"Хотел бы я научить тебя вместо: «ох, как всё плохо» - думать: «надо же, как интересно», но такое отношение к жизни приходит только с опытом"
— Макс Фрай.

Когда ты оказываешься беспомощен и только твоя сила воли вкупе с человеческой добротой и терпимостью могут тебя реабилитировать — только тогда начинаешь осознавать насколько глубоко в заднице застрял.

День был одним из самых что ни на есть мрачных. И Женя, и, особенно, Степа мечтали бы никогда не проснуться после той злополучной ночи вовсе.

Женя, представляя родную школу на соревнованиях по хоккею, и то мог получить больше травм, чем в этом ДТП. По иронии судьбы, Карпов отделался лёгкими ушибами и вывихом руки, в то время как Степа стал инвалидом.
Беспомощность в комбинации с тяжким осознанием своей наркозависимости невольно позволили Гаврилову понять, что что-то идёт не так, что ситуация вышла из под контроля. После хирургического исправления положения конечностей, суставов, костей, Степе назначили лечение, в который, в основном, входили сон, отдых, правильное питание, ЛФК и массаж.

Здесь, в больнице, под капельницами ему обеспечили гарантированную трезвость вен. Детоксикация на протяжении двух недель избавила его кровь от всех токсинов. Благодаря этому он не гнал дезоморфин относительно давно. В сравнении с предыдущими попытками остановить приём веществ — эта попытка стала самой удачной. Здесь, под присмотром специалистов, ему пришлось столкнуться с ломкой. Ранее в свой жизни он сталкивался с параличом ног из-за внутривенного употребления крокодила, поэтому, возможно, это усугубило состояние его конечностей сейчас.

— ...Массаж можно будет проводить и вне стен больниц, главное подберите хорошего специалиста, - сказал лечащий врач. Он говорил монотонно. Страшно представить, скольким людям на дню этот врач озвучивает кошмарные диагнозы и мизерные вероятности их извлечения, тем самым обрекая на страдания. Медики, своего рода, проводники между беззаботностью и осознанием плачевности ситуации.

Девушка внимательно слушала и запоминала каждое слово доктора, пока Степан игнорировал их присутствие вовсе. Он игнорировал не только их, но и инвалидную коляску, в которую его посадили минутою ранее с привеликим трудом. Неделю он привыкал к капельницам, теперь же ему придётся обретать толер к своему новому положению. Степан приметил, что, как оказалось, обретать толерантность к наркотикам куда легче, чем пытаться начать жизнь заново, без них. Только здесь, в стенах скудной больницы с пожухлыми стенами, он размышлял много о своём положении, о том, куда зашло его "безобидное" увлечение наркотиками. У Степы было много свободного времени, чтобы поразмышлять, и иногда его затуманенный рассудок выдавал кое-какие здравые вещи, например, такие: никто, начиная употреблять алкоголь и прочие наркотики, закуривая первую сигарету, не перестаёт ими наслаждаться после первого раза, пускай люди и обещали самим себе сделать только одну затяжку, — это была одна из первых здравых мыслей его Чистого.

Гул родственников, друзей и родных стал для него белым шумом, на фоне которого он из раза в раз крутил лишь одну единственную фразу: «за что?..». За время нахождения в больнице его навещали близкие люди, но приятнее всего ему было, только когда он находился наедине с самим собой, заглядывая за высокое окно, откуда слышался весёлый гул прохожих, весенняя капель и пение птиц. Он мог только слышать, забраться на подоконник парень больше не мог. Теперь подоконник слишком высоко. Иногда ему казалось, что птицы щебетали между собой, обсуждая его и только его: такого жалкого, никчемного, конченного наркомана, ставшего беспомощным инвалидом. В такие моменты солнце переставало светить, прячась за рваными облаками. Иногда ему казалось, что он сходит с ума из-за этого. Возможно, так оно и было.

— Массаж психологически поможет? - спросила Агния, сама ещё не до конца веря в то, что происходит на самом деле. Она спрашивала и спрашивала о лечении Степана всё то время, что пробыла в больнице, тайком не веря и причитая себе под нос: «почему именно он, за что? Не может быть это правдой».

— Девушка, - выдохнул врач с неким раздражением. — Оно для поддержания общего тонуса мышц, дабы не атрофировать их ввиду неиспользования.

— Ясно... Доктор, Степа когда-нибудь сможет ходить? - Туман в глазах Гаврилова очистился. «Ходить» — как это великолепно, какая блажь — чувствовать ноги, силу мышц. Да просто ходить в туалет самому. Он прислушался к разговору с надеждой на желанное «да», пускай это и было маловероятным. Даже парень это понимал, но надежда всегда умирает последней, порою даже скорее, чем сам страдалец.

— При должном лечении... - начал было врач, но осёкся и тяжело выдохнул, почти что с отчаянием. Один выдох доктора, а у Степы уже пошли мурашки по всему телу. Парня пробило на холодный пот. — И все равно не гарантирую. Возможно даже наоборот, ничего не получится, шансы крайне малы. К тому же, у Степана и вне тяжёлой травмы позвоночника очень много серьёзных проблем со здоровьем: острый гепатит В, инфекционный эндокардит, пневмония. Все это лечится не так просто, как хотелось бы.

Стало заметно тише, и в этой гробовой тишине раздавались лишь голоса врача и Агнии. У Агнии были вопросы о предстоящей новой жизни Степана, в связи с чем она активно обсуждала нынешнее состояние здоровья молодого человека, тем временем как для Гаврилова уже всё было предрешено. Степан решил всё так же быстро, как щелкал в школе задачки по физике, ещё когда заснул в первый день на больничной койке с осознанием своей инвалидности и проснулся, уже зная, что будет делать и к чему это ведёт. Принять это решение ему было нужно так же скоро, как вынюхать дорожку кокса. Уже как прежде не будет никогда. Ему ещё долго предстоит ходить под себя, не в силах самостоятельно дойти до туалета, примерно весь остаток жизни. И эти мысли о будущем с инвалидностью его угнетали. В одночасье Степан лишился практически всего. И виноват был он сам.

— Спасибо за честность, - обречённо сказала Агния.

— Принимайте препараты по назначению, соблюдайте режим сна, питайтесь правильно...

— Хорошо...

— В связи с тем, что пациент так же страдает от зависимости, я требую, чтобы сразу после выпуски вы немедленно направили своего молодого человека в реабилитационный центр. В нашем городе есть отличный специалист, Дмитрий Анатольевич, он...

— Да, я знакома с Дмитрием Анатольевичем. Мы уже решаем этот вопрос с его родителями, спасибо.

Врач был холоден не потому что ему плевать на людей, и он не ощущает ни малейшей эмпатии к страданиям пациента, а потому что таких у него ещё штук сорок в отделении. Профессиональная деформация врачей, связанная в основном с далеко не совершенной системой здравоохранения, давала столько сострадания, сколько могла.

— Всего хорошего, молодые люди. Не печальтесь. Никогда не стоит впадать в отчаяние.

Молчание стало спутником Гаврилова на протяжении всех этих двух недель и двух дней. Запах медикаментов пропитался в его волосы, одежду и кажется даже в кожу. Степа смотрел на свои ноги и пытался силой мысли научиться ходить. Часы раздражающе громко тикали.

Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так.
Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так. Тик-так.

— Я устал, просто устал, - с силой зажмурив глаза, сказал Степа безжиненным голосом. Он сидел в инвалидной коляске и, неожиданно для Агнии, душераздирающе закричал. Это был не просто крик, а что-то невероятно страшное. Так не верещит ни одно дикое животное. Голос его звучал неописуемо. — Устал!!! Я просто устал. Хватит уже издеваться надо мной, сколько можно, Боже!!! Убейте меня уже! Убейте. Меня! Убейте. Меня! Убейте. Убейте. Прошу. Умоляю! Убейте! А-а-а!

Он хватался за ранящие предметы как за спасение, за суть, всеми малыми силами пытаясь избавиться от кошмара, так похожего на банально ужасающую жизнь.

Агния упала на колени и рыдала, дрожа от паники всем телом. Девушка не заметила, как мед работники, ворвавшись, быстро вкололи сильных успокоительных парню и вырубили его.

В этот момент зал замер в ожидании кульминации! Все актёры сгреблись в мизансцену! Взгляды устремились в одну сторону. Гаснет свет, и шторки съезжаются. А продолжение всё следует к своему неминуемому концу...

* * *

Тяжёлая травма позвоночника забрала у него последнее. Степе пришлось столкнулась с полным неприятием нового себя. Теперь элементарно умыться, поесть, сходить в туалет — самостоятельно парень больше не мог. Осознание того, что он больше никогда не сможет обходиться без посторонней помощи угнетало. Благодаря новому статусу в обществе Степану не составило труда впасть в глубочайшую депрессию, в ходе которых случались нервные срывы и истерики. «За что, почему я!?» - отчаявшись, обращался он к Богу в сотый раз за последний час.
Из-за той злосчастной аварии на перекрёстке Гаврилову пришлось учиться жить по-новому, адаптироваться, привыкать к новому и незаменимому другу на все часы в сутках — инвалидной коляске.

* * *

Спустя месяц после аварии, Степан все же вышел на улицу. Всю дорогу туда и обратно он не издавал ни звука и молча ловил и презрительные, и равнодушные, и жалостливые взоры в свою сторону. Когда его посадили в ненавистное им кресло, Степан признался самому себе в том, что весь путь видел лишь одно: чужие ноги. Десятки проходящих мимо людей и их ноги. В сапогах, ботинках, кроссовках, туфлях. Кто-то бежал, кто-то шёл неспеша. Ноги… Десятки ног, способных, в отличие от его ног, ходить, бегать, прыгать и танцевать. Волной истерика накрыла Гаврилова.
Он ненавидел Женю за то, что с ним стало, но одновременно с тем хотел, чтобы он был рядом в такой тяжёлый для него момент, но друг всячески избегал его. И Степа думал, что, возможно, ему мерзко смотреть на него такого — ничтожного, жалкого, беспомощного, прикованного к коляске, а на деле Женя Степу спасал. Спасал от самого себя, боясь вновь совершить оплошность и уничтожить чужое будущее в одночасье. Пусть разрушать уже почти ничего не осталось...

Из-за ДТП Степа лишился возможности водить, жать на педаль газа, чувствуя рев автомобиля. Раньше он обожал машины, очень любил, любил водить, а теперь парень их... Нет, не ненавидел. Боялся.