю:

- Ты про тюрьму никогда не напоминал. Из вежливости?

- Мы вообще до этого вечера мало разговаривали.

- Виталий.

Я не помню, когда в последний раз так жестко осаждал. А еще я впервые назвал его по имени. Выбрал неудачный вариант - "Виталий" звучит от меня еще более чуждо, чем "потрясающе". "Виталик" было бы панибратством, а "Виталя"... Не уверен, что такое имя вообще существует.

- Меня не беспокоят ваши восемь лет в колонии, Вень, - серьезно отвечает Виталик.

- А убийство?

- Честно?

- Нет.

- Беспокоит.

- Ага. Теперь честно.

- А можно встречный вопрос? Как вы относитесь к геям?

Прищуриваюсь. Его глаза - те самые лампы, которыми менты в фильмах светят в рожи подозреваемым. Сделав вид, что просто принимаю удобную позу - отодвигаюсь.

Только из безопасной позиции отвечаю:

- Напрямую.

- Отлично. Теперь-то ваш вопрос об убийцах исчерпан?

Ник после фразы закашливается - да так сильно, что запивает вином прямо из бутылки, позволив ему нарисовать на собственном подбородке вишневую бороду. А до меня, видимо, доходит медленнее. Я с детства тугой. Намеков не понимаю.

- Сначала... подумал, придуриваешься, - кашляя, лает Ник. - Потом... вспомнил, что это ты... Когда? И скольких? Получается, ты нихуя не в армии был, а сидел?

А вот теперь-то мой вопрос об убийцах исчерпан.

И теперь я смотрю на него очень иначе. Раскаляюсь, как советская батарея.

- Да нет! - Виталик от души хохочет. - Ты не так понял! 

Не успеваю выдохнуть. Добавляет:

- Я убил в армии. Так было нужно. Меня поставили охранять пост, а на часть пробрался нарушитель. Я спросил, кто он, а он не ответил. Я спросил еще. На третий раз выстрелил. Попал четко. В голову.

Опрокидываю в себя остатки бутылки, вино которой почему-то никак не хотело нормально пьянить. И констатирую - на этот раз самым свойственным мне словом:

- Ебануться.

Виталик вежливо смеется. Ник качает головой. А я, сделав последний глоток красноречия, сиплю:

- Как жил с этим?

- Как? Ел, пил и спал.

- Мучился?

Мне это важно.

- С чего бы? Я не нарушил закона, я его - напротив - соблюл. 

- Есть еще и мораль.

- Ой ты боже ж мой, - хохотнув, Виталик ловко забрасывает в рот столетнюю круглую конфету из корзинки. - Мой Бог осязаем и сидит в Кремле, а все заповеди перечислены в УК РФ. Иное меня не занимает. Мою совесть тоже.

- Почему не пошел в полицию?

- Не мое, - Виталик улыбается. - Нигде нет больше незаконопослушных, чем в органах.

- А в коллекторах?

- А там каждый сам за себя. Как сейчас модно говорить? Волк не тот, кто лев. А тот, кто прав.

- Чего?

- Сильно, - встревает посерьезневший Ник. Взгляд, обращенный на Виталика, становится отрешенным. - Так тебя вообще не мучила совесть и типа того?

- Еще раз повторяю: я ничего не нарушил.

- Пиздец. Просто пиздец. Шанс, что вы окажетесь в одной квартире с двумя убийцами, ничтожно мал, но никогда не равен нулю. Вы с педиком споетесь. Можете и меня в свою банду взять, я всегда мечтал посмотреть на мир глазами бандита. А если серьезно... Дело - дрянь. Меня поражает даже не то, что ты убил. А что в принципе убийство - это законно.

- Кажется, ты историю учил из рук вон плохо.

- Сейчас не военное время, бомжик.

- Время - нет. Полигон, который я охранял - да.

Я с рокотом выдыхаю в салфетку со снежинками, которые Ник раскидал просто чтоб было красиво. Остались еще с бог знает какого Нового года - Данила покупал, бабушку вроде как напоминали.

Пока сам не понял, как относиться к откровению Виталика. Положительно, наверное, надо. Из солидарности. Правильней оно будет. А задумываться и завидовать, что за одно и то же меня упекли за решетку, а его наградили - ни к чему. Ничего не даст. В одном он прав: в нашей стране Уголовный кодекс главнее Библии, а главным и сильным следует подчиняться, чтобы главным и сильным быть.

- В карты? - вздыхаю, обежав взглядом замолчавших мужиков. Еще сгрыземся все трое. Нахер оно надо.

- В нарды! - скалится Ник. - Хоть сюда свои тюремные замашки не тащи. Лучше давайте попоем, попляшем. Алиса! Включи современную песню!

Уши заложило. Сочетание алкоголя и громыхания колонки Ника всегда плохо на меня влияло, я закрыл глаза и поудобнее вместил голову во вмятину в спинке дивана. Почувствовал, как колени невесомо прижала теплая кошка. Я до нее чуть дотронулся - а она затрещала громче музыки.

На этом мой социальный запас подошел к концу. Выдохся. Правда, понял, что в общении с людьми нет ничего страшного. Даже с Виталиком-Виталием (после откровения я не знал, как к нему относиться). Только жутко утомляет.

Смотрю на него. Все такой же некрасивый, с харизмой. В военной майке. Сидит на стуле напротив нас, гитарой попсу с колонки перебивает. Смотрю - и понимаю, что никакой он, оказывается, не идеальный. Грешный, как и я. Суд, может, и оправдал. Бог бы, может, тоже оправдал бы, если отцу Алексию верить. Так а в чем тогда смысл? В самоприятии? Если искренне веришь, что плохого ничего не совершал, то и не мучаешься? Так, что ли?

- Смотри, педик, дыру в нем проглядишь, - касается уха шепот Ника. 

Я только фыркаю.

- Ну зачем? - понимаю, что вино говорит моим голосом. - Когда есть ты.

- Все правильно, Венька, нечего на других глядеть, а то я ревную. Вечера, я в душ, а то твой хриплый шепот уж больно возбуждает. А вы тут посидите, поболтайте, грязные разговоры поразговаривайте. О том, кого еще убить планируете, например.

- По статистике, каждый третий становится жертвой убийц. Мы - убийцы.

Ник пихает меня в плечо, встает, вытаскивает из шкафа полотенце и уходит из зала.

Зевнув, растягиваю ноги на диване. Затем и вовсе на нем укладываюсь. Теперь Виталика не видно: стол слишком высокий. Но не жалею - насмотрелся. Только кошку затаскиваю к себе и затыкаю в подмышку. Мурчит, как сдуревшая.

Гитара внезапно замолкает. А Виталик интересуется:

- Как выключить музыку?

- Из розетки дерни.

- А где провод от нее? А, все, - попса сменяется тишиной. - Поговорить с вами хотел серьезно.

- Со мной?

- Ну да. Ждал, когда наедине останемся.

- О, - безразлично хмыкнуть не удается. Ну и хер с ним. - А Ник?

- Ему знать не нужно, думаю. Это его не касается.

- Говори.

- Идемте, - он убирает гитару в угол и выходит в коридор.

Кошку быстро с себя сметаю. Ударяюсь плечом о стол, пока встаю. Виталик идет в свою спальню и взглядом приглашает меня за собой. А во мне алкоголь уже не только говорит, но и управляет телом.

Ныряю в дверной проем. Вдыхаю запах порошка. И мотаю головой, пытаясь проснуться. А то голова пустая, словно мозги все вытряхнули. И вроде бы я должен как-то отреагировать, но...

- Это вам, - с улыбкой Виталик протягивает мне лист бумаги.

Вглядываюсь.

Щелкаю выключателем.

И взгляд тут же цепляется за заголовок: "Повестка о вызове на допрос". А потом - за мою фамилию.

- Под дверью нашел, - вздыхает Виталик. - Семнадцатого июля в десять часов требуют явиться в отдел. В случае неявки...

- Я понял, - сиплю, сжав губы и швырнув бумажку обратно к Виталику на стол. - Читать умею.

- Нужна ваша подпись.

- Распишусь. Семнадцатое послезавтра. 

Виталик долго и пытливо на меня смотрит. Чует отмашку, как охотничья гончая.

- Я бы советовал не уклоняться, - тихо предупреждает. - Легче с первого раза подчиняться, чем разгребать проблемы.

- Я вроде в кредиты не влезал. Хули ты тогда ко мне лезешь?

- Добрых снов, Вениамин. И Ко... Нику их передайте. Повестку только заберите, она в моей комнате ни к чему.

И я ухожу, послушно забрав повестку. Ему невозможно было не подчиняться, увы. Он нравится мне, но столь же сильно я его опасаюсь.

Скоро из душа выходит Ник. Лезет ко мне, но я притворяюсь спящим. Тогда он просто забирает из зала колонку и последнюю картонку роллов - и закрывается в своей комнате. Упивается атмосферой под тихие фэнтезийные мотивы, чтобы словить вдохновение на главу. Пьяным у него всегда лучше получалось писать, он сам говорил.

До семнадцатого два дня.

И один, чтобы успеть все решить.

Спать хотелось неимоверно. Но я завел будильник на шесть, чтобы не терять ни минуты - возможно, последнего свободного дня.