Когда мне было лет семь-восемь, я пытался подружиться с Богом, приглашая его к себе домой посмотреть баскетбол. Он так и не пришёл...
Из фильма «Дневник баскетболиста».

Ему не хотелось ничего. Просто сидеть и медленно разлагаться на частицы, молекулы и тысячи мельчайших атомов, постепенно тлея на ветру, как косяк. Утраченная способность получить удовольствие уже давно не витала по округе, она уже давно исчезла из его жизни, найдя поселение в другом человеке. Угнетение, безразличность, равнодушие, тоска и все её оттенки заполонили цистерну его души. В последнее время Женя потерял способность себя удовлетворить, и речь тут совсем не о страсти. Парень был угнетен и безразличен к любой новости, к любому человеку, и особенно к себе. Тоска и все её оттенки поглатили его разум без остатка, не оставив и малейшего шанса на выздоровление разума. Его состояние представляло собой смесь всех негативных эмоций: от апатии до ярости. Женя надеялся, что спиртное отвлечет его хоть на немного, но это оказалась ложной надеждой. Слова Агнии стали последней каплей. Её слова вогнали его в ещё большее уныние. Женя уже давно начал болезненно воспринимать реальность, а сейчас это ещё сильнее усугубилось. Всё перестало его радовать. Радость бытия расщепилась, а вместе с тем и желание жить.

— Привет, тут свободно? - кокетливо улыбнулась незнакомка, без разрешения вторгаясь в пучины его рефлексий.

— Так возьму и напьюсь до безпамятства.

— Я могу составить тебе компанию. Эй, бармен, слушай сюда, мне шериданс, а молодому человеку...

— Водки.

— Понял, - отозвался бармен.

— Я тако-ой плохо-ой! - выл от невыносимости реальности молодой человек.

— Ну почему же, ты мне не кажешься плохим... Какие планы на вечер? - не двухсмысленно намекала симпатичная девушка.

— Планы? - будто бы очнулся из транса Женя. Только сейчас, раздупляясь, он осознал, что всё это время рядом с ним сидела приятной наружности девушка. — Да подцеплю какую-нибудь женщину, женюсь на ней, буду бить, потом у нас будут дети, которых я тоже буду бить. Я буду бить и пить, пить и бить. Я ведь копия своего отца!

— Слушай, парень, ты какой-то странный... - уже не выдержав, сморщилась незнакомка. — Прощай.

Как и пообещал Женя, он исчез на несколько месяцев из жизни Степана. И не только из его жизни, но и из родительского дома. Где он был — не знал и он.

* * *

Где был Женя не знал и Степа, зато Степа знал, где можно раскумариться.

«Куре респект. 10/10/10», - уже печатал он отзыв.

Будь тут Арсений или Матвей, они бы быстро вычислили, где сейчас Женя, но, к сожалению, их не было рядом. Их вообще больше не было. Ребята несомненно скучали по ним. Матвей и Арс являлись неотъемлемой частью их жизни, а после их пропажи не стало и самой этой жизни, по крайней мере большей её части. Не было ни дня, чтобы Женя и Степа не вспоминали друзей, ушедших из жизни. Эта потеря не далась им до сих пор, потому что пережить такое невозможно.

Найти Женю было трудно, однако, знакомый шкуроход за дополнительную плату рассказал, что видел рыжего парня у входа в клуб «Мориарти» у самой окраины города. Степа быстро принял то, что ему привезли и помчался к другу, или скорее уполз.

Дорога предстояла трудная. Ему пришлось ждать следующий автобус, потому что в первый подходящий его не пустили. Уж слишком изрядно мерзким человеком в обдрипанной одежде показался Гаврилов кондуктор. Ему повезло, вторая была переполнена и людям было не до его внешнего вида.

Клуб «Мориарти» был изящно обставлен, венецианская мебель, столы из красного дерева, до блеска натертые полы, роскошная люстра, свисающая, будто бы рука самого Господа Бога. Здесь даже туалеты были подобны королевским будуарам, но все равно он не шёл ни в кое сравнение с ныне исчезнувшим с лица городка «Закатным». У нового клуба не было проблем с правоохранительными органами, а громилы у входа, работающие за большие деньги, не позволяли дебоширить в заведении. Тут собирались относительно культурные посетители, дабы вкусить плод алкогольного веселья. Но даже здесь гости заведения могли под шумок дунуть или употребить. Наркомания укоренилась на всех уровнях социального населения.

Степан, пытаясь не жмуриться от изрядно яркого освещения у барной стойки, поинтересовался у бармена, не видел ли тот рыжевого мужчину возможно с отросшей щетиной, веснушками, покрывающими все его лицо и тело, большими ореховыми глазами и широкими плечами. Гаврилов не успел договорить описания друга, как бармен сказал, что тот отошёл в уборную.

— В уборную? - переспросил он, не веря, что кто-то действительно называет туалет уборной. — Ну ладно.

Минуты тянулись, как часы. Степана накрыло желание поговорить ни о чем.

— Знаешь... Когда всё... Осторожно и гладко. А внутри бурлящая лава в жерле вулкана, которая готова к извержению. Знаешь? - Степа изливал свои переживания и мысли, не заботясь о том, что человеку за барной стойкой знать его внутряки совсем ни к чему и неинтересно совершенно.

— Не знаю, у меня иначе, - за спиной раздался уставший голос с хрипотцой. — Я пуст и на том все.

— Женя! - воскликнул Гаврилов, схватив друга за запястье, будто боясь, что он может исчезнуть, расстворившись в воздухе, если того не предпринять. Сердце его забилось чаще то ли из-за веществ, то ли из-за того, что он наконец нашёл Женю. Это ему напомнило ощущения, когда он копал землю и наконец находил свое сокровище. Наслаждение, растекающееся по всему телу, как горячая лава сладострастной блажи.

— Степ...

— Я рад, что нашёл тебя. Ты где шлялся? - силясь сконцентрировать взгляд на друге, произнёс он.

— Гулял в небытие, размышлял о том, о сём и ни о чем одновременно, - на мгновение в нем промелькнула радость за то, что Степа искал его, действительно искал, и наконец нашёл. Это приятное чувство продлилось недолго, всего лишь один миг. Затем Женя дальше продолжил не чувствовать ничего.

***

Лава кипела, уже выливаясь из жерла вулкана. Она подступила к краям, желая извергнуть свой гнев. Тем временем чайник на кухне засвистел. Чертыхаясь, Валерий подошёл вырубить его.

— Валера.

— Чего тебе, блять?! - оттягивая промежуток спортивных брюк, взревел он.

Она краем глаза взглянула на кипяток, медленно остывающий в чайнике. Он мог швырнуть его об её голову: об этом женщина подумала сразу же, как Валера прикоснулся к ней. Но Лесю это не остановило. Её вообще больше ничего не остановит. Она больше не будет молчать. Никогда.

— Ты грязная мразь, торчок, просто ничтожество. Столько лет жизни с тобой, а ты как был дерьмом, так и продолжаешь им оставаться. Ублюдок, из-за тебя сын пропал! - слюна от злости слетала с уст.

— Вот те на, - гортанно загоготал Валера. — У тебя оказывается есть голос. Ух как запищала!

Олеся от злости не знала, что делать. Женщина стояла в полный рост и грудь её мощно вздымалась вверх и вниз, руки были сжаты в кулак, а в глазах горел огонь. Она хотела его душить, с наслаждением наблюдая за тускнением жизни; хотела чувствовать, как хрустят его кости под её нажимом; желала слышать его предсмертные кряхтения и извивания под собой; мечтала видеть ужас и слёзы в глазах мужа. Она хотела его убить, но садиться в тюрьму ей не хотелось, а желание было таким стойким, что она боялась не сдержаться.

За все те годы мучений. За все те годы страданий и боли — она хотела отомстить ему за всё.

Олеся попыталась выйти из кухни, дабы не схватить нож и не вонзить его мужу прямо в сердце, конечно, если оно у того имелось, но он неловко успел её схватить за запястье. В этот момент она почувствовала всё омерзение к нему. Его ледяная хватка была для неё тюрьмой. Она почувствовала себя зверем, загнанным в угол. А зверь, который потерял пути отступления становится неуправляемым. Он желает терзать и разрывать на своём пути все, что попадётся. Нечеловеческий рык почти издался из её горла.

— Куда собралась? Мы ещё не договорили, - твредо произнёс он. Зубы Олеси заскрежетали.

— Да пошёл ты нахуй, - по змеиному зашипела она полушепотом, возле уха. Она боялась его как всегда, но произнесла уверенно, готовая гордо вынести удар. Хлёсткий шлепок и волосы разлетелись в стороны. Щека стала окрашиваться в алый. Глаза накрыла защитная пелена. — Ты ужасен, отвратен и жалок, - прорычала она. — Из-за тебя пропал Женя, это ты виноват. Это всё твоя вина! Сколько мы тебя терпели, надеялись, что ты возьмёшь себя в руки! Всё. Хватит. С нас с Женей достаточно. Какая же я тупая, верила, что ты изменишься. Ха! Вот дура дурой.

— Лесь, не говори ерунды. Кто тебя заставил так сказать? Ты же от меня на самом деле никогда не уйдёшь, - нервно заулыблся тот, но видя, что жена не становится спокойнее, улыбка спала с лица. Олеся никогда с ним так не разговаривала.

— Всё, Валера, с меня достаточно! Я подаю на развод.

Всё в душе Валерия переменилось, что-то взорвалось внутри него и начало тлеть.

* * *

Он остался зол на него и никогда не перестанет быть на него быть таковым. Ещё бы. Ведь отец столько боли причинил. Но простил ли он его? Несомненно.
Человека обидеть нельзя. Он сам выбирает: обидеться или нет, а такое старое, доподобное чувство, как злость мы не в силах контролировать. И женщина обладала удивительной силой — силой самоконтроля. И этот день настал. День, когда голос Леси, даже почти что уверенный и твёрдый, зазвучал в этом доме. И Валера не просто услышал её, а выслушал.

— Прости, сына, я был не прав. - Он понял наконец спустя столько лет. — Прости меня. - извинялся тот на коленях. На полу был картон, они красили стены пару месяцев назад, но до сих пор ещё не убрали. Душещипательно: Женя вспомнил, как отец когда-то пиздил их картонкой, чтобы не было побоев, и они не могли подать на него заяву. Вспомнив это, он понял, что не сможет так просто простить и уж тем более забыть. Прошлое, как призрак, будет следовать за ним по пятам. Либо ты с ним миришься и вспоминаешь как можно реже, либо отрицаешь даже само существование плохого в своей жизни, тем самым не позволяя постигнуть гармонии своего естества. Чем сильнее ты будешь брыкаться, тем глубже засосет в болото тёмное прошлое.

Возможно Женя так никогда и не сможет простить его до конца, но у него есть огромный шанс наладить мир со своей душой, позволив ей расслабиться, и наконец начать жить настоящим, а не прошлым. Да, по началу он будет часто вспоминать. Ему понадобиться намного больше времени, дабы понять, что это нормально. Но постепенно Женя начнёт замечать, что вспоминает плохое все реже. И все реже триггеры прошлого будут мешать ему жить, ведь он смирится с ними. Он принял прошлое как часть своей жизни и перестал отрицать её, перестал себя жалеть. С этого дня и поныне.

— Я тебя простил.

— Спасибо, сынок. Спасибо! - Валерий пал на колени и был готов расцеловать сына. Влага заполонила его очи.

— А теперь исчезни из нашей с мамой жизни.