Наркотики подводят к вратам рая, чтобы закрыть их перед тобой навеки.
Мейсон Кули.

Попадания воздуха под давлением в лёгкие за считанные 3 секунды:

Три.

Ты получаешь то, что хотел и тебе хорошо.

Два.

Ты попадаешь в невесомость и тебя плавит.

Один.

Ты сегаешь с крыши и топишься в иллюзиях больного мозга.

Он думал, что обманул смерть, но это она его наебала.

Этот парень номер один в списке среди тех, кого он нагнул.

— Посмотрите на часы, и вы увидите, как возвращается время...

Городской сумасшедший, живущий в подвале старинного дома, сегодня кутил в центре города. Стоя напротив памятника часам, он указывал пальцем на него и всё причитал.
Матвей сидел, как и все остальные вокруг этого памятника, и нервно курил.

— Я не против обернуть время вспять, например, лет на пять. Раньше было ахуенно, - пробубнил парень себе под нос.

На самом деле прошлое, за которое он так цеплялся, было лишь прообразом зоны комфорта, из которого он сам себя вынул. В действительности раньше ни чуть не было лучше. Просто подсознание имеет свойство удалять большинство плохих воспоминаний по истечении времени. Матвей уже не выдерживал нагнетающей обстановки ни в мире, ни в своей жизни, поэтому он стал абстрагироваться, топясь в искусственном счастье, созданном благодаря веществам. Ему становилось спокойно ровно на считанные секунды, но он все равно не получал того, чего так сильно желал. После эйфории наступала лишь ещё более глубокая пустота.

* * *

«Закатный» закрыли за огромные штрафы, их неуплаты и отсутствие пожарной техники безопасности. Сменился владелец, теперь шёл полный ремонт. Сплетничали, что на месте клуба собирались открыть детский развлекательный центр. Гротескно, что делают благое дело, правда, на месте, где некогда сливали наркотики в унитаз из-за неожиданных визитов омона.

Сейчас Матвей, Женя и Степа сидели в антикафе и молчали, будто бы дожидаясь кого-то четвёртого, но никак не дождутся. Перед ними были разложены игры, они пили карамельный латте, но атмосфера отегощала все равно. Всем было плохо на душе. Кого-то не хватало, но этого Кого-то они уже никогда не дождутся...

– «Экстази нормальный наркотик. Хуже, если я бы был торчком героина», сказал однажды Саня. Затем, когда он перешёл на меф, стал говорить: «Ну, а что плохого в скоростях? Если знать меру, то все будет ок». И знаешь теперь он где? В тюрьме. - Женя продолжал борьбу с наркозависимостью Матвея, пока сам Рудаков даже и не начинал.

— Да знаю я, где он, - недовольно пробурчал Матвей, сжимая угол подушки. Ему не нравилось, к чему вели друзья. — Тебя же чуть с ним не посадили.

— М-да. Жалко его, он же моим другом был. Да и до сих пор друг... Ещё несколько лет и выйдет пацан.

— Матвей, прекрати менять тему, - грузно произнёс Степа. Он нахмурил густые брови.

— Эй, точно, Матюх! Я даже не заметил. Манипулятор херов, - проворчал Женя.

— Пацаны, не капайте мне на мозг, по-братски. Не вам меня судить.

— Судить, как раз-таки. Мы со Степой уже три дня в завязке, а ты сколько минут?

— Да, в том числе и алкоголь и сигареты, - уточнил Степа.

— Ебать у вас достижения по жизни, конечно, - злясь, ухмылялся парень, испытывая раздражение в успехах друзей. В первую очередь он ненавидел себя за то, что отрицал проблему и не пытался её решить.

Каждая его попытка бросить наркотики начиналась в понедельник, а понедельник всё никак не наступал.

— Молчал бы. Тебе и столько не осилить!

— Да я могу бросить в любой момент, - Матвей прятал страх никогда не суметь их бросить в излишне уверенных фразах.

— А брось сейчас, - с вызовом сказал Женя.

— А я сейчас не хочу.

— Понятно всё с тобой, - сказал Степа, распластавшись на диване. В дверном проёме появилась Варвара, которой оставалось лишь лицезреть окончание их разгоряченной беседы.

— Вы нихуя не понимаете меня! Не понимаете, почему меня колбасит. Почему меня воротит от всех вас! Я ебаный торчок, но вы хоть раз задумались почему? Почему!? Мне не помогли! Я просил о помощи, умолял! И кто мне, сука, помог? Что мне оставалось делать?

— Когда ты просил!? Ты всегда отталкивал, придурок! Эгоист, который дальше своего носа ничего не видит — это ты, Матвей.

— Помолчал бы! Если бы не твои разборки с Псами, Арс был бы жив. Он был бы жив!

— Он тебе звонил, блять! Звонил! Ты мог его переубедить самоубиваться, но ты же был ебать занят, закидывался в очередной раз. Ты ёбаный эгоист! И это из-за тебя Арс умер. Это твоя вина. Твоя!

Матвей не выдержал горкость правды и, разгромив дженгу, почти ушёл, когда Женя схватил его за шкирку.

— Ну-у-у, не-ет! Жертвой себя выставить тебе я не дам!

— Отпусти меня! - в глазах Матвея горело пламя гнева, но во взоре Карпова его было не меньше.

— Сел, - властный голос похоже повлиял, так как Матвей остановился как минимум.

— Женя, не надо, - Степа нервничал. Не этого завершения разговора он хотел.

— Ты сейчас сядешь и подумаешь, что делать дальше со своей жизнью. Я не твоя мама и Степа тоже, больше нет людей, которые будут выгребать за тобой твоё же дерьмо. Сядь, - и Рудаков сел. — Мы пойдём, а ты обдумай свое поведение, - К концу своего монолога у Карпова значительно изменился голос, он стал мягче. Теперь он не давил на друга, потому что не было необходимости. Матвей почти успокоился. — Пошли, - он отвернулся к Степану, а затем они покинули помещение, оставив друга в раздумьях.

Рудакова оставили наедине с Варей.

— Я старался. Правда старался стать человеком, но, кажется, есть те, кому просто это не суждено...

— Матюх, брось так думать. Это же не ты. Где весёлый Матвей, создатель собственный рок-группы и обладатель лучшей улыбки на планете Земля? - юношеский максимализм и оптимизм ещё не успели разрушиться под гнетом взрослой и не всегда справедливой жизни, поэтому Варя не понимала людей, которые тратят время на грусть, когда вокруг столько радости. Хотя, это равносильно сказать астматику «почему ты не дышишь, вокруг ведь столько воздуха!».

— Он давно сдох, потому что никому не нужен.

— Ты для меня важен. И... И друзьям ты нужен. Ну сам посуди. Разве им бы было не все равно, если бы ты им не нужен был? А они вон как стараются тебе помочь, пока ты кусаешь руку, которая тебя кормит.

— Будешь чай?

— Ага.

* * *

Следующим днем Матвей встал рано. Разговор прошедшего дня вдохновил его на начинания. И на этот раз на чуть большие сдвиги на пути к излечению. В тот день он много общался и взаимодействовал с сестрой: они играли в шахматы; обсуждали фильм, недавно вышедший в прокат, и Полина учила его готовить самые основные блюда. Полина была подростком шестнадцати лет и вела она себя подабающе для своего пубертатного возраста. На её лице нередко играло безразличие, которое убивало Матвея. Полина выросла точной копией своей матери и видеть, как подобие матери равнодушно относится к нему, стало для Матвея мукой.

— Че ты, как? - Сестра подошла к лежащему на полу в центре гостиной Матвею. Она возвышалась над ним, как ангел.

— Как видишь, умираю.

— М, ясно.

Некоторые сестрёнки подбирают за братьями зажигалки и сигареты, убирая на поверхности. Полина же подняла выпавшие из карман брата цветные таблетки, с нарисованными на них разными узорами, и положила на стол.

— Ты не помнишь, но в детстве тебя откачивали от них.

— Помню и именно благодаря этому я не испытываю желания, как мои знакомые, предаваться таким вещам, - Девочка сморщилась, припоминая местных алкашей. — Спасибо тебе.

— Получается, я чуть тебя не убил, зато ты и на метр не подходишь к веществам?

— Походу. Я в реабилитации лежала. Долго. Из-за них.

— Из-за меня.

— Что? - не расслышала она.

— Из-за меня. Ты чуть не умерла из-за меня, - Полине не нашлось, что ответить брату. Так оно и было.
Если Матвей не был наркоманом, возможно Полина так никогда и не передознулась.

— В каком ты классе учишься уже?

— В десятом.

— И собираешься... - он ждал продолжения от русоволосой девушки.

— У меня нет никаких идей, - её голос все ещё звучал монотонно.

— Это нормально.

— Я знаю, но пахан блокирует кислород, каждый день задавая вопрос, кем я хочу стать, - сказала она, испытывая витиеватое раздражение.

— Тебе шестнадцать всего, а уже требуют каких-то серьёзных решений, жуть. Я в свои двадцать шесть не знаю, кем хочу быть.

— Вот и я о том!

— После выпуска предлагаю тебе взять годовой отпуск для того, чтобы подумать, что ты хочешь от этой жизни.

— Отличная идея. Чур ты об этом скажешь папе сам.

— Если папа в штыки воспримет, можешь у Арс...

Комната погрузилась в немоту. Казалось, земля остановила вращение, а солнечная система, в ожидании, замерла.

— Почему ты до сих пор употребляешь? - Матвей хотел, чтобы кто-то прорезал тишину своей репликой, но он не ожидал, что услишит именно это.

— Это претензия?

— Это вопрос. Обычный вопрос. - высокий голосок пытался вразумить брата. Полина заправила пряди волос за ухо.

— Мир бледен, а там, за её чертой, естество преобретает краски...

— А ты не пробовал вместо того, чтобы рисовать картины, по своему подобию собирая элементы из воображения, выйти на балкон и взглянуть на красочный мир?

— Мир не кр...

— А ты разве выходил на балкон, чтобы увидеть мир? Может ты и выходил, но глаза ты точно не открывал. Мир красочен, просто ты этого не видишь.

— Ты вроде маленькая ещё, а мудрости выше крыши! - Ухмылялся Матвей, до последнего выжимая из себя вид незаинтересованного в этой теме человека.

— Не превращай наш разговор в шутку. Задумайся, пожалуйста. Ты мой брат и мне не все равно на тебя и твою судьбу. - Полина подошла к брату, обняла и ушла, оставив того в раздумьях. Все ему что-то говорили и оставляли, чтобы тот задумался. Но задумается ли он?..

Неожиданные проявления поддержки и любви пробудили у Рудакова ком в горле. От осознания того, что сестра на него не зла — была для него чистым опиумом. Матвей был бесконечно рад и благодарен, что не стал для неё врагом, как для отца.

Ещё никто, наверное, после смерти матери не был так заинтересован в душевном состоянии Матвея, как Полина. Не зря говорят, что самые близкие люди — это наша семья.
Как только корабль получит пробоину, первыми згинут друзья, а до последнего, пока дно корабля не соприкоснется со дном океана, будут наши члены семьи.

* * *

Ступни потели в скрытых от кислорода кедах. Лето использовало асфальт, как сковороду на плите. По дороге Матвей штудировал стены домов, на всякий ожидая лёгкой добычи сахарного. Лёгкие на подъём ладони ласкали кирпичные стены, оставляя за собой шлейф, по которому шли двое.

Матвей часто параноил. Буквально каждый день — такой был один из многих других побочных эффектов от секундных блажей. Из-за этого ему на каждом шагу мерещились демоны, упрёки Бога, мусора и шорохи за спиной. Он часто нервно оборачивался и вдруг понял, что ему не казалось.

— Ты че за мной ходишь? - Развернулся, а там по пятам за ним шёл Степан. Гаврилов был так же бледен, как Матвей. Он пытался не отставать. — Блять, а ты зачем!? - Он увидел и Женю. — Оставьте вы уже меня в покое.

— Матух, мы с тобой. Не бичуй. Мы поможем тебе, не надо замыкаться в себе. Мы тут, рядом, - как можно более дружественно произнёс Женя.

— Да отстаньте вы от меня, блять! Я сам!

— Матюш...

— Идите нахуй! Я сам справлюсь. Хватит за мной ходить, как за ребёнком. - Друзья жутко, аж до дрожи в сердцах, боялись за Матвея. — Я не самовыпилюсь. Чуть-чуть доверия ко мне проявите, пожалуйста. Если сказал, что не убьюсь, значит не убьюсь. Раздражаете...

— Хорошо, Матюш, хорошо...

Увы, им пришлось уступить.

Взрослая жизнь Рудакову давалась трудно. Почти что не давалась. Он не умел готовить и терпеть не мог работу. Никто не любит работу, но все работали. Все, но не Матвей.
С тех пор как умерла Анна Васильевна, хозяйскими делами дома занялась Полина. Из-за несовершеннолетнего ребёнка Роману пришлось уйти со своей работы и найти новую вблизи дома. Она была менее высокооплачиваемой, но деваться было некуда: он руководил строительными процессами у ближайшего к дому завода. И пока Роман работал для семьи, а Полина готовила ужин для них всех, Матвей таращился на дверь подъезда, взглядом прожигая в нем дыры. Наконец он заскочил в него, когда перед ним вошёл бородатый мужчина. Он наверняка знал, что Денис его даже в подъезд не впустит, потому даже и не старался набрать номер квартиры.
Матвей, закрыв ладонью глазок, позвонил. И Малой открыл. С выпуска он никак не изменился. Парень оставался того же роста.

— Здорово, Ден!

— Это ты?! - не веря своим глазам, задал вопрос Полихаев.

— Пошли покурим.

— Так я не употребляю уже, - в голосе Малого прослушивалось настигшее его удивление.

— Да ладно, те че, жалко что ли?

— Ну, слушай, могу только сиги дать, - он покопошился в своей куртке и протянул сигарету с выражением искреннего желания помочь, чем может.

— Да нахуй мне твои сигареты, - Рудаков ударил его по руке и уронил их на пол.

— Слушай, Матюх, идика ты нахуй! - Тут Малой не выдержал и закрыл перед ним дверь, как наркотики закрывали ворота в приличное общество Рудакову.

Хоть Денису было абсолютно плевать на Матвея, он позвонил Стёпе, ведь тот просил маякнуть, если его друг объявиться. И поэтому он рассказал всё, что произошло. Денис бы ничем не отличался от Матвея, если бы однажды его мама не наставила ему пистонов в нужный момент. Каждый случай уникален и в его случае материнские пистоны помогли ему прийти в себя и заняться лечением. Его мама все скопленные деньги за все свои годы жизни потратила на лечение сына в рехабе. И не зря, это помогло: Денис уже больше года был чист.

И пока Малой наслаждался своим возвращением в чистый и ясный мир, Матвей задыхался от собственных гнойных мыслях внизу, сидя где-то на одной из грязных ступенек подъезда. Его жизнь можно было описать одними этими заметками:

«Нет, я не наркоман, я же только курю травку.

Я не наркоман, я же только таблетки выпил, их даже в психиатрии для душевно больных применяют, дабы излечиться.

Я не наркоман, нет, а вот тот, кто нюхает соль, это да-а, другое дело.

Я не нарик нет, нюхаю соль, но чисто по выходным, для тонуса...

Нет, я не такой, как Никита, которому ногу ампутировали из-за того, что он в вену на ноге постоянно колол хмурого».

— Нет, нет... Я не такой.
Я не такой. Не такой. Нет.

И в этот момент... Кто-то себя узнал.